Следующие полчаса Роман сыпал цитатами из ленинских статей, которые в студенческие годы конспектировал для семинаров по истории КПСС. Кажется, он сумел произвести на аудиторию неизгладимое впечатление, подробно разъяснив суть лозунгов о союзе пролетариата с беднейшим крестьянством, о Республике Советов как высшей форме народной власти, а также о диктатуре пролетариата как промежуточном периоде при переходе от социализма к коммунизму.

К концу путешествия вокруг него собрался небольшой кружок заинтересованных слушателей. Молодой – наверное, ровесник Ромы – парень в бушлате с кобурой на боку азартно спросил:

– А ты скажи, если так хорошо разбираешься… Ведь товарищ Карл Маркс точно говорил, что социалистическая революция должна произойти одновременно в нескольких самых развитых странах. Как же получилось, что… – Он замялся, видимо не сумев озвучить почти крамольные сомнения.

– Понял, товарищ, – засмеялся Роман. – Маркс написал об этом полвека назад, но с тех пор многое в мире изменилось. Как доказал Владимир Ильич Ленин в своей гениальной работе «Империализм, как высшая стадия капитализма», к началу нынешнего столетия капитализм вступил в последнюю стадию…

Он упомянул неравномерность развития загнивающего капитализма и ленинскую статью «О лозунге Соединенных Штатов Европы», где было сказано, что социалистическая революция не обязательно произойдет одновременно во всем мире, как полагал Карл Маркс, но может вначале произойти в одной, отдельно взятой стране. Затем победивший пролетариат поможет братьям по классу совершить революции в других странах. Роман также напомнил про выступление на Шестом съезде партии товарища Сталина, сказавшего, что именно Россия станет той первой, отдельно взятой страной.

– Лихо ты чешешь, – немного растерянно выдохнул парень с кобурой. – Навроде как много знаешь. Я бы так не смог.

Старый моряк, угощавший Рому капустой, хохотнул и, поглаживая седеющую бороду, проговорил с нескрываемой подначкой в голосе:

– Учись, комиссар. Вот настоящий грамотный человек. Не то что ты, деревня заволжская… – Все так же весело матрос обратился к Роману: – Революция – это ладно, царя и буржуев мы уже послали по матушке куда подальше. А что ваш брат большевик про войну думает?

Братва оживленно зашумела – безусловно, вопрос задевал всех за живое. Послышались голоса: дескать, хватай винтовки – и айда в деревню землю делить. Другие говорили: мол, надо фронт держать, а не то немцы разгонят мужиков окопных и всех перевешают. Кто-то напомнил, что те же большевики три года агитировали против войны и за поражение России. При этом все нетерпеливо смотрели на Рому, словно ждали от случайного знакомого вселенских откровений.

Проблема и в самом деле была непростой. В благополучном будущем, отделенном от революции многими десятилетиями, Роману порой казалось, что Ленин малость перегнул палку. Желать поражения своей, пусть даже с поганой властью, стране – это перебор. С другой стороны, в конце семидесятых тоже начались разговорчики: дескать, проиграть бы какую-нибудь войну, тогда легче будет погнать на хрен старикашек из Политбюро. Впрочем, недавно начавшаяся война в Афганистане явно не грозила поражением…

– Все просто, товарищи, – с воодушевлением провозгласил он, отбросив сомнения. – Большевики выступали против грабительской несправедливой войны, когда угнетатели заставляли трудящихся погибать за интересы заморского капитала. Теперь же наша задача – защитить завоевания революции, защитить народную власть пролетарской диктатуры, отразить натиск иностранных интервентов и внутренней контрреволюции…

– Офицеров перевешать! – подхватил парень, интересовавшийся лечением триппера. – И наших, и германских. А потом пойдем на дредноутах в Англию и всех тамошних офицеров на осинах вздернем! И всех образованных тоже на осину!

– Эх, Саня, дракун ты безголовый, – сердито повысил голос седой ветеран. – Балаболишь своим помелом, не подумавши. Офицеры, они разные. Вот сынок мой Коленька реальное училище закончил, в поручики выбился, теперь у большевиков отрядом командует. Его тоже повесишь, как офицера и вдобавок образованного?

