— Пожалуй, нет, — пожал плечами Дон, но слова его прозвучали как-то неубедительно.

На десерт Дженнифер подала абрикосовое желе со сбитыми сливками. Дон ел молча, полностью погрузившись в свои мысли, брови его сосредоточенно сошлись над переносицей, лоб прорезала глубокая складка. Но едва Дженнифер встала из-за стола, он стряхнул с себя задумчивость и предложил:

— Я уберу посуду и заварю кофе. А ты посиди у огня, отдохни минутку.

В воздухе разливалось блаженное тепло, и, глядя на пламя, Дженнифер чувствовала, что глаза у нее закрываются сами собою. К тому времени, когда Дон вернулся с подносом и расположился в кресле рядом с нею, молодая женщина с трудом сдерживала зевоту.

— Я еще не поблагодарил тебя за восхитительный ужин, — проговорил он, передавая ей чашку. И удивленно прибавил: — Вот уж не думал, что женился на великолепной стряпухе!

— А я раньше и не готовила. Просто в один прекрасный день мне осточертело питаться горячими бутербродами и чипсами, вот я и пошла на кулинарные курсы. Если живешь одна, поневоле приходится многому учиться. — И, не сдержав дрожи в голосе, добавила: — Мерзкая штука — одиночество. К нему, конечно, привыкаешь… да только много ли в том радости!

Дон болезненно поморщился.

— Черт бы побрал этого поганца Лайонела! — в сердцах воскликнул он.

— При чем тут Лайонел? — изумилась Дженнифер. — Не он виноват, что я осталась одна. В конце концов, Лайонел хотел как лучше.

— Только не думай, что мой братец действовал из чистого альтруизма. Своекорыстный эгоист!

— Как ты можешь! Лайонел такой добрый…

— А ты никогда не задавалась вопросом, с чего бы это он взялся тебе помогать? Да этот пакостник всю кашу и заварил!

— Ну можно ли так плохо думать о своем брате? — запротестовала Дженнифер.

— Я не просто думаю. Я знаю доподлинно. Он сам мне признался… не далее как нынче вечером.

— Ты говорил с ним? — возбужденно воскликнула молодая женщина; сна как не бывало.

— Расставшись с Кливлендом, я поехал прямиком к брату. И с порога объявил, что мне нужна правда и только правда, и ее я из него выбью, если понадобится. Так и хотелось свернуть мерзавцу шею!

— Но за что? Я ничего не понимаю.

— Ты никогда не задумывалась, с какой стати я вообще примчался из Штатов в фамильное гнездо?

— Как? Неужели Лайонел… — изумилась Дженнифер.

— Именно. Не кто иной, как Лайонел, написал мне, что «смазливенькая секретарша пытается заарканить папу». В ту пору я был страшно занят и вдумываться не стал. Тогда пришло следующее письмо, на совершенно истерической ноте: дескать, ты ночами навещаешь Мэтью в его спальне, вымогаешь у него деньги и дорогие подарки…

— Это ложь! — яростно выкрикнула Дженнифер.

— Лайонел уверял, что отец совсем помешался от страсти и никаких доводов не слушает, — невозмутимо продолжал Дон. — И добавлял, что, если я не потороплюсь, мы обзаведемся двадцатилетней мачехой…

— И ты поверил!

— По крайней мере, встревожился, — признался Дон. — Я взял недельный отпуск и приехал посмотреть, как обстоят дела. Я сразу понял, что Лайонел прав: вас с Мэтью связывают отношения, куда более эмоционально-значимые, нежели простое сотрудничество босса и секретарши. Я следил за вами днем и ночью. Я видел, как ты ему улыбаешься и треплешь по плечу. Как проясняется его лицо, едва ты входишь в комнату. Как он не сводит с тебя глаз… Но дядин банк оказался под угрозой краха, и я вынужден был вернуться в Бостон. Вот тогда-то я и написал брату. И при первой же возможности поспешил обратно в Торнтон.

— Я понимаю, что на посторонний взгляд все выглядело именно так, — беспомощно проговорила Дженнифер. — Особенно если заранее приготовиться к худшему. Но поверь, речь шла о платонической привязанности, не более того!

— Как бы то ни было, Лайонел, похоже, искренне верил в то, что отец влюблен в тебя по уши, и отчаянно пытался вас разлучить. В роли мачехи он тебя видеть совсем не хотел.

— То есть Лайонел опасался за денежки Мэтью?

