Джонни так и стоял у края цветочного ковра, не смея коснуться его, пока не увидел легендарного бога.
Леру не спеша шел к Джонни, держа в лапе красный цветок.
Джонни нащупал кобуру игломета. Его не покидало ощущение, что не удара топором ожидала от него судьба, а какого-то умного, выверенного действия… И вихрем в голове землянина пронеслась мысль: с Леру нужно сражаться его оружием.
Джонни нагнулся и сорвал цветок петиньи. Пожалуй, в данном случае было бы уместно слово “отодрал”, то есть выдрал из земли: потянув за стебель, Джонни получил весь цветок целиком, надземную часть и корешки.
Все растение было одного ярко-красного цвета, включая стебель и корни. Как только Джонни распрямился, петинья своим стеблем обвила его кулак. Она сдавила кисть Голда, но не так, как сдавливают тиски, а как сдавливают друг другу руки друзья при встрече.
И Джонни ощутил тепло, исходившее от цветка, как будто это был пушистый зверек, а не безумное растение. Приятное тепло разлилось по всей его руке, в которой он держал петинью, а затем словно электрический разряд пробежал от цветка к его голове.
В следующую секунду Джонни показалось, что у него из глаз брызнули разноцветные лучи, в мгновение ока окрасившие окружающий унылый пейзаж в яркие краски. Вдруг он осознал, как жили и чего хотели деревья, травы и животные, близкие и дальние. И разум самого Леру распахнулся для него.
Леру не был пришельцем из космоса. В максантийской легенде содержалось больше правды о нем, чем в научной теории квазиантрополога: некогда Леру был максантийцем, который любил и который потерял свою любовь. И душа его захотела уединения. Он нашел этот кратер, где рос цветок, принесенный на Максантум метеоритом. Петинья была существом особенным… Петинья вживалась в сознание прикоснувшегося к ней – и послушно исполняла волю прикоснувшегося, так Леру приобрел невиданное оружие. Но петинья могла не только вырабатывать яд: она разрушала преграды, установленные материальным миром для сознания, и владелец цветка приобретал способность соприкасаться своим сознанием с сознанием других существ.
Леру, однако же, не хотел ни с кем соприкасаться. Он желал только, чтобы его оставили в покое, потому он так безжалостно расправлялся с нарушителями его уединения. Из опустившихся в кратер выживали лишь те, кто успевал вовремя убежать, и те, кто находил в себе силы сорвать с поляны цветок петиньи. Сорвавший цветок приобретал способность соприкасаться сознанием с нематериальной субстанцией цветка, находившегося в руке Леру, и цветок Леру не в силах был убить прочувствовавшего его собственную суть. Вот только, чтобы сорвать цветок, требовалось немалое мужество, легендарный Леру был наказан Мераскесом за то, что самовольно завладел цветком бога…
Хотя Джонни и соприкоснулся своим сознанием с сознанием Леру, он так и не смог понять, каким образом Леру приобрел внешность Зверя-В-Чешуе. Скорее всего, сам Леру этого не знал. Наверное, все знала петинья, только спросить у нее Джонни не мог. В волнах тепла, исходивших от нее, не было и крупицы информации, так что даже трудно было предположить, что она разумна.
Леру остановился, как только Джонни распрямился с цветком в руке. Теперь он был бессилен против Джонни, как бессильна тьма погасить любой, пусть даже самый маленький огонек. Бросив бесполезный цветок, Леру потащился в кусты. Ему оставалось надеяться, что его и на этот раз, как уже бывало, добровольно оставят в покое.
Как только Леру скрылся за листвой, Джонни положил цветок на землю. Петинья немедленно углубилась корнями-присосками в почву и почти одновременно сознание Джонни стало обычным, человеческим.
Максантийцы были телепатами, поэтому даже после того, как они выпускали петинью из рук, у них сохранялась способность нематериального всепроникновения. Именно эта способность давала им бесстрашие, ибо познанное не страшно. Сознание Джонни было устроено иначе, и все же бесстрашие, то самое бесстрашие, за которым он прилетел на Максантум, у него осталось.
Петинья наделила Леру бесстрашием иным путем, не так, как она делала в отношении мак-сантийцев. Сознание Джонни, сознание нетелепата, было обращено вглубь себя, в этом заключалась его сила, и эту силу использовала петинья.
