Пожав плечами, Славянка повернулась к зеркалу.

Оно было огромным, от пола и почти до потолка, в тяжелой резной раме – хорошее зеркало, добротное, но, едва увидев своё отражение, Славянка нахмурилась. Да, выглядела она, конечно, не по высшему разряду. Впрочем, после нескольких суток пути в пыльном поезде вряд ли можно быть похожей на Золушку на балу у принца.

Тяжело вздохнув, она отвела взгляд от зеркала и подумала, оглядываясь: "Будь у меня такой дом, я бы здесь всё переделала. Здесь всё есть, не хватает одного – женского вкуса".

От мысли, которая пришла ей в голову, стало весело. "А было бы неплохо стать здесь хозяйкой. Это не так уж и сложно. Если я права и хромоножка – любовница Круглова, то это даже проще, чем может показаться. Она мне не соперница".

Посмаковать эту затею она не успела, обнаружив вдруг, что в кресле, повернутом к тихо бормочущему телевизору, кто-то сидит. Осторожно подойдя, она увидела перед собой шикарную девицу.

– Привет, – сказала Славянка.

Девушка с улыбкой глянула на нее, кивнула, но ничего не ответила. Одна ее стройная загорелая ножка была непринужденно закинута на другую. Богатые темно-рыжие волосы волнами спадали на голые плечи.

"Ещё одна шизофреничка, – подумала Славянка. – Или ещё одна любовница? О-ля-ля, а может, у него здесь гарем? Тридцать три наложницы, и у каждой отрезан язык, судя по тому, что разговаривать они тут не очень любят. Хотя какой может быть секс без языка? Это то же самое, что бифштекс без соли".

Слово «бифштекс» немедленно навело её на мысль о еде, неприятно засосало под ложечкой – был уже почти полдень, а она, если не считать стакана компота на вокзале, со вчерашнего дня толком и не ела.

С усилием прогнав мысль о еде, она вновь повернулась к девице.

– Ты кто такая?

В ответ та только безобидно хлопнула ресницами и опять расцвела ослепительной улыбкой.

"Точно шизофреничка", – Славянка уже начинала злиться на молчунью. Может, подойти и встряхнуть ее хорошенько, чтобы сползла с её чистенького личика эта выводящая из себя улыбка? Нет, не стоит. Надо взять себя в руки и перестать психовать. К тому же сюда кто-то идет…

Со стороны лестницы послышались шаги, и Славянка облегченно вздохнула: наконец-то! Разговор со знакомцем Сергея гораздо приятнее, чем созерцание это молчаливой девы.

Однако это был не Круглов, а хромоножка с подносом, на котором дымились три крошечные кофейные чашечки и стояла маленькая вазочка с шоколадным печеньем. Что ни говори, а это было очень кстати. Хромоножка поставила поднос на стол, и Славянка, не дожидаясь приглашения, взяла горячую чашечку и печенье. Села на диван.

– Спасибо, – сказала она, радуясь неожиданному угощению.

Хромоножка невозмутимо кивнула и тоже опустилась в кресло. Одну чашечку подала рыжей, а другую взяла себе. Сделав маленький глоток, она как-то странно, по-матерински, взглянула на Славянку.

– Ты и есть Ярослава Морозова? – спросила она.

Славянка кивнула. "Должно быть, действительно любовница, раз Круглов рассказал ей обо мне, – подумала она. – Но кто же тогда вторая?"

– Кстати, познакомьтесь, – хромоножка, повернувшись к рыжей, показала рукой на Славянку. – Ярослава Морозова, называет себя. Славянкой. Уверяет, что она – подруга Вепря. А это Соня, моя подруга.

– Угу, – Славянка набила рот печеньем. – А ты что, Соня, язык откусила?

Рыжая перестала улыбаться. Но хромоножка на грубость не отреагировала.

– Нет, язык у нее на месте, – промолвила она спокойно. – Она немая, если тебе так интересно.

Славянка жевать перестала.

– О чёрт, – проговорила она тихо. – Прошу прощения.

Рыжая Соня помотала головой и опять заулыбалась.

– А я – Мария, – продолжила беседу хромоножка. – Те, кому я нравлюсь, зовут меня Машенькой.

