Вот что сказал по этому поводу Менегини: «В то время в области театра и кино Висконти был царь и бог. Никто не осмеливался спорить с ним. Его окружала толпа подхалимов, сплетников, бездельников, лодырей и лентяев, распространявших самые нелепые и фальшивые слухи по всем великосветским салонам Милана. В театральном мире именно эти люди могли создать или разрушить любую репутацию».

Соперничество между Висконти и Дзеффирелли приняло однажды смехотворный оборот, когда перед входом в театр «Пикколо» они обменялись ругательствами и оскорблениями. К счастью, возникшее между ними недоразумение было вскоре исчерпано, и оба служителя искусства отправились вместе в Испанию… Оттуда они прислали Марии открытки!

Мария сохранит с Дзеффирелли самые добрые отношения, которые выдержат дальнейшее испытание временем. Что же касается самого Франко Дзеффирелли, то недавно в телепередаче Бернара Пиво «Апостроф» он вспоминал примадонну с прежним волнением и нежностью в голосе. Впрочем, он еще не раз будет работать «в поте лица» для нее.

Со своей стороны, Висконти, несмотря на то, что косо смотрел на творческое сотрудничество своего молодого конкурента с оперной дивой, не скрывал по отношению к ней своего безграничного восхищения. Лоране Шифано в прекрасной книге, посвященной певице, процитировала его высказывание по поводу Каллас. «Какое отличие от любой другой певицы старой школы! — заявил Лукино. — Эбе Стиньяни, например, в роли «Весталки» со своими двумя или тремя жестами имела самый жалкий вид. На сцене она выглядела как уборщица! Мария, напротив, постоянно училась и творчески росла. Стоило один раз указать ей нужное направление, как она, наделенная от природы удивительным артистическим чутьем, всегда оправдывала и превосходила возлагавшиеся на нее надежды. Что я помню о ней во время репетиций? Красоту… Яркость образа, экспрессию, все… Она была феноменом… Едва ли не отклонением от нормы. Из тех актрис, которые исчезли навсегда…»

Если появление Висконти в «Ла Скала» совпало с периодом высшего расцвета таланта Каллас, то это произошло отнюдь не случайно. Висконти принес новые идеи, изменившие существовавшее до него представление об оперном искусстве: концепцию сценографии, движений, указанных или, скорее, вмененных в обязанность артистам, систему освещения, которой он управлял как волшебник. Висконти в какой-то степени освободил оперу от условности действия и, не лишая ее романтического ореола, заставил зрителя поверить в реальность происходившего на сцене. И самое главное, Висконти умел максимально использовать профессиональные качества исполнителя. Так Каллас под руководством Висконти достигла вершины своего творчества.

Результат творческого союза этих двух выдающихся личностей не заставил себя ждать: 7 декабря 1954 года во время первого спектакля «Весталки» на оперную диву обрушился такой оглушительный шквал аплодисментов, которого она еще никогда не слышала. В конце второго акта к ногам певицы дождем посыпались красные гвоздики от зрителей, объединенных в едином порыве, независимо от того, где они сидели — в партере или на балконе. И тут Мария сделала жест, который привел публику в полный экстаз: она подняла один цветок и, подойдя к самому краю сцены, протянула его какому-то пожилому господину, который от избытка чувств едва сдерживал слезы. Даже такой верный поклонник Тебальди, как Артуро Тосканини, и тот не скрывал своего волнения.

Казалось, успех совместной работы Марии и Лукино достиг своего апогея. Однако настоящий триумф ожидал Каллас в опере «Сомнамбула». Следует отметить, что этому способствовала и музыка Беллини, наилучшим образом сочетавшаяся с вокальными возможностями певицы, и оркестр под руководством великого дирижера Леонарда Бернстайна, да и сам Висконти мобилизовал все свое воображение, чтобы «его» примадонна предстала перед публикой во всем блеске своего мастерства. Влюбленная в своего режиссера, Мария потребовала, чтобы он постоянно присутствовал за кулисами во время спектакля. Как мы уже знаем, Каллас, чтобы показать на сцене все, что она могла, нуждалась в наставнике. Однако на этот раз певица в своих капризах превзошла саму себя. Еще немного, и она была бы готова вытащить Висконти за собой на сцену… Такое поведение Марии, как можно догадаться, вряд ли нравилось Менегини, но он сдерживал свой гнев, понимая, что это не лучшее время для ссоры с женой. Кроме того, зная о предпочтениях Висконти, он был уверен, что увлечение Марии не грозит ему прослыть «рогоносцем».

