Особенно разрушительным было нашествие 60-тысячного войска Девлет-Гирея летом 1555 года. В это время были разорены все подонские населенные пункты: Елец, Тешев, Лебедянь, Романцев и другие. В 1571 году, татарами, была сожжена Москва, уведены в

рабство 60 тысяч человек.

Но год, в который новик Скурыдин ехал на свою первую сторожевую службу был относительно спокойным. Не последнюю роль в достижении этого спокойствия сыграли безвестные сторожа и станичники. Когда в июне 1572 года, 120-тысячное полчище (в том числе 7 тыс. янычар) Девлет-Гирея вновь пошло на столицу Руси, поход закончился полным крахом. По сообщениям станичников и сторожей удалось правильно определить направление движения крымчаков. Боярин Михаил Воротынский встретил врага за nbsp;Окой, у Серпухова. У села Молоди, в 60 км южнее Москвы, войско крымского хана было полностью разгромлено 50-тысячной русской ратью. Остатки войска бежали с поля сражения. С ханом в Крым вернулись около 20 тыс. человек. Турецкие янычары погибли все. После столь жестокого урока крымские татары в течение 20 лет такими силами не тревожили русские окраины.

Солнце уже поднялось над горизонтом, когда всадники проехали развалины лебедянского городища. Два казака, проскакав вперед, осмотрели берег Дона. Здесь, через всю реку, за островом посередине реки, шла мель, удобная для преодоления водной преграды кочевниками. Не найдя ничего подозрительного они присоединились к основной группе. За городищем дорога вывела ратников к броду через небольшую, но глубокую, с почти невидимым течением реку Красивая Меча, берега которой были покрыты лугами и лесом. Достигнув места впадения реки в Дон, сделали первый привал. На следующий день, с рассветом снова тронулись в путь. Наступил полдень, а Савин все молчал, ни слова не говоря о привале. Вскоре дорога пролегла по открытому пространству высокого берега реки, с которого открывался вид на “Дикое поле” - бескрайнюю степь, начинающуюся сразу за редким лесом на противоположном берегу. Слева, река голубой лентой огибала ее, отделяя высокий лесистый берег от заиленного степного. Справа, внизу в лощине, шумел бор, и слышалось журчание какой-то речушки, впадающей в большую реку.

- Привал! - объявил Савин казакам. Все спешились. Выбрав поляну, завели коней в тень. Двое казаков, достав, из притороченного мешка казан, пошли вниз за водой, а третий, взяв топор, пошел собирать и рубить сушняк.

Васька, было, собрался помочь ему, но Савин остановил его:

- Без нас все сделают! Пойдем-ка, я тебе что покажу!

Они подошли к самому краю обрывистого берега. Василий посмотрел вниз. Глубоко внизу, в саженях одиннадцати, набегая на отвесный, сложенный известняками берег, на быстром течении, заворачивалась в воронках поверхность реки. У него захватило дух. Василий шагнул назад и запрокинул голову вверх. Высоко над ними парил, высматривая добычу, орел. Юноша посмотрел по сторонам. Из противоположного отвесного берега речушки, с выступающими плитами известняка поднимался вверх заросший кустарником крутой вал заброшенного городища, на вершине которого виднелись истлевшие остатки крепостной стены.

- Елец(30)! - пояснил Скурыдину Савин. - Старинный русский город!

Елец!!! В горле Василия запершило, к глазам подступили слезы. Из поколения в поколение в роду Скурыдиных передавалось предание о том, что их предок в рядах Елецкого полка сражался на Куликовом поле. Вот оно место, откуда пошел воинский род Скурыдиных!

- А что за река внизу - украдкой смахнув рукавом слезу, спросил юноша.

- Река называется Быстрая Сосна, а та, что впадает в нее, Ельчик! Гору, на которой мы стоим, Аргамачьей зовут.

- Странное название!

- Лет двести назад, этот город осадили многочисленные войска Темир-аксака(31), мудрого и жестокого завоевателя. Они взяли крепость в кольцо, вырубив леса окружавшие его. Один из знатных воинов Темир-Аксака, решив устрашить своей удалью жителей осажденного города, пустил вскачь своего аргамака вдоль отвесного берега горы. Скакун не удержался на обрывистом берегу и рухнул в воды реки вместе с всадником. Лошадь и наездник утонули в реке, а гора с тех пор стала называться Аргамачьей.

- Что стало с городом?

- На третьи сутки Темир-Аксак взял город не оставив никого в живых. После разгрома Ельца Темир-Аксак дошел до верховьев Дона, направляясь к Москве. Войск у Московского князя не было. За пять лет до этого, в битве на Куликовом поле погибли лучшие из лучших защитников земли Русской. Страна была обречена. Но орды завоевателя внезапно повернули

назад и навсегда ушли за пределы Руси!

- Почему?

- Разное люди говорят! Я тебе потом расскажу. Пойдем, руки вымоем, скоро еда будет готова!

По крутому берегу, они спустились к Ельчику. Даже в жаркий летний день его вода обжигала холодом кисти рук. Умывшись, они поднялись наверх. У костра хозяйничали казаки. В подвешенном над огнем казане варилась пшенная каша с мясом. Аромат поспевающей каши собрал у казана голодных людей, с нетерпением ожидающих ее готовности. Наконец, Филька Григорьев, добровольно взявший на себя обязанности повара, положил в деревянную миску немного дымящейся каши и произнес, обращаясь к Савину:

- Сними пробу боярин!

Савин, достал из-за пояса ложку и зачерпнул ею дымящееся варево.

- Горяча кашка! - обжегшись, сгримасничал он. - Разноси!

Получив от Фильки порцию каши и кусок хлеба