Она протянула Славянке тонкую белую ручку, и та с недоумением ее пожала. Что-то неправдоподобное было для нее в этом простом, казалось бы, жесте. "Одна хромая, другая немая, – подумала она. – Если это гарем, почему в нем одни инвалиды?"

– Ты приехала издалека? – спросила Машенька. – От тебя так хорошо пахнет поездом…

Славянка хотела ответить, что это пахнет не поездом, а потом и грязью, но вовремя остановилась. Могла получиться очередная грубость, а до встречи с Кругловым это рискованно. Бог знает какое она имеет на него влияние.

– С Чёрного моря. Я была в Сочи.

– В Сочи? – Машенька склонила голову набок. – Странно…

– Что же тут странного? – удивилась Славянка. – Город как город. Бывают и хуже.

– Да нет, просто… – Машенька сделала неопределённый жест. – В последнее время все вокруг меня только и говорят про Сочи, а тут ещё ты…

Славянка закусила губу.

– И что же вокруг тебя говорят? – небрежно спросила она.

– Так, ничего особенного… Всякую ерунду… А это правда, что ты подруга Вепря?

– Если ты имеешь в виду Сергея, то правда.

Ей совершенно не хотелось сейчас говорить на эту тему, тем более с этой незнакомой девушкой. Славянка сегодня и без того достаточно наговорилась об этом с незнакомцами. Машенька долго изучающе смотрела на девушку, но та сделала вид, что не замечает ее взгляда.

– Да, – наконец-то проговорила Машенька, – это похоже на правду.

– Что именно?

– То, что ты девушка Вепря. Он любил таких.

– Блондинок с синими глазами?

Славянка вдруг почувствовала себя обиженной. Ей было неприятно слышать, что до знакомства с ней у Сергея были другие женщины, и немало. В ней проснулся пещерный женский эгоизм, и даже то, что Сергей был мертв, не могло заглушить в ней этого чувства.

– Нет, цвет глаз и волос не имел для него значения, – сказала Машенька. – Я говорю о характере. Ему нравились вздорные и своевольные, уверенные, что с помощью своей красоты они могут перевернуть горы.

– Быстро же ты сложила обо мне мнение…

– Это нетрудно. Знаешь, почему ему нравились такие, как ты?

– Вздорные и своевольные? И почему же?

– Он умел их быстро очаровывать и превращал в своих рабынь, так что от их своеволия и следа не оставалось. Ему жутко нравилось наблюдать, как крутая телка на глазах превращалась в тихую, послушную овечку. Одно дело влюбить в себя романтическую дурочку и совсем другое превратить в такую дурочку прожжённую шмару.

– Он рассказывал тебе об этом в постели? – изо всех сил пыталась скрыть злость Славянка.

– Нет, я с ним не спала, – все с той же загадочной улыбкой ответила Машенька. – Я оказалась не в его вкусе.

– А если ты все-таки пришлась бы ему по вкусу, что тогда? Неужели отказалась бы?

Машенька засмеялась:

– А с тобой, оказывается, опасно связываться, ты умеешь защищаться. Похоже, что Вепрь не успел обработать тебя до конца. Что же ему, интересно, помешало?

– Видимо, то, что его убили.

Эта новость поразила Машеньку. Она замерла и растерянно приоткрыла рот, уставившись на Славянку заледеневшим взглядом. Трость выскользнула из ее рук и с глухим стуком упала на ковер, но она даже не сделала попытки её поймать. Прошла секунда, и застывшие черты на ее лице снова сложились в улыбку, сначала слабую и недоверчивую, но с каждым мгновением она становилась всё смелее, и скоро Машенька уже хохотала; точно так, как Павел, когда Славянка сообщила ему ту же самую новость. Но она смеялась недолго. Подняв с пола трость, вздохнула.

– Смешно, правда? – с ненавистью спросила Славянка.

– Извини, но я тебе не верю, – ответила Машенька. – Вепря нельзя убить.

Эти слова были сказаны без единой капли юмора, с полнейшей серьезностью. "Вепря нельзя убить". За прошедшие два часа Славянка дважды слышала эту фразу. Создавалось впечатление, что говорившие действительно верили в это.

– У Вепря девять жизней, – продолжала Машенька. – Четыре раза его уже убивали. Значит, осталось ещё пять. Так что не беспокойся, жив твой Серёженька и появится на сцене в самый неожиданный момент.