Уэзерли смотрел на нее с возрастающим изумлением. Рэн не только ввела его в заблуждение по поводу своего родства с ван дер Рисом, но и скрыла свое происхождение. Девка, уличная девка, рожденная в лондонских трущобах, да еще набравшаяся наглости предположить, что достаточно хороша для того, чтобы чистить ему туфли!

Прежде чем он успел вымолвить слово, Рэн снова прильнула к возлюбленному.

– Когда же мы поженимся, Малькольм? Ты не можешь прогнать меня! Я уже сообщила ван дер Рисам, что иду к тебе. Я даже… даже сказала, что мы были любовниками, – солгала девушка, надеясь убедить Уэзерли, что пути назад для нее нет.

Рэн хотела доказать, что пожертвовала всем, лишь бы быть рядом со своим избранником. Она не могла допустить, чтобы Малькольм отослал ее назад теперь, когда они снова вместе, когда она обнимает его и так близка к моменту, когда навеки станет его…

– Ты привезла с собой деньги? – резко спросил Уэзерли.

– Только свои карманные, которые удалось сэкономить. Слава богу, что я не успела оплатить счет от портнихи! Все вместе составляет около пятидесяти фунтов, – с гордостью сообщила Рэн. – Очень хорошее начало для женатой пары. Вот, – проговорила она, вынимая кошелек.

– Этого хватит ненадолго! – фыркнул Малькольм. – Ты должна была принести какие-нибудь драгоценности, которые можно продать.

– Пожалуйста, не расстраивайся так! – взмолилась Рэн. – У нас все получится, вот увидишь! Правда получится!

– Получится! Получится! – передразнил Уэзерли. – Ничего у нас не выйдет. Ты, кажется, до сих пор ничего не поняла. Иди домой, Рэн.

– Нет, Малькольм! Прошу, не прогоняй меня. Ты говорил, что не сможешь содержать меня? Ну и не надо. Я стану работать, буду делать все что угодно, только не отсылай меня домой.

– Два дня назад я сказал, что не могу позволить себе такую роскошь, как ты, – он исподтишка бросил взгляд на туалетный столик, где было спрятано ожерелье, – теперь же я просто не хочу тебя. Ты мне больше не нужна! – Уэзерли злобно захихикал, думая о деньгах, которые выручит от продажи драгоценностей. – Иди домой, глупая школьница!

– Нет! Не пойду! Я не глупая школьница. Я нужна тебе, Малькольм, нужна!

Рэн бросилась к нему, ища его губы, и прижалась к Уэзерли всем телом, чувствуя, как в нем загорается желание.

Малькольм крепко обнял и притянул девушку к себе. Возбуждение, которое он испытывал после кражи ожерелья, усиливалось еще больше от предложений этой красивой девицы. Да, она права: она нужна ему. В данный момент.

– Вот видишь, милый, – я нужна тебе, ты хочешь меня…

– Ты права, Рэн. Теперь я понял, о чем ты говоришь.

Его резкий голос и грубость, с которой Уэзерли рванул ее к себе, удивили Рэн. Не такого Малькольма она знала: ее Малькольм был страстным, нежным, нерешительным. Внезапно девушку охватил страх. Она ожидала увидеть в его глазах любовь, а вместо этого Рэн встретила взгляд, напоминающий горящие уголья. Губы Малькольма жадно впились в ее рот, а руки занялись пуговицами платья. Рэн замерла от ужаса, а Малькольм больно стиснул ее грудь, часто и тяжело дыша, затем повалил девушку на спину, не выпуская ее губ ни на мгновение.

Рэн понимала, что происходит, но не могла его остановить. Все протесты застряли у нее в горле, и девушка принялась бороться с насильником из последних сил. Этот человек не мог быть Малькольмом, тем Малькольмом, которого она знала и любила! Это было какое-то другое, извращенное существо, которое одолевала только похоть.

Боль, которую Рэн испытывала от нетерпеливых толчков внутри своего тела, была обжигающей и не похожей ни на какую другую боль, которую она когда-либо чувствовала. Ей хотелось кричать, пока не разорвутся легкие, но из горла не вырвалось ни одного звука. Мужские пальцы вонзались в ее плоть, а рот терзал соски груди, пока Рэн не взмолилась о смерти. Боль и стыд, которые она испытывала, были невыносимы, но ощущение потерянной, растоптанной любви поглотило все ее существо и поразило больше любой физической муки, притупив все другие чувства.