Общаясь на нематериальном уровне с Леру, Джонни не только увидел Леру, но увидел в Леру себя. Как и у Леру, смерть отняла у Джонни его любовь. Но если для Леру продолжением была ночь отшельничества и злобы, Джонни сумел увидеть рассвет надежды. И правильно это было: пока жизнь не кончена, ничего еще не кончено. Тот же, кто этого не понимал, становился Зверем-В-Чешуе. И еще одна истина запечатлелась в подсознании Джонни: как и сила Леру, любая сила имеет исходную точку, и там, в начале, она бессильнее новорожденного ребенка. И значит, ни одна сила не заслуживает того, чтобы ее боялись, потому как во глуби своей она боится сама. Та же сила, которая истинно сильна, не страшна.
Все это Джонни знал и раньше, а если и не знал, то мог бы осознать. Но теперь, после встречи с цветком петиньи, он понимал это иначе, бесконечно глубже и ярче. Теперь простые истины были не мыслями, но вцементированными в его подсознание стержнями, и в том, чтобы стало так, ему помогла петинья.
Выбравшись из кратера, Джонни активизировал радиосигнализатор. Вечером за нам прилетел гравилет. Джонни рассчитывал увидеть одного-двух полицейских, а увидел самого Чрезвычайного Наблюдателя.
Бросив презрительный взгляд на оборванного, грязного землянина, сегунтиец забормотал в микрофон автопереводчика. Джонни услышал ломаное:
– Вы обязательно покидать планету. Штраф, триста кредов, вы обязательно платить.
– Да, да, – сказал Джонни и улыбнулся сегунтийцу.
В поселок его доставили к утру. В этот же день он простился с Максантумом.
СТАРЫЙ НЕДРУГ
С замиранием сердца Джонни смотрел на обзорный экран. Там, на экране, неестественно гладкая поверхность Церба уносилась назад. Вдруг посреди глади вечности возник город, над которым ключом к времени, осью мира возвышалась величественная Круглая Башня.
На секунду экран затуманился. И показалось Джонни, что то не Башня – земная девушка. Лола стояла над городом. Лола ждала его. Лола молила его быть до конца мужественным и сильным. Сдавив руками подлокотники кресла, Джонни привстал. Страдание исказило его лицо. Он сморгнул, и видение покинуло экран, укатившись по его щеке горючей слезой.
И опять он видел Круглую Башню, много тысячелетий, а может и миллионы лет ждавшую достойного.
Он унял бешеное биение сердца. Теперь его не запугать, теперь не заглушить голос его воли звериным воем. Но хватит ли того, что он получил на Максантуме, для успешного прохождения Испытания? Или его постигнет неудача, как в прошлый раз?..
Космопорт “Цербийский” реконструировался. Тысячи рабочих облепляли громаду здания, как мухи облепляют медовый пирог, в воздухе мелькали транспортные гравилеты со специальным оборудованием, внизу горы строительных материалов налезали одна на другую. Руководствуясь указателями, Джонни по “тропинке безопасности” двинулся к стоянке грави-такси. Ему пришлось обходить здание, поскольку центральный вход в космопорт был закрыт.
В проходе его спросили: “Который час?” Джонни посмотрел на наручные часы, замедлив шаг, – и в бок ему уперлось что-то твердое. Он скосил глаза. Это было дуло игломета.
– Иглы красные, – предупредил о смертоносности выстрела человек, задержавший Джонни невинным вопросом. – Спокойно. Останешься жив, если не задуришь. Иди к выходу.
Тесно прижимаясь к Джонни, словно хмельной друг или противоестественный любовник, незнакомый крепыш проследовал с Голдом на стоянку частных гравилетов. Ни одного стража порядка поблизости, с досадой отметил Джонни. Повинуясь приказу, он сел на заднее сидение темно-синего “викинга”. Сухим щелчком прозвучал выстрел. Джонни потерял сознание.
Он очнулся в узкой комнате с низким потолком и голыми стенами без окон. Такие комнатки в домах добропорядочных граждан служили кладовыми. Он валялся на полу со связанными за спиной руками. Раздражающе ярко горела лампочка, висевшая на потолке.
