«А фильтры шлема все-таки окончательно разрегулировались, — вяло соображаю я. — И взбадривающие боекоктейли броня больше не впрыскивает, то-то усталость повисла на плечах, как рюкзак с кирпичами. Понятно, наступаем и наступаем…»

И все на грабли!

^{Планета Казачок. 9 ноября 2189 г.}

^{Территория 4-го укрепрайона.}

^{12 часов 25 минут.}

— «Ромашка-1», «Ромашка-1», как слышишь меня, прием? — снова окликнула меня взводная связь.

На этот раз — Кривой.

— Нормально слышу, «Второй».

— Двигаюсь к тебе, сейчас буду, — сообщил Вадик. — Прикрой меня.

— Давай, прикрою! Готов?

— Сейчас, погоди… На раз-два?

— Давай на раз-два, — согласился я. — Раз-два… Пошли!

Отвлекая огонь, я выскочил над своим укрытием и начал садить в белый свет длинными беспорядочными очередями. Нервная машинка сразу нащупала меня своей лазерной оптикой, на экране шлемофона запульсировали красные тревожные точки. В ушах, дублируя световые сигналы, зазвучало предупредительное пиликанье, но я успел рухнуть вниз, под защиту надежных камней.

Кривой тем временем уже переместился ко мне. Места за каменными зубами было достаточно. Хорошее место. Вот только дальше и выше — сплошь открытые склоны, лезть дальше — такое же откровенно жестокое самоубийство, как делать харакири многоярусной автокосилкой. За полтора часа лежки под высотой взвод продвинулся на несколько десятков метров и потерял четырех человек.

— Командир, что у тебя с батальонной связью? — чуть-чуть отдышавшись, спросил Вадик. — Комбат рвет и мечет, никак не может с тобой соединиться. Капитан Рагерборд тоже вызывает без перерыва.

Я понял, это было сказано специально для тех, кто прослушивал наш взводный канал. Для меня он постучал указательным пальцем по гермошлему и провел рукой снизу вверх — включайся, мол. Наш язык жестов еще с Усть-Ордынки, с тех давних времен, когда деревья были большими, бои — местного значения, а броня — со склада утильсырья. Когда все частоты прослушиваются, особенно ясно осознаешь, что молчание — золото, а дар красноречия оценивается в лучшем случае по серебряному эквиваленту.

— Что со связью? А кто его знает, что с этой связью, — нарочито озабоченно забормотал я, между делом включив общие каналы. — С этой связью всегда так — то она есть, а то ее сразу нет. Это же не связь, это ж недоразумение одно…

Специально для Вадика я чиркнул себя ладонью поперек горла.

Кривой молча покивал гермошлемом. За затемненным забралом почти не видно его лица, но я и без того знал, что он сейчас понимающе кривит губы. Нет связи — нет проблем. По крайней мере, последние двадцать минут мне не пришлось поднимать солдат в бесполезные атаки. Ну не соединяет с командирами, ну что я могу поделать? Не слышу приказов, не поступают они! А на нет — и суда нет. Точнее говоря, трибунала…

— «Ромашка-1», взводный, ты что там сопли жуешь! — уже орал в наушниках голос Дица. — Какое у тебя недоразумение, почему не атакуем?! Да я тебя — под трибунал, да ты у меня!..

Ну вот, я же говорил! «Да я тебя, да ты у меня, да мы с тобой!..» Праздник вольных форм самовыражения, не иначе. Для окончательного веселья не хватает только Градника с его отрыжками дерьмоглотов, растопырчатыми шестопырями и шерстистой болотной вонючкой.

Этот воин, надеюсь, сейчас сражается со слабительными таблетками в госпитальном сортире. И обе стороны не намерены отступать.

«Даже интересно, неужели комбат орал все время, пока я пребывал в счастливом безмолвии отключения? — подумал я. — Нет, не похоже, в голосе не слышно усталости, слишком азартно забирает…»

— «Клумба-1», я — «Ромашка-1», прием, плохо слышу, прием. «Клумба-1», я — «Ромашка-1», что-то со связью, прием, — немедленно забубнил я, доказывая свою невиновность в технических неполадках.

Шутки — шутками, а гробить людей я все равно не позволю. Пусть Диц захлебнется слюной, призывая на мою голову все кары небесные и военно-административную рать, но класть взвод костями под огнем автоматики… В конце концов, мы больше не штрафники, и пора кончать с этим несгибаемым самодурством!

Я тоже злился. Только молча, как положено младшему по званию.

