Островитяне обеспечивали себя лишь кокосами и продуктами моря. Все остальное для пропитания — даже рис — ввозилось из Индии. Островитяне обычно делились на четыре сословия, объединенные профессиональными интересами (землевладельцы, судостроители, рыбаки, сборщики кокосов). На Лаккадивах, отделенных от Индии расстоянием в 200 миль, общественные устои не менялись веками. После того как Индия обрела независимость, Лаккадивские острова получили особый статус — союзная территория (административно подчиненная правительству Индии). Въезд иностранцев на Лаккадивы (за исключением одного-двух островов) по-прежнему воспрещен.
Глядя на низкую зеленую береговую линию Четлата, мне казалось, что мы приближаемся к волшебной стране, представляющей собой тропический рай. За ослепительно белым песком высилась полоса кокосовых пальм, среди которых виднелись крыши домов — зеленые из пальмовых лидтьев и красные черепичные. К югу от нас, в отдалении, клокотал небольшой бурун — воды моря, шипя и пенясь, лениво перекатывались через коралловый риф и устремлялись в лагуну. У берега две утлые рыболовные лодки (выдолбленные из бревна челноки) вели свой нехитрый промысел. Должно быть, находившиеся в них люди были немало удивлены, увидев старинный парусник с темно-красным гербом султаната на парусах.
Однако, наблюдая столь идиллическую картину, мне следовало быть предельно внимательным. Я вел корабль на якорную стоянку, не зная ни характера местных течений, ни приливо-отливного режима. Приближаясь к острову, я встревожился: мне показалось, что в месте, где я собирался поставить судно на якорь, располагается линия бурунов. Тревога оказалась напрасной: вооружившись биноклем, я отчетливо разглядел, что буруны находятся позади намеченного мной места стоянки. Перед нами был классический коралловый остров. В полумиле от берега лотлинь, опустившись на 200 футов, дна не достал. «Сохар» стал приближаться к лагуне, и воды моря изменили свой цвет, превратившись из темно-синих в желтовато-зеленые.
— Бизань[39] садить! — приказал я Мухаммеду, руководившему действиями матросов, и парус был взят на гитовы[40] и принайтован[41]. Когда «Сохар» оказался в восьмидесяти ярдах от выбранного мной места стоянки, я подал команду: — Кливер садить!
— Кливер садить! Кливер садить! — повторил Мухаммед.
И оманцы, и европейцы понимали команды и на арабском, и на английском, и кливер (передний парус на корабле) быстро исчез, подобно носовому платку, исчезнувшему в рукаве у фокусника.
— К гроту! — вновь скомандовал я. — Камис, руль на борт!
Камис-полицейский, орудуя румпелем, отозвавшимся визгом, развернул «Сохар» против ветра, после чего матросы обезветрили грот.
— Отдать якорь! — распорядился наконец я, и стоявший на баке Трондур отдал становой якорь, погрузившийся на тридцатифутовую глубину. Корабль остановился и замер.
Появление «Сохара» незамеченным не осталось. От берега отвалили два сторожевых катера и направились к нам, лавируя между рифами. На катерах находились вооруженные полицейские. Вероятно, они были крайне удивлены, увидев наш парусник, который мог показаться им космическим кораблем, прилетевшим с другой планеты. Когда первый катер приблизился, я разглядел на его борту офицера в униформе английской армии допотопного образца. Его люди были одеты куда как эксцентричнее. На них были необычные шляпы с опущенными полями и красной подкладкой, обнаруживавшей себя, когда шляпы эти снимали, чтобы вытереть пот со лба, хорошо отутюженные рубашки с погонами, украшенными эмблемой «LP» («Полиция Лаккадивов»), и странного вида шорты, накрахмаленные до невозможности. Их штанины отстояли от бедер по меньшей мере на восемь дюймов и походили на раструбы церковных колоколов. Конечно, в таких шортах бедра проветривались, но вид штанов был комичен. Ноги ниже колен были укутаны обмотками цвета хаки, доходившими до носков, которые, впрочем, вряд ли можно назвать носками, ибо они прикрывали лишь щиколотки, предоставляя попечение о ступнях одним теннисным туфлям. Было ясно, что полицейские облачились чуть ли не в парадную форму в связи с особым, исключительным случаем — приходом нашего корабля, и, разумеется, мы встретили их с почтением, не опустившись до шуток.
