Еще не перевернув труп, я узнал его. Доку Сайтсу незачем было ехать в Калифорнию за Рисом и Хеселтайном. Он поднялся сюда вместе с ними, чтобы найти свою смерть. Убийцы.

Не тот он был человек, чтобы по нему горевать, подумал я, хотя одно время он казался мне ловким и даже обаятельным парнем. Он был похож на бычка, гордящегося пустой жестянкой, надетой на рог. Жил тем, что крал скот и лошадей, и слишком много болтал. Но сейчас мне было жаль его. Не приведи Господь умереть вот так, от руки тех, кого считал друзьями, и лежать среди пустынных гор на поживу грифам и койотам.

Все, что я мог сделать теперь, — это затащить его в скальную трещину и завалить сверху камнями и ветками. Карманы его были пусты, лошадь и револьвер исчезли.

Пройдя вниз по склону, я обнаружил еле заметную тропинку среди скал и поехал по ней.

Через две мили тропинка вдруг круто повернула вверх. Я пошел по ней, время от времени нагибаясь в поисках следов. Следов не было.

Те, кто убил Сайтса, спустились вниз на главную дорогу в долину. Тропинка, по которой я шел, была проложена индейцами, и она неожиданно привела меня в маленькую ложбину под нависшей скалой, где разлилось круглое озерцо, питавшееся водами подземных источников. Это было защищенное местечко, с травкой для коня и спокойным приютом для меня.

На крошечном костерке я приготовил кофе и суп из вяленого мяса и сушеного гороха. Я очень устал, и самая простая пища показалась мне восхитительной.

Я долго лежал с открытыми глазами, глядя сквозь листву на звезды. Вслушивался в ночные звуки, но не чувствовал никаких признаков близкой опасности. Я думал о Вашти и поймал себя на том, что хочу в Колорадо. Я убеждал себя в том, что пора прекращать погоню. Я должен отказаться от преследования и найти свое место в жизни, если я не хочу однажды получить выстрел в спину, как Док Сайте, от руки убийц.

Я заснул с ощущением, что устроил свое будущее — не уточняя, какую судьбу я себе прочу. Человек предполагает, но жизнь часто разрушает его планы, через более могущественные силы руководит людскими судьбами.

Я проснулся перед рассветом. Несколько минут я тихо лежал, впитывая в себя утро нового дня, обещавшего быть ясным и погожим. На небе сияли последние звезды.

Прохладный ветерок шевелил листву. Мой скакун методично хрустел листьями какого-то куста, который он нашел возле лагеря.

Наконец я принял решение и отбросил одеяло.

Я натянул сапоги, свернул постель и оседлал коня. В одной рубашке было прохладно, чтобы не замерзнуть, приходилось двигаться. С винчестером в руке я поднялся на скальный выступ, который заметил еще вчера. Оттуда, спрятавшись за камнями, я оглядел долину внизу.

Она вся кипела жизнью. В кустах ворковали голуби, на отдаленном дереве запел пересмешник. Нигде, однако, я не увидел дыма костра, и на серой нитке дороги не было заметно никакого движения.

Моя погоня окончилась — таково было мое решение, принятое прошлой ночью и подтвержденное сегодняшними утренними мыслями. Это не то занятие, на которое человеку стоит тратить свою жизнь.

Но если Хеселтайн перестанет чувствовать мое дыхание у себя за спиной, он может занервничать еще больше. Он не поверит, что я сдался, и станет еще более мнительным, не зная, когда я снова появлюсь.

Раздув костерок, я приготовил кофе, поджарил бекон и доел последний сухарь, который так долго берег. Еще раз оглядел дорогу… никого.

Вскочив в седло, я съехал вниз, пересек дорогу и со спокойным сердцем въехал в горы Иньо-Уайт.

Я пересеку их, попаду в Неваду, возьму дилижанс до Эуреки и дальше до Солт-Лейк, а там и Колорадо.

Вокруг высились неприютные, пустынные горы. Через несколько миль тишина стала действовать мне на нервы. Единственными звуками во внезапно онемевшем мире были стук копыт, звяканье шпор и поскрипывание седла. Несколько раз я останавливался, чтобы вслушаться в эту подозрительную тишину.

Солнце светило ярко, на ослепительно синем небе виднелось лишь одно облачко — легкое, почти прозрачное.