По ногам девушки текли тонкие струйки крови, мучения и унижения продолжались. Юное тело Рэн одеревенело от шока, а Малькольм все не прекращал дергаться в нем. Внутри у Рэн все горело и набухло, ей казалось, что она вот-вот разорвется на куски от силы непрерывных глубоких толчков. Девушка старалась отбиться от Уэзерли своими маленькими кулачками, но попытки эти не принесли результата: сила была на стороне ее мучителя. А он наслаждался ее бессилием, смаковал мысль, что Рэн уже не девственница, торжествовал, что она стала его собственностью в один день с драгоценным ожерельем.

Уэзерли всегда подмывало сотворить с этой красавицей что-нибудь подобное. В тот день, когда он впервые поцеловал Рэн, Малькольм уже не сомневался, что однажды она отдастся ему. Но Уэзерли не хотелось, чтобы Рэн отдалась по своей воле, – он мечтал взять ее силой! Во время их свиданий, когда он изнывал от желания, Рэн застенчиво отодвигалась от него и, поправляя платье, лепетала о достоинстве порядочной девушки, а потом говорила, что он слишком нетерпелив. Нетерпелив! И это тогда, когда его плоть отказывалась успокоиться и до боли в паху хотелось утолить свое желание!

Находясь в полуобмороке от его жестокости, Рэн ощутила, как тело Малькольма обмякло, толчки прекратились, но он все еще оставался в ней, впиваясь в истерзанные губы мокрым, противным ртом. Рэн почувствовала, что сейчас ее стошнит.

Малькольм наконец встал на колени, посмотрел на ее полуобнаженное тело, а затем нанес еще одно оскорбление:

– Твоя подруга Сара гораздо красивее, а грудь у нее больше, округлее и мягче. Она пришла ко мне по своей воле, и мы слились в единое целое, одновременно отдавая и забирая друг друга. Ты же как комок скользкой глины, – усмехнулся он.

Рэн лежала на полу, даже не пытаясь прикрыть наготу. Какая теперь разница, если он видел ее и даже сравнивал с Сарой? Сейчас ничто для нее не имело значения. Как могла она подумать, что любила этого жестокого, насмехающегося над ней мужчину, который крутился перед зеркалом и поправлял одежду, будто ничего не произошло? Рэн хотелось плакать, кричать, выть, но она не могла. Вдруг девушка увидела над собой ногу, обутую в сапог, но не поверила, что он сможет, посмеет… Удар пришелся прямо в левую грудь, и Рэн скорчилась от боли.

Уэзерли отошел к туалетному столику, порылся на дне ящика и извлек черный узелок.

– Я ухожу, чтобы попробовать превратить те жалкие крохи, которые ты «сэкономила», в осязаемую пачку денег. Дверь я замкну, и если тебя здесь не будет, когда вернусь, я выслежу тебя, как животное, поняла? Даже не думай, что убежишь к Ригану и расскажешь, как скверно я с тобой обошелся. Я просто убью тебя. Да! Никаких рыданий и криков, пока меня не будет, иначе прикажу хозяйке позвать полицию и сказать, что ты свихнулась, и тогда тебя упекут за решетку!

Он ногой перевернул девушку, чтобы видеть ее лицо.

– Скажи, что все поняла.

Рэн покорно кивнула, и Малькольм рассмеялся.

– Ты Саре и в подметки не годишься! – бросил он через плечо, вышел из комнаты и запер дверь.

Рэн с трудом поднялась на ноги, кое-как добралась до кровати, опустилась на сбитый матрац и натянула одеяло на свое измученное тело. Неужели он поступит так, как говорил? Неужели выполнит свои угрозы? Она поняла, что боится.

– Прошу тебя, Господи, пошли ко мне Ригана и Сирену! Я так виновата перед ними… Умоляю, помоги мне! – вслух молилась Рэн.

Так она сидела, кажется, целую вечность. Наконец Рэн сползла с кровати и нащупала свою одежду. Сколько сейчас времени? Надо зажечь свечу. Вернется ли Малькольм назад, а если вернется, то что станет делать?

– Прошу тебя, Боже, помоги мне! – бесконечно повторяла она, натягивая платье.

В конце концов Рэн забылась в тяжелом сне, а когда проснулась, спешно забилась в угол кровати, услышав, как в замке поворачивается ключ. Дверь с грохотом распахнулась, и на пороге появился Малькольм вместе с четырьмя крепкими матросами.