— Я связан. Мне было сказано, что я под ними не пройду, даже если захочу.
— Мало ли кто что скажет, — пожал плечами Калеб.
— Это был епископ, — объяснил призрак.
— А, ну тогда, конечно, другое дело.
Призрак поведал Калебу, как он многократно пытался пройти под стрельчатой аркой — то дверной, то оконной — и как порыв ветра неизменно сдувал его внутрь помещения. Он уже давно махнул рукой на эту затею.
— Вам нужно было выйти, до того как перестроили последнюю дверь, — предположил Калеб.
— Это моя церковь, я был слишком гордым, чтобы ретироваться.
В душе Калеба шевельнулось сочувствие. Он тоже гордился Церковью и даже бывал недоволен, если кто-то опережал его, произнося «аминь». И еще его кольнула ревность: считал себя вторым после священника хозяином церкви, а тут является незнакомец, владеющий ею уже шесть веков. Калеб задумался.
— А что за нужда вам уходить? — спросил он.
— Не нахожу себе здесь применения, — последовал ответ. — Работы никакой — застоялся. А ведь я знаю, вокруг видимо-невидимо церквей вообще без церковного привидения. Каждое воскресенье вокруг трезвонят их убогие колокольца.
— Поблизости колоколов-то — раз-два и обчелся, — поправил призрака Калеб.
— Никаких «поблизости» для привидений не существует. Мы слышим на каком угодно расстоянии.
— А какой от вас толк? — поинтересовался Калеб.
— Толк! — фыркнул призрак. — Кто же, как не мы, внушает публике должное почтение к церкви, особенно в темное время суток? Не будь нас, чем бы церковь отличалась от любого другого места? Уж вам-то это должно быть известно.
— Ага, тогда тут в вас нужды нет. Здешней церкви респектабельности не занимать. Что мне будет, если я вас выпущу?
— А вы можете? — спросило привидение.
— Что мне за это будет?
— Когда буду говорить с привидениями, замолвлю за вас словечко.
— Какая мне с того корысть?
— Доброе слово никому еще не помешало.
— Ну ладно, пошли.
— Только потихоньку, не устройте сквозняк.
— Пока не буду, — заверил Калеб и встал, бережно, как поднимают полный по самые края сосуд, подтягивая за собой призрака.
— Мне не пройти под стрельчатой аркой! — вскричал призрак, когда Калеб двинулся прочь.
— Никто вас не заставляет. Держитесь вплотную за мной.
Калеб повел привидение вдоль нефа в угол, где за железной заслонкой было скрыто отверстие дымохода. До сих пор им пользовался только трубочист, но теперь Калеб нашел ему другое применение. Попросив призрака подойти поближе, он резко отодвинул заслонку.
К этому времени огонь в печке разгорелся вовсю. Когда Калеб убрал заслонку, возникла сильная тяга. Мимо уха Калеба что-то прошелестело, в дымоходе послышался радостный смех. Клерк понял, что остался один. Он вернул на место заслонку, снова проверил печи, взял ключи и отправился восвояси.
Увидев, что его половина уснула в кресле, он сел, снял башмаки и кинул их в угол кухни, отчего жена пробудилась.
— А я гадаю, когда же ты проснешься, — промолвил он.
— Что такое? Ты давно вернулся?
— Посмотри на часы. Уже полпервого.
— Боже правый. Давай-ка в постель.
«А о привидении ты ей рассказал?» — задали ему естественный вопрос.
«Ну уж нет, — отозвался Калеб. — Вы же понимаете, что бы я от нее услышал. То же, что вечно слышу в ночь с субботы на воскресенье».
Мистер Батчел пересказывал эту байку неохотно. «Избави нас, Боже, от лукавого», — хотелось ему взмолиться, когда он слышал нечто подобное. Таинственные феномены, говорил он, далеко не всегда забавны, и легкомысленное к ним отношение в немалой степени способствовало развитию того самонадеянного материализма, что столь характерен для нашего века.