– Ну что ты, Батя. – Саня заерзал. – Твой сынок, он наш, его-то казнить не за что.

Не будут разбираться такие, как ты, неприязненно подумал Роман и насмешливо сказал:

– И кто твой триппер лечить будет, если образованных перебьем?

Вокруг оглушительно заржали. Продолжению политической дискуссии помешал толчок – паровой катер причалил к пирсу Кронштадтского военного порта.

На трапе Саня догнал Романа, буркнув обиженно:

– Ты того, братишка, не думай… Нет у меня дурной болезни. Я просто интересовался… мало ли, вдруг сгодишься.

– Может, и сгожусь, если не повесят, – засмеялся Роман. – А скажи, братишка, за что тебя драконом прозвали?

– Драконом? – удивился матрос и жизнерадостно расхохотался. – Не дракон, а Дракун. Кликуха у меня такая. Был у нас на «Славе» хороший моряк Афанасий Трофимыч, из поморов. Он меня Дракуном прозвал, по-ихнему это значит парень, который подраться не дурак.

Роман уже заметил, что на ленточках бескозырок его случайных знакомых написано «Слава». Судьбу этого броненосца он знал, поэтому спросил машинально:

– Афанасий Трофимыч небось в Моонзунде погиб?

– Точно так, – подтвердил Саня-Дракун, покачивая головой. – Жаль старика, справедливый был боцман. Они с Иваном Савельичем, Батей нашим, вместе много лет служили, из Цусимы вырвались, а тут… Лежит на дне вместе с кораблем.

Молодой матрос опустил голову, и Рома, не найдя слов утешения, ободряюще хлопнул парня по чугунной крепости плечу. Саня тоже пихнул «журналиста», да так основательно, что Роман покачнулся, хотя был намного крупнее и тяжелее собеседника. Моряки, они люди сильные и здоровые, не чета работникам умственного труда.

Вечерело, надо было отправляться в ревком, но заходящее солнце сквозь разрывы в облаках осветило стоящие на рейде корабли. Роман, давно «заболевший» флотом, залюбовался стальными махинами, о которых столько читал. Вот они, корабли Балтики, причем не на тусклых старинных фотографиях, а во всей своей металлической реальности.

После двух неудачных войн Балтфлот сохранил солидные силы, хотя по боевой мощи русские линкоры уступали зарубежным собратьям. Примерно так же советские телевизоры лишь размерами могли сравниться с японскими «панасониками» или немецкими «грюндиками».

Прямо напротив Романа стоял на якоре «Цесаревич», сошедший со стапелей французской фирмы накануне японской войны. По тому же проекту на питерских заводах были построены еще пять броненосцев. Три из них – «Генералиссимус князь Суворов», «Император Александр III» и «Бородино» – остались на дне Корейского пролива на траверсе острова Цусима, «Орел» был захвачен противником и теперь носил самурайское имя «Ивами». Последний в серии броненосец «Слава» в недавних боях получил тяжелые повреждения и был затоплен своей командой в узком проливе, перегородив германцам путь на Петроград.

Хорошие были корабли, крепкие, выдержали длительную бомбардировку превосходящего врага. Только еще в проект они были заложены, уступая броненосцам, которые японцы заказали английским фирмам. «Микаса», «Асахи» и остальные броненосцы противника имели больше пушек, да и скорострельность у тех пушек была выше, и дальнобойность, и снаряды оказались лучше.

Чуть дальше за «Цесаревичем», которого после революции переименовали в «Гражданина», проглядывали сквозь тьму силуэты разной мелочи. Главные силы флота стояли в порту Хельсинки, называемого в это время Гельсингфорсом. Именно там базировались «Павел I» (ныне «Республика») и «Андрей Первозванный». Оба построены с учетом цусимского опыта, броня стала толще, слегка выросло водоизмещение, шестидюймовые пушки среднего калибра заменены восьмидюймовыми, новые механизмы позволяли стрелять чаще и точнее. Цены бы не было таким броненосцам в Порт-Артуре или Цусиме, но вступили они в строй уже после той войны, когда англичане построили свой «Дредноут», давший название новому классу линейных кораблей.