Диц, словно по инерции, еще продолжал орать про трусость и трибунал, но на этот раз его перебил собственный заместитель.

— С вашего позволения, господин майор, сэр! — холодно отчеканил Рагерборд.

— «Ромашка-1», я — «Клумба-2», как слышишь меня, прием? Как слышишь, повтори?

Я понимаю, ему тоже надоели эти звенящие интонации заклинившей вибропилы.

— Слышу вас, «Клумба-2, плохо, но слышу, прием… — забубнил я в ответ.

— Слушай меня, «Ромашка»! Я договорился с танкистами, они вам подкинут «пирог», через семь минут подойдет к северному склону. Действуй, «Ромашка», как понял меня, прием?

— Понял вас, «Клумба-2», хорошо понял! — обрадовался я. — Спасибо, «Клумба-2»!

Все понял, начинаем работать! Моя связь окончательно восстановилась. Капризы техники! А я что могу поделать?

— Действуй! — повторил капитан. — И это… голову береги, «Ромашка», а то ведь «пироги», бывает, на голову валятся, — слегка поехидничал замкомбата.

— Есть, сэр! Слушаюсь, сэр!

«Пирог», тяжелый МП-танк «лангуст-18», это как раз то, что нам нужно.

«Крупнокалиберка танковую броню не пробивает, под прикрытием танка уже можно прорываться. Правда, кто знает, какие сюрпризы приготовлены на самой высотке… Скорее всего, и для «пирога» найдется кусочек маслица, — рассуждал я. — Но это уже наша часть работы…»

А что, если…

— «Ромашка-1», я — «Клумба-1»! С вашего позволения, капитан… — снова возник в наушниках Диц. Его голос просто сочился иронией. (Надо же, майор просит разрешения у капитана — ха-ха-ха!) — Двигаюсь к вам, скоро буду! Вы у меня еще только попятитесь, вы у меня будете там бока пролеживать! Лично прослежу! — рыкнул он.

«Конечно. Проследит. Кто б сомневался.

Не в атаку же поведет! Знаем мы таких следаков — засядет где-нибудь сзади и начнет понукать из безопасного укрытия», — мельком подумал я.

Вот зараза, сбил меня с мысли…

Итак, о чем я? Ах да, про масло для «пирога»! Если на высотке хорошие укрепления, а они там хорошие, значит, и подходы соответствующим образом заминированы, быстро соображал я. Казачки-добровольцы там не просто чаи распивают. Ждут, когда можно будет активировать какую-нибудь скрытую «гайку». Туда нас МП-танк подведет, но дальше преимущества тяжелой брони закончатся. Угробим танк, только и всего…

Нет, нужно по-другому…

— «Ромашка-11», я — «Первый»! Ты где там? Отзовись! — вызвал я Иглу.

— Слушаю, командир! — откликнулась она.

— Внимательно слушай.

— А ты меня любишь?

На этот раз я не нашел, что ответить. Не до того было.

— Отставить базар! — скомандовал я. — «Ромашка-11», примешь командование взводом. Атакуете по южному склону под прикрытием танка. Шумите, гремите, но главное — отвлеките на себя все внимание. Мы со «Вторым» попробуем зайти с другой стороны. Начинаем, как только подойдет танк. Вопросы есть?

Вопросов не было, Игла поняла меня сразу. Она — опытный солдат, ей не надо долго разжевывать.

Вадик, слушая наш разговор, подтверждающе поднял большой палец. Он тоже понял.

— Командир! — окликнула Игла.

— Чего?

— Осторожнее там.

Странное, в общем, предупреждение. В такой ситуации. Но все равно спасибо…

— Есть, понял! Вам тоже удачи.

— Командир! — снова окликнула она, помолчав.

— Слушаю, слушаю.

— Молчание — знак согласия, — многозначительно сообщила она.

Я не сразу понял, к чему она это сказала, и только потом подавился смешком. Вот зараза зубастая!

На этот раз «лангуст» хорошо выполнил свою работу. Появился он вовремя, ровно через семь минут после сообщения Рагерборда, и сработал грамотно, сразу отвлек на себя весь огонь. Многослойное покрытие МП-танка — это не хрупкая броня пехотинца, с ним не забалуешь. «Аптушки» могли сколь угодно визжать, перегреваясь стволами, но для тяжелого танка, да еще с дальнего расстояния, все это, как шелуха семечек, сплюнутая в полицейского, — урона не нанесет, только разозлит до истерики.