Когда катера пришвартовались под кормой корабля, мы сбросили полицейским веревочный трап. Первым на него ступил офицер. Казалось, что он старается придать своему лицу самое суровое выражение — вероятно, он замыслил арестовать взявшийся неведомо откуда корабль. Но если он и в самом деле намеревался напустить на лицо показную строгость, то эта попытка закончилась неудачно, ибо, ступив на палубу, он попал ногой в коробку с куриными яйцами и, несомненно, упал бы, но оказавшийся рядом Трондур успел его подхватить. За офицером стали подыматься на палубу полицейские, что оказалось довольно трудно: им мешали увесистые винтовки времен Второй мировой войны. На помощь полицейским пришел Питер Доббс. Перегнувшись через низкий гакаборт[42], он стал, к удовлетворению полицейских, одну за другой принимать винтовки, решив непростой вопрос: как подняться по веревочному трапу на палубу с увесистым предметом в руке.
Тем временем офицер, успевший преодолеть замешательство, строго произнес на прекрасном английском:
— Зачем вы пришли на Четлат? Для иностранцев наш остров — запретная территория. Вам следует немедленно уйти.
— У меня на руках официальное разрешение министерства иностранных дел Индии, дающее право заходить на Лаккадивские острова, — с улыбкой возразил я.
Офицер явно смягчился: мой ответ его несомненно устроил. Иностранцы — редкость на Четлате, и приход нашего корабля обещал внести кое-какое разнообразие в привычную жизнь.
— В таком случае я должен проконсультироваться с начальством, — сказал офицер. — Пока же ваши люди должны оставаться на корабле, а вас прошу отправиться со мной в полицейский участок. Там мы рассмотрим вашу бумагу.
В сопровождении полицейских я спустился по трапу в катер, который, сорвавшись с места, а затем лавируя между рифами, направился к берегу. Четлат был необыкновенно красив, и трудно было поверить в то, что остров — не фантастическое видение. Миновав рифы, катер вошел в лагуну со светло-бирюзовыми водами, и мне открылся изогнутый полумесяцем западный берег острова, окаймленный зелеными пальмами, среди которых мелькали крыши домов. На берегу, в том месте, к которому мы приближались, стояло несколько диковинных длинных строений с крышами из пальмовых листьев. Здесь же оказалась и пристань — уложенный на сваи шаткий деревянный настил. Катер пришвартовался, и я в сопровождении офицера сошел на пристань по сходням.
На берегу нас поджидала толпа, впереди стояли мужчины и дети, чуть в отдалении, возле пальм, — женщины. На большинстве мужчин были саронги, доходившие до лодыжек, на остальных — рубашки и шорты. Головы старцев были покрыты одноцветными шарфами, заведенными за уши; концы шарфов свисали, придавая им вид монашеских платов. На женщинах были корсажи и цветистые юбки. Блестящие, черные, доходившие до плеч волосы подхвачены яркими шарфами. Эти женщины казались цветами, разбросанными меж пальмами, чьи листья образовывали полог над островом. Толпа — обычно шумное сборище, но здесь, на пристани, все молчали, явно уставившись на меня.
— Они вас боятся, — пояснил офицер. — Большинство наших людей никогда не видели европейцев. Ваша белая кожа пугает их.
Представлялось невероятным, что в век телевидения и иллюстрированных журналов еще находятся люди, никогда не видевшие европейцев. Однако сопровождавший меня офицер полиции не нашел в этом ничего удивительного. Островитяне живут в изоляции, лишь единицы бывали в Индии, где европейцы не редкость. Не многие видели белого человека. Когда Индия была английской колонией, на Четлат, как правило, раз в год приезжал англичанин (окружной комиссар или его заместитель), но после того, как Индия обрела независимость, на остров не ступала нога белого человека. Теперь он — диковина. Видно, я и впрямь показался островитянам диковинным человеком. Когда мы с офицером пошли по песчаной тропинке, петлявшей меж пальмами, в полицейский участок, впереди нас, умудряясь передвигаться спиной вперед, шли мужчины, не спускавшие с меня глаз. Сопровождали нас и мальчишки. Они перебегали от пальмы к пальме и, выглядывая из-за ствола, с опаской и любопытством глазели на белого человека. Сзади нас шли степенные старцы, не позволявшие себе излишнего любопытства — словом, нас сопровождал целый эскорт.