Узкая тропка поднималась все выше и выше, вилась между валунов и уступов. Мой скакун нервничал, нервно прял ушами. Но наконец мы выбрались на лишенную растительности верхушку горы и увидели простирающуюся к востоку бесконечную пустыню, оживляемую только редким можжевельником, оскаленными зубами скальных выступов да белыми кляксами высохших соляных озер. И на всем этом бескрайнем пространстве, насколько хватало глаз, — никаких признаков воды.

В полдень я остановился отдохнуть в тени необычно высокого можжевельника. Местность вокруг была открыта и пуста, как лишенная волос голова. Стреножив коня, я растянулся в тени дерева.

Небо надо мной было так же безбрежно, как и лежащая под ногами пустыня. Прежде чем закрыть глаза, я внимательно посмотрел по сторонам, но нигде не было ничего подозрительного — просто абсолютно ничего. Глаза мои сомкнулись, и я заснул.

Под действием теплого солнца, свежего воздуха и моей собственной усталости спал я очень крепко. В конце концов я был совершенно один в этой пустыне.

Сквозь пелену сна я почувствовал беспокойство, услышал какое-то поскребывание. Кто-то прикоснулся к моему бедру. Я открыл глаза и прямо перед носом увидел дуло собственного кольта.

Поуни Зейл сидел на корточках меньше чем в десяти футах от меня. Он скалил в ухмылке обломки зубов, но в глазах его не было и тени добродушия.

— На этот раз ты влип, парень, — сообщил он.

Медленно приподнявшись, я сел.

— А я думал, что прикончил тебя, — солгал я. — Я же всадил в тебя столько свинца, разве нет?

— Как же, еще как всадил. — Он сплюнул коричневой слюной возле самого моего сапога. — Я до сих пор им начинен, но меня не так-то просто свалить. Не отлита еще та пуля, что добьет меня. Мне одна старуха-цыганка нагадала, так что я даже и не беспокоюсь.

Его лошадь стояла рядом с моим скакуном, и на ней уже висели мои седельные сумки — только это была уже не прежняя кляча.

— У тебя новая лошадь, — заметил я.

— Да, сэр. Добыл себе кое-что получше. Даже получше вашего. Правда, хозяин очень не хотел с ней расставаться, так что у меня не было выбора — я просто не выношу, когда мне отказывают.

Он снова сплюнул.

— Ты знаешь, что тебя ждет?

Я ухмыльнулся.

— А то как же! Мы с тобой на пару махнем в Карсон-Сити и хорошенько напьемся в каком-нибудь баре, где собираются одни политики. Я даже поставлю выпивку… если ты оставишь мне на это денег.

— Ха, чудная идея! Я бы даже с тобой согласился — если бы ты не всадил в меня тогда свинца. Я такие вещи не прощаю. — Он вскочил на ноги одним легким, пружинистым движением, неожиданным для человека его возраста. — Нет, сэр, я не собираюсь никому позволять убивать или хоть даже ранить меня. Я тебя убью. Но не сразу. Было бы слишком легко всадить в тебя пулю и уехать. Этой дорожкой, что ты выбрал, не ходят уже двести лет. Пайюты говорят, что это Шаманская Тропа, и не ездят по ней. Из белых о ней не знает никто… кроме меня. Воды здесь нет на пятьдесят миль вокруг, а тебе, дружок, столько не пройти, особенно с пулей в животе.

— Убей меня лучше сразу, Поуни, — сказал я дружеским тоном, — потому что я найду тебя и упрячу за решетку.

Он хихикнул.

— Ты лихой малый. Ты мне нравишься, но это тебя не спасет.

У меня не было даже одного шанса на миллион, но я резко рванулся с места. Я услышал грохот выстрела, пуля обожгла мою голову, и я упал на камни.

Револьвер прогрохотал снова, и мое тело дернулось, принимая вторую пулю.

— Ну что ж, — услышал я голос Зейла. — Пожалуй, тебе хватит. Если ты и теперь меня найдешь, то уж получишь по заслугам.

Раздался удаляющийся стук копыт, и наступила всепоглощающая тишина. И тут я наконец почувствовал боль. Боль и жаркое, жаркое солнце.

Темнота… темнота и холод. Внутри черепа размеренно билась боль, во рту было сухо. Я лежал на голой земле, не в силах пошевелиться. Каким-то образом я попал в ущелье.