Увлекшись данной темой, он пускался в рассуждения слишком пространные, чтобы здесь их повторять. Однако читателю вышеприведенных историй будет небезынтересно узнать суть его позиции: это было робкое любопытство. Он отказывался даже гадать, почему ревенант временами бывает невидим, а временами — полностью или частично — видим; иной раз способен использовать психическую энергию, а иной раз бессилен. Призраки имеют циклическую природу — вот все, что было известно мистеру Батчелу.
Подобные предметы, говорил он, предоставляют материал сочинителю романов, но отнюдь не юмористу. Романтическое сочинение — это игра ума на границах истины. Незримый мир, как и зримый, должен иметь своих сочинителей, исследователей и толкователей, только для последних время еще не пришло.
Критицизм, замечал мистер Батчел в заключение, полезен и необходим. Но что касается пустого злопыхательства, выдаваемого за критику, то цена ему грош в базарный день.
The Kirk Spook, 1912
перевод Л. Бриловой
ЭДИТ УОРТОН
(Edith Wharton, 1862–1937)
Эдит Уортон — американская писательница, большую часть жизни проведшая в Европе, дважды удостоенная Пулитцеровской премии. Была дружна с Генри Джеймсом, чьи произведения повлияли на ее творчество, в том числе и на рассказы о привидениях. Родилась Э. Уортон в Нью-Йорке, получила домашнее образование под руководством учителей и гувернанток. Отец будущей писательницы унаследовал крупное состояние, и члены семьи располагали роскошью и досугом; жили попеременно то в Париже, то в Америке. Выйдя в 1885 г. замуж, Уортон много путешествовала, подолгу бывала в Париже, пока не переселилась туда окончательно.
Первая книга Уортон не относится к разряду беллетристики: называлась она «Украшение жилища». Вслед за этой книгой вышли в свет рассказы; в 1899 г. появился первый сборник «Предпочтение». Уортон была автором более чем четырех десятков книг, среди которых есть и сборники рассказов о привидениях: «Рассказы о людях и привидениях» (1910), «Синьгу» (1916), «По эту сторону и по ту» (1926), «Духи» (1937). Самый известный ее рассказ в этом жанре — «Колокольчик горничной».
Потом, много позже
1
— Есть-то оно есть, но вы его ни за что не узнаете.
Эту фразу, сопровождаемую смехом, Мэри Бойн услышала полгода назад, в яркий июньский день, в саду, а сейчас, декабрьским вечером, стоя в библиотеке в потемках (лампу еще не успели принести), она вспомнила эти слова, и они представились ей в совершенно ином свете.
А произнесла их приятельница Бойнов Алида Стэр. Они втроем пили тогда чай на лужайке перед домом Алиды в Панг-борне. Речь шла о доме, главным украшением и отличительной особенностью которого была упомянутая библиотека. Мэри Бойн и ее муж решили подыскать себе загородный дом где-нибудь в южных или юго-западных графствах. Не успев прибыть в Англию, они тут же поделились своими планами с Алидой Стэр, памятуя о том, как успешно она справилась с покупкой собственного жилища. Бойны оказались капризными людьми и отвергли несколько вполне приемлемых, разумных вариантов, и только тут прозвучало: «Ну что же, есть еще Линг, в Дорсетшире.[219] Владельцы — родня Хьюго. Отдают, можно сказать, даром».
Столь доступная цена объяснялась удаленностью от железнодорожной станции, отсутствием электрического освещения, горячей воды и прочих пошлых удобств — недостатками, которые могли скорее привлечь, чем отпугнуть пару романтичных американцев, всегда подозревавших, что без такого рода хозяйственных упущений на архитектурный пир души вход заказан.
— Старый дом просто обязан быть неблагоустроенным, иначе я не поверю, что он действительно старый, — шутливо настаивал Нед Бойн, главный сумасброд в семье. — При одном упоминании слова «удобства» мне начинает казаться, что этот дом собран по инструкции из пронумерованных деталей, привезенных из торгового зала.
И супруги с комической придирчивостью упорно отказывались верить, что дом, рекомендованный их родственницей, действительно относится к временам Тюдоров,[220] пока не получили гарантий, что центральное отопление отсутствует, что деревенская церковь действительно стоит прямо в парке и, самое печальное, система водоснабжения постоянно барахлит.