— Я тоже так раньше думал, — кивнул Дон. — Но, как выяснилось, причина заключалась в другом. Когда я узнал, что именно Лайонел счел своим долгом открыть тебе глаза на мое «коварство», я сначала не понял зачем. Если бы он и впрямь стремился спасти фамильное состояние, так, будучи замужем за мною, ты не представляла ни малейшей опасности. Я не питал на твой счет никаких иллюзий и вполне мог сам о себе позаботиться. Зачем же показывать письмо и подстрекать тебя к бегству? Когда ты рассказала мне все, ничего не скрывая, я заподозрил истину. А сегодня Лайонел подтвердил мои догадки.

Не сводя глаз с мужа, Дженнифер напряженно ждала продолжения.

— Неужто ты так ничего и не заметила?

Молодая женщина отрицательно покачала головой.

— Да мальчишка в тебя влюбился по уши! Лайонел разлучил тебя с отцом и надеялся разлучить со мною. Рассчитывал, что ты с горя бросишься в его объятия.

Едва туманные предположения облеклись в слова, Дженнифер инстинктивно поняла: Дон прав. Именно этим и объяснялось странное поведение Лайонела и ее собственное неуловимо-тревожное, неспокойное ощущение.

— Брат с первых дней с ума по тебе сходил. А ты мальчишку просто не замечала и явственно отдавала предпочтение отцу. Неудивительно, что Лайонел жестоко ревновал. Он готов был душу заложить, лишь бы помешать отцу на тебе жениться. Даже меня впутал… себе на горе. Ну и, разумеется, жестоко поплатился за вмешательство, причем не единожды. Когда ты исчезла, а Мэтью дознался почему, он отказал сыну от дома.

Значит, все это — дело рук Лайонела, ошеломленно думала Дженнифер. И глазом не моргнув, он испортил жизнь ей, отцу, брату…

Словно прочтя ее мысли, Дон возразил:

— Этого поганца тоже по-своему жаль. Глупый, эгоистичный мальчишка… Твое исчезновение потрясло его до глубины души. Лайонел признался, что позже, переборов любовь, горько сожалел о содеянном. Он понял, что наши отношения значили для нас с тобою куда больше, чем ему показалось поначалу. Вот почему, пытаясь искупить свои прегрешения, он послал мне ту газетную фотографию… И знаешь, я готов его простить.

— Если бы он только с самого начала не вмешивался в чужие жизни, — удрученно посетовала Дженнифер.

— Дело не только в Лайонеле. Если бы в его россказнях не было ни крупицы правды, я бы от них просто отмахнулся.

— Но ведь так оно и есть! — настойчиво убеждала молодая женщина. — Лайонел либо искажал факты, либо откровенно лгал. Ну, поверь, пожалуйста: мы с Мэтью искренне привязались друг к другу, но не больше!

— Отец оставил тебе половину своего состояния, — неумолимо напомнил Дон.

— Я не знаю с какой стати. Я этого не хотела. И, честное слово, я не принимала от него ни денег, ни подарков.

— Нынче вечером Лайонел признался, что эту часть истории он просто выдумал, чтобы заставить меня приехать.

— А ты принял на веру каждое слово! — негодующе сказала Дженнифер. — Вбил себе в голову нелепую историю про серьги!

— А ты по-прежнему утверждаешь, что серьги подарены не Мэтью?

— Именно так.

— Но ведь это уже не имеет ни малейшего значения. Почему бы тебе не сказать правду? — с трудом сдерживаясь, потребовал Дон.

— Я только правду и говорю. — Дженнифер в отчаянии всплеснула руками. — Я знаю, что это очень дорогое украшение, на ярмарочных лотках такого не купишь, но я не понимаю, с чего ты так уверен, что серьги мне подарил именно Мэтью? Ведь Лайонел бессовестно лгал…

— Видишь ли, я и без Лайонела знаю, что серьги — подарок отца, — вздохнул Дон.

— И глубоко заблуждаешься. Мэтью здесь ни при чем.

— Послушай, — ровным голосом начал Дон. — Если ты взяла их без разрешения, так мне до этого и дела нет. Они очень красивые, трудно противиться искушению… Словом, я тебя не виню…

— Как мило с твоей стороны!

— Я просто хочу, чтобы ты созналась…

— Мне не в чем сознаваться. Серег я не брала.

Одного взгляда на лицо Дона хватило, чтобы понять: она даром тратит время. В порыве отчаяния Дженнифер опустилась на колени рядом с ним и взмолилась: