- Чего возиться? Может его того? По горлу ножичком и в сугроб? А весной как подснежники пойдут и найдут его!
- Я его отпустить обещал, Кистень!
- Как знаешь, Атаман! - недовольно согласился Кистень.
В это время из избы послушался шум борьбы. Атаман и Кистень бросились к двери.
Когда Атаман и Кистень вышли из избы, Мустафу вдруг осенило, что никто его отпускать после этой беседы не будет. Даже не зная, для чего нужны им эти пленные, можно предположить, что он для их планов опасный свидетель. Наверное, они и вышли для того, чтобы решить, как его убрать без борьбы и шума. Значит, ему осталось жить совсем немного. В его голове мгновенно созрел план побега. Главное вырваться на улицу и поднять там как можно больше шума! Выбросив руку вперед, он ударил пальцами руки по глазам верзилы сидевшего напротив и полоснул назад, выхваченным правой рукой из ослабевшей руки ослепленного соперника ножом. Кто-то сзади охнул. Мустафа бросился к двери. Она была закрыта всего лишь на щеколду. Наконец, вот она долгожданная свобода! Отбежав от избы, он увидел, как двое, выскочив на крыльцо, бросились за ним.
- Караул! Убивают! - закричал Мустафа и, сбросив шубу, понесся прочь.
На крики никто не отвечал, рогаток стрельцов не было видно, а окна изб равнодушно смотрели на него закрытыми темными ставнями. Мустафа выбился из сил, но и его преследователи отстали. Беглец уже был уверен в своем спасении и поэтому беззаботно встал на пути двигавшейся ему навстречу санной упряжки.
- Стой! - закричал вознице Мустафа. - Там разбойники!
Поравнявшись с Мустафой, возница стоявший в санях во весь рост, внезапно ударил беглеца по голове топориком, спрятанным до поры под полой тулупа. Мустафа упал на снег. Склизкой от крови рукой возница нащупал шею татарина. Мустафа был мертв. Вскоре подбежали Атаман и Кистень.
- Ну, как он, Прохор? - спросил у возницы Атаман.
- Успокоился страдалец! - ответил Прохор.
- Спасибо тебе, что догадался догнать его в обход! А то бы шуму могло быть! - поблагодарил возницу Атаман.
Кистень обыскал мертвое тело. На поясе он обнаружил кошель с деньгами:
- Надо же? И деньга при нем!
- Отдай Прохору! Он заработал! - приказал Атаман. - Разговорились! Берите его, оттащим подальше от дороги!
Тело Мустафы отволокли к какой-то канаве и сбросили в нее. Прохор, деревянной лопатой присыпал труп снегом. Осенив себя крестным знаменем, разбойники сели в возок и покинули место преступления.
Через два дня, приехав в разбойничий стан, Атаман вызвал к себе Болдыря для серьезного разговора. Болдырь явился в атаманскую избу немедля.
- Что-то, ты последнее время мышей не ловишь Болдырь! - упрекнул Атаман севшего напротив него старца.
- Это ты про что, Кудеяр? - удивился Болдырь.
- Я, для Алены Кудеяр, а всем остальным Атаман! - разгневался Кудеяр.
- Будь, по-твоему, Атаман! - согласился Болдырь. - Ты что-то не в духе! Что случилось?
- Не знаешь? - еще больше разозлился Кудеяр. - Младший Бежецкий, дважды убитый твоими людьми объявился в Крыму в полоне знатного мурзы и его вот-вот выкупит богатый литовский дядюшка!
- Нет!
- Если он потом появится в Москве, конец всему нашему делу. Человек, благодаря которому, мы живем почти десять лет как у Христа за пазухой, сразу же будет изобличен.
- А кто он?
- Не твоего ума дело старик! Ты лучше с юным Бежецким разберись! - прикрикнул на Болдыря Кудеяр.
- Трудно его в Крыму-то достать! - растерянно произнес Болдырь. - Может, встретим, когда он от литовского дядьки поедет в Москву?
- Нет! Оставим этот вариант на крайний случай. Надо упредить богатого дядюшку. Думай Болдырь! Твоя вина, в том, что этот Бежецкий еще ходит по земле! Ты и расхлебывай!
Болдырь недовольно поморщился: “Кто мог знать, что в одном месте у Коширы, столкнутся две абсолютно не связанные друг с другом его задумки, что раненого Бежецкого подберет обоз из украинного Донкова и он к тому же чудом выживет после почти смертельного ранения, а трое здоровенных головорезов, не смогут справиться с одним сопливым мальчишкой? Может это судьба бережет юного княжича и все попытки убрать его, напрасны?”. Не верящий ни в Бога, ни в черта Болдырь, сразу же отбросил в сторону эту жалкую мысль. Разбойник вспомнил, что у него в Крыму есть свой человек. Он еще на прозвище “Дервиш” откликался. “Дервиш”, казанский татарин, был бродячим странником-дервишем, который по неизвестным причинам прибился к ним. Он был набожный и исполнял намаз своему Богу по всем правилам. Татарин потом еще долго по казанским и астраханским дорогам ходил, в персидских караван-сараях обивался, высматривая какой ценный груз по каким дорогам повезут. Последний раз послали его в Крым, в город Гезлев, якобы гостем. Надеялись через него знать, какой товар из Крыма в Литву и Московию идет, в том числе по Волге и Дону. Но из-за большого расстояния эти сведения приходили тогда, когда в них надобности уже не было. И “Дервиша” забыли.
Старец рассказал Кудеяру о “Дервише”.
- Ценный человек! - согласился Кудеяр. - Только сколько времени прошло с того дня, как от него получили последнее донесение?
- Кажется полгода!
- Много! Особенно надеяться на этого “Дервиша” не будем. Пошлем своего человека, который в случае чего и без него с делом справится. Я знаю такого. Это рязанский купец Биркин. Готовь Болдырь на него все необходимые разрешения! Помоги с товаром. Выдай золотые на выкуп. Не скупись! Будет в Крыму, пусть найдет “Дервиша”. А нет, сам займется этим делом!
Через неделю, рязанский купец Афанасий Биркин, с ханским разрешением на торговлю в Крыму, купленным у крымского посла, ехал по Крымской дороге проходящей через Калугу, Брянск, Новгород-Северский, Путивль в Крым в составе обоза возвращавшихся из Москвы татарских купцов. На трех возах принадлежавших ему размещался товар: топоры, ножи, зеркала, “подбойное гвоздье” - пуговицы, иголки, булавки, узды и седла. Через две недели снег закончился, и товар пришлось перегрузить на телеги. Через 10 дней купеческий обоз достиг Перекопа, а еще через два дня, оставив товар в караван-сарае Гезлева, Афанасий встретился с “Дервишем”. Он был жив и здоров. В жизни его звался Муртазой. Отзыв на пароль “Дервиш” не забыл и очень обрадовался русскому гостю. Забытый разбойниками он занялся торговлей. Дела Муртазы шли хорошо, и его новое занятие приносило неплохой барыш. За накрытым, по случаю приезда гостя столом, Афанасий поделился с хозяином причиной, которая привела его сюда. Муртаза внимательно выслушал его.
- А кто эти люди, которых атаман решил выкупить? - поинтересовался он.
- Московский княжич и боярский сын с какого-то украинного городка - ответил Афанасий.
- Они из наших?
- Нет! Посторонние людишки!
- Тогда зачем на них тратить столько денег?
- Не сказал! - уклонился от ответа Биркин. - Атаману видней.
- Да, - согласился Муртаза, - ему дальше видно! А наличные деньги у тебя есть? - опять спросил он.
- Есть! - ответил Афанасий и для убедительности показал увесистый кожаный кошель, снятый с поясного ремня. - 900 золотых!
- У Асан - мурзы, всем этим делом заправляет достопочтенный Барух, карасубазарский еврей! К нему и поедем! А сегодня отдыхай. У тебя была трудная дорога. Но для начала я свожу тебя в турецкие бани! - пообещал ему собеседник.
Биркину была отведена отдельная комната в гостевой. Извинившись перед хозяином, Афанасий пошел в караван-сарай сделать необходимые распоряжения по размещению товара приказчику, расположившемуся там. А Муртаза в это время размышлял над тем, зачем понадобилось Атаману выкупать посторонних людей за такие большие деньги. Его пытливый ум всегда пытался докопаться до истины, там, где что-то было непонятно. “Явно Афанасий знает это, но не хочет или боится поделиться со мной своей тайной! - обиженно рассуждал Муртаза. - Ничего, после бани он мне все расскажет!”.
С вернувшимся Афанасием Муртаза направился в баню, благо, что она располагалась недалеко от его дома. Он любил в ней размять косточки, руками знавшего свое дело массажиста-банщика, по национальности перса. Биркин, ни разу не посещавший восточной бани, был в восторге от нее. После бани, довольные оба, они опять уселись за ломившийся от обилия пищи стол. На этот раз, кроме еды на нем стояло вино. Сам Муртаза вино не пил, ссылаясь на запрет его употребления для мусульман, но Биркину постоянно подливал в часто пустеющий бокал. Тот сначала отказывался, но потом, решив, что ему ничего не будет от некрепкого, по сравнению с водкой двойной перегонки, виноградного вина, перестал сопротивляться. И напрасно. Муртаза знал, что делал. Расслабленный баней Биркин хмелел на глазах. Наконец он дошел до того состояния, когда у пьяного человека появляется желание высказать собутыльнику все, что у него наболело на душе. Афанасий рассказал Муртазе о том, что выкупает пленников для того, чтобы потом их убить. С самого отъезда из Рязани его мучило это поручение Атамана, заставляя страдать. Дело в том, что Афанасий Биркин не выносил вида крови и страданий обреченных на смерть, что было большой редкостью в это время, изобилующее насилием, убийствами, изощренными показательными казнями. Афанасий тщательно скрывал свой, как ему казалось недостаток от посторонних, россказнями о том, как жестоко он расправлялся со своими врагами на Ливонской войне. На самом деле, он был на этой войне в команде землекопов и “пальцем никого не тронул”. Эти рассказы сыграли свою роль. О тайном недостатке Афанасия было известно только жене Глафире, попрекавшей его тем, что он даже курицу зарезать боится. Про дальнейшую судьбу пленных, Биркин рассказал Муртазе, потому, что не знал, как самому решить эту проблему и надеялся, что тот поможет ему исполнить суровое приказание Атамана. Муртаза не был безжалостным убийцей и убивал, как и звери в дикой природе, только из необходимости.