– Они же вроде к четвертому энергоблоку шли, – продолжал любопытничать Снейк.
– Слушай, – разозлился Мун. – Ты бы пошел туда после всего, что сегодня было, практически без оружия?
– Я б туда вообще не пошел, – отмахнулся Снейк.
– А Угрюмый, что думаешь, совсем без мозгов? Назад он пошел. К «Долгу».
«А может и не назад», – мелькнуло в голове. – «Кто его знает, что Угрюмому в башку вступит? Чужая душа – потемки».
Но думать об этом не хотелось. Снейк все так же сидел на земле у бревна, только «пенку» под задницу подсунул. Содержимое банки ковырял ножом, отправлял в рот и, кажется, получал от этого удовольствие.
– Выходит, – подытожил бородатый, облизывая нож, – четверо отправились на тот свет, двое домой. А мы с тобой…
Он замолчал и хмыкнул, словно совершил открытие.
– Хорошая прогулочка получилась. Нас оставалось только двое из восемнадцати ребят, – пропел бородатый.
– Не-а, не так, – покачал головой Мунлайт.
Он поводил носом по сторонам, словно искал что-то, сам не зная, что ищет. Наконец, за неимением лучшего, перехватил консервную банку и принялся настукивать по ней тупой стороной лезвия ножа. А потом запел:
Жаль подмога не пришла,
Подкрепленье не прислали.
Нас осталось только два,
Нас с тобою напаяли.
Все братушки полегли
И с патронами напряжно,
Но мы держим рубежи,
Мы сражаемся отважно.
Снейк слушал с раскрытым ртом, безвольно опустив консервную банку. Мун прежде пел много и всегда задорно. Не важно что, но всегда в его песнях была пруха. Сейчас голос его звучал с какой-то мрачноватой обреченностью. И сам он выглядел как клоун за кулисами. Отработавший вечернюю программу. Парик еще не снят, грим еще не смыт, но человек уже другой, не тот, что паясничал на арене.
Пушка сдохла, всё, трандец,
Больше нечем отбиваться.
Что ж, закурим, брат-боец,
Нам от смерти не смотаться.
Жаль подмога не пришла,
Подкрепленье не прислали.
Что ж, обычные дела,
Нас с тобою напаяли.
Мунлайт последний раз стукнул по банке, подкинул ножик и всадил его в землю по рукоять, как в детстве, когда играли в «ножички». Пустая банка по дуге отлетела в костер.
– Знаешь, Снейк, – удивительно серьезно произнес Мунлайт, – у меня такое впечатление, что мы сами себя нае… напаяли. Вот ты зачем с Кабаном пошел? Ты ж гопоту не перевариваешь.
Снейк поднял свою банку и бессмысленно заскреб по ее пустым внутренностям ножом. Мун молчал, словно ждал ответа. Бородатый поднял на него глаза и споткнулся о пристальный взгляд.
– Давай не будем об этом, – пробурчал он. – Дрянное дело вышло. Выхода у меня не было.
– Вот и у меня не было, – кивнул Мун. – Ладно, давай что ли автомат и спи. Я покараулю. Потом поменяемся.
4
Вышли с рассветом. Ночь прошла на удивление спокойно. Только костер к утру окончательно потух, и стало жутко холодно. Так что поспать еще, даже если б возникло такое желание, уже не получилось.
Перетряхивая содержимое рюкзаков и перекладывая самое необходимое в один, Мунлайт щурился спросонья и зябко ежился. Впрочем, согрелся он довольно быстро. Стоило только поднять Снейка и пройти с ним сотню метров.
Викингообразный бородач был не самой легкой ношей и хотя всячески старался помочь, нагрузка на плечи Муна свалилась нешуточная. Первый привал Мун устроил метров через двести. Молча усадил раненого на землю, вскрыл рюкзак и, оставив при себе только пистолеты с патронами и часть содержимого аптечки, безжалостно отшвырнул оставшееся.
– Сегодня не обедаем, – буднично заметил Снейк.
– У-тю-тю, какие мы оптимистичные. Ты еще доживи до обеда.
Мунлайт цыкнул сколотым зубом, дернул травинку и зажевал сочный кончик. К Снейку подошел с дежурно-ядовитой ухмылкой.