Висконти, в свою очередь, превзошел самого себя как режиссер-постановщик. Он приложил все усилия, чтобы его лучшая исполнительница засверкала всеми гранями своего таланта, а произведение Беллини погрузило зрителей в состояние романтической меланхолии.

Как уже говорилось, лучшие дни для певицы и режиссера все еще были впереди. Для постановки «Травиаты» Висконти использовал поистине кинематографические приемы. Он выделил элементы, на которые, как правило, в опере не обращали внимания. Однако самое главное, он построил на сцене нечто вроде ларца для Марии, в котором она выглядела редкой драгоценной жемчужиной.

Висконти не делал секрета из своих задумок. Позднее он рассказал: «Я поставил «Травиату» для нее так, как это себе представлял. Надо служить Каллас. Лила де Нобили перенесла вместе со мной действие оперы в 1875 год, в конец девятнадцатого века. Почему? Потому что Марии будут необычайно к лицу костюмы той эпохи. Затянутая в узкий корсет, высокая и стройная, в платье, подчеркивающем талию, с турнюром и длинным шлейфом она будет неотразимой…»

Мария создала на сцене потрясающий воображение женский образ, трепетный и чрезвычайно обольстительный. Как никакая другая актриса, она сумела полностью перевоплотиться в Виолетту, трогательную героиню мелодрамы, прозванную «Дамой с камелиями», как в романе Дюма-сына. В ней объединились певица и актриса, что позволило публике почувствовать одновременно страсть, нежность и хрупкость этого персонажа. В вокальном плане роль потребовала самого высокого мастерства исполнительницы, поскольку каждый акт оперы звучал в разной тональности. Однако Мария преодолела все препятствия, чтобы донести до зрителей правду Виолетты.

Певица охотно делилась секретами своего мастерства во время исполнения этой оперной партии: «Я попробовала показать болезнь Виолетты в самом звучании голоса; ведь прежде всего она была больной, не правда ли? Все дело в дыхании. Нужна очень здоровая глотка, чтобы так долго говорить и петь усталым голосом. Критики заявили: «Каллас устала; ее голос устал…» Именно такое впечатление я и хотела произвести… Как в своем состоянии Виолетта могла обладать мощным, высоким, полным голосом? Это было бы смешно».

Висконти открыто демонстрировал свою преданность Каллас. Во время репетиций он делал все, чтобы певица выглядела в самом лучшем свете. Поведение мэтра вызывало неодобрение ди Стефано, партнера оперной дивы. В особенности когда в день премьеры Мария, как она часто это делала, выходила одна на поклон к зрителям. Впрочем, недруги певицы отнюдь не дремали и не думали складывать оружие, что подтверждалось свистом, звучавшим не один раз. Певица до сих пор прислушивалась к подобным выходкам недоброжелателей, несмотря на то, что ее выступление сопровождалось громом аплодисментов.

Мария беспрекословно выполняла все указания Висконти, что нисколько на нее не походило и противоречило ее вспыльчивому нраву. Как мы уже знаем, Менегини в своих воспоминаниях постарался преуменьшить влияние режиссера на его жену. В частности, Менегини писал: «Он хотел, чтобы в момент смерти Виолетта была в маленькой шляпке. Мария же считала, что она будет нелепо выглядеть в ней. Мне пришлось вмешаться и убедить Марию уступить, чтобы ублажить его… На премьере, когда приближался роковой момент, Мария, не прерывая пение, изящным движением бросила шляпку в угол. Висконти, сидевший рядом со мной в зале, воскликнул: «Ах, мерзавка! Она заплатит мне за это!» По окончании спектакля он бросился с упреками к Марии, но так ничего и не доказал ей».