— Кайфанул?

— Да чтоб мне век такого кайфа не пробовать, да чтоб скрючило того…

— Тогда полезли в броню, — распорядился Загребец.

— Есть! — отозвался Зимин, все еще хлопая глазами и кривляясь лицом от химического удара «ФАПСа».

Штучка забористая, конечно. Почти как самогон старшины. Только по действию — прямая противоположность. Уже давно выяснилось, что эта мед. зараза еще и отрезвляет на раз. И любое, самое запойное похмелье снимает, как рукой стряхивает. Важно только знать — на сколько выпитого какая доза лекарства, но с этим добровольцы-экспериментаторы быстро разобрались. То-то в войсках «ФАПС» всегда тает, как снег на весеннем солнце.

Вот еще один парадокс, который тянет на исторический, усмехнулся про себя есаул. Лекарство от похмелья! Застарелая, словно кариес, мечта человечества — чтоб с вечера было все, а с утра — ну ничего не было. Сколько веков люди мечтали заполучить полноценное средство от похмелья, а изобрели его именно военные, моделируя очередную «анти»…

В снаряжение обычного армейского гравимобиля всегда входит четыре «витязя», бронекостюма облегченно-планетарного типа с полным вооружением. Располагается все это богатство сразу за кабиной в багажном отсеке. Тесновато, конечно, облачаться сразу вдвоем, но терпимо, не вчетвером все-таки. Есаулу не потребовалось много времени, чтобы проверить заряды двух «калашей» и нырнуть в броню. Зимин завозился надолго.

«Понятно, артиллерист-дальнобой, крыса из бункера! Отвык уже в броню прыгать. Ну, ничего, ничего, вернемся в часть — я вам устрою тренаж с полной выкладкой… Вы у меня, черти, спляшете ваньку-встаньку в ритме гопака с коленцами…»

Вывалившись из бокового люка багажника, есаул прошелся вдоль ломаной стрелы мобиля с горбатой нашлепкой фонаря кабины на самом носу. Под его шагами земля тоже чуть-чуть пылила, словно дымилась. Нет, не черная земля, скорее, темно-коричневая с какими-то седыми разводами.

Автомат снят с предохранителя, палец — на спусковой кнопке. Сам понимал, глупо выглядит, когда вокруг ни души на многие версты. Впрочем, перебдеть — всегда спокойнее для души командира.

Только теперь Семен понял, что имел в виду водитель, когда говорил про громыхание в ушах. Это не гром, конечно, больше похоже на гул, какую-то низкочастотную вибрацию, проникающую даже сквозь защитные фильтры шлема. И источник ее, к бабке не ходи, то самое огненное кольцо над сдвинувшимися скалами.

Что ж это еще за зараза?..

Наконец из люка показались бронированные ноги водителя, повисели, подергались, потом вниз соскользнуло все целиком. Сочленения брони разболтанно дергались. Автомат выпал из люка отдельно и очень независимо, словно бы сам по себе весь такой.

«Да, господа артиллеристы, однако-с… Двенадцать часов тренажа в броне с полной выкладкой — никак не меньше!»

— Ну, наконец-то!

— Виноват, ваш бродь, замешкался! — голос по внутренней связи брони звучал сдавленно и неузнаваемо.

— А ты не мешкай! — посоветовал Семен. — Автомат подбери, воин.

— Да я…

— И сопли — тоже! Готов, что ли? Пошли.

— Так точно, готов!

— И никак иначе! — подтвердил есаул. — Если что — стрелой к мобилю, не дожидаясь команды. Огонь открывать только по моему приказу. Остановит кто — останавливайся, не напирай буром, — напутствовал он на всякий случай. — Вроде все…

Шагая первым (гравидвижители они почти не трогали, не то расстояние), есаул вдруг почувствовал себя легко и свободно, как когда-то курсантом, пробегавшим с увольнительной через проходную с утра пораньше. День еще даже не начался, только начинается, но уже понятно, что это будет веселый день, свободный от рутины казармы. А вокруг, на улицах, — легко, нарядно, стреляют глазками красивые девушки, и серая лента тротуара словно бы плывет навстречу, упруго пружиня под сапогами. И ярко, радостно светит солнце, даря окружающему миру привкус праздника…

Когда он ходил в увольнительные, солнце вроде бы все время ярко светило, вспоминалось ему теперь.

Да, видимо, хитрые медицинские датчики брони считали его встревоженное состояние и подкинули под кожу оптимистично-бодрящую химию, понял есаул эту неожиданную легкость. Подумал и тут же забыл, разглядывая непонятную «закозюлину».

«Обычное кольцо, явно что-то энергетическое, ничего страшного… Какое-никакое, а приключение, будет что рассказать на КП…»

Броня давала ощущение уверенности и надежности, автомат, удобно лежащий на локте, — как дополнительная страховка. Два бронепехотинца — это уже почти десант, усмехнулся он про себя.

— Чего говорите, ваш бродь?

— Ничего… Гляди в оба глаза, говорю. Вблизи стало окончательно видно, что кольцо скорее огненное, чем красное, причем не сплошное, а словно бы состоящее из мелких искр-огоньков, сквозь которые свободно просматриваются и небо, и камни.

Честно говоря, на кольцо есаул смотрел постольку поскольку, все больше выглядывал какие-нибудь скрытые посты охраны вокруг испытательного полигона. Ждал, когда вынырнут из-под земли насупленные от важности ряхи в броне и с оружием и пошлют их куда подальше рассыпчатым матерком.

«Пошлют — значит, пойдем… Мы службу знаем и дисциплину уважаем, как мать родную…»

Пожалуй, сейчас он бы даже обрадовался этим ряхам, появление которых сразу расставило бы все по местам. Хотя, как любой фронтовик, не любил солдат режимных подразделений, считая их если не прямыми трусами и приспособленцами, то чем-то вроде.

Но режимники не появлялись, как не было вокруг никаких предупреждающих вешек. Все ближе и ближе, а их до сих пор не сподобились остановить.

Только кольцо…

Совсем непонятная субстанция… «А в нашей субстанции — никакой консистенции», — вдруг вспомнился бородатый анекдот.

— Что-то мне, ваш бродь, все это… — начал говорить Зимин.

В этот момент огненное кольцо словно взорвалось. Масса ярких лучей вспыхнула сразу всюду, и между ними, и даже внутри брони. Они были везде — эти лучи-иглы, острые, яркие и невыносимо горячие. Такие же острые и горячие, как сама боль…

Это было последнее, что они оба увидели и почувствовали.