– Подъем, захребетник.
Без рюкзака двигаться стало немного легче, но не надолго. Бородатый отличался могучим телосложением. И если в другой ситуации Мунлайт этому порадовался бы, то сейчас оставалось только молчать в тряпочку и топать. Чем он и был занят.
Туман нависал плотной, молочно-белой пеленой. Тяжелый, сырой, непроглядный. Звуки в этой сырости разносились плохо, словно пробивались сквозь слой ваты. Видно было еще хуже, чем слышно. Разглядеть что-то дальше пятнадцати шагов казалось невозможно. Силуэты расплывались мутными неопределенными пятнами.
Мун пер, как трактор. Дыхание давно сбилось, вырывалось с хрипом. Перед глазами от напряжения мелькали темные пятна. Травинку свою он давно потерял и теперь только яростно закусывал губу.
Хотелось упасть на землю и больше не вставать. Но он знал, что если расслабиться, то заставить себя потом двигаться дальше будет еще труднее. Потому вгрызался зубами в губу и отсчитывал шаги.
Снейку все это давалось не легче, не смотря на то, что нашпиговал в бедро кучу анальгетиков. Сперва он старался хоть как-то ковылять, наступал на здоровую ногу, перенося центр тяжести и пытаясь хоть как-то облегчить приятелю жизнь. Но очень скоро эти попытки стали только мешать. Движения давались с трудом и болью.
Наконец он не выдержал:
– Слушай, оставь меня, – пробасил на ухо. – Не дотащишь. Иди сам. Доберешься до людей, найдешь кого-нибудь, потом вернешься.
– Ну тя нах, – хрипло отозвался Мун. – Где я тебе кого найду? И где я тебя потом искать буду?
– Порождение тьмы.
– Сам дурак.
Последняя фраза прозвучала совсем уже тяжело, и оба примолкли. Тихо шлепали шаги, что-то глухо брякало и звякало в тумане в такт этим шагам. Потом движение замерло и все смолкло. Слышалось только тяжелое усталое дыхание.
Мун помог бородатому усесться и сам плюхнулся рядом.
– Ща передохнем и двинем дальше, – объяснил он.
– Ты хоть знаешь, куда мы идем?
Мунлайт помялся. Признаваться в том, что все ориентиры, если какие и были, давно потеряны, не хотелось даже себе.
– А у нас всего три выхода, – беспечно отозвался он. – Либо обратно к «долговцам» вернемся, либо к Припяти выйдем, либо к «Свободе». Тут один черт ничего больше нет. Рано или поздно куда-нибудь да придем.
– Или сдохнем, – философски заметил Снейк.
«Или дойдем и сдохнем», – подумалось Муну, но вслух он ничего не сказал. Лишь крякнул, поднимаясь на ноги.
– Отдохнул? Пошли.
– А наладонник что говорит? – пробасил бородатый. – Ты карту смотрел?
– Умный, да? Не работает здесь навигатор. Так что идем. Если долго идти в одном направлении…
Дыхание перехватило, когда взвалил на плечо бородатую тушу. Снейк зашипел от боли. Да, подъемы с трудом даются, хоть вообще не останавливайся.
Тело ныло и противилось. Не желало идти и тащить на себе такой вес. Требовало одуматься и избавиться от лишней ноши. Мун давно уже перестал считать шаги и надеялся только, что они идут по прямой, а не ходят по кругу. Только бы выйти из тумана. Не важно куда, лишь бы выбраться.
– Если долго идти в одном направлении, то можно не дойти и загнуться по дороге, – невесело пошутил Снейк, которому видимо не давала покоя последняя фраза.
Мунлайт остановился и сглотнул. Царапнуло горло.
– Снейк, – недовольно пробурчал он, – хорош нудеть, а? Достал.
И все-таки они шли по прямой. Когда ноги уже перестали двигаться, а тело требовало только одного, чтобы ему дали упасть и больше не трогали, туман как будто стал терять плотность.
Сначала он подумал, что это только кажется, но спустя несколько десятков невероятно тяжелых шагов он был в этом практически уверен. А еще немного погодя пришло радостное осознание того, что самое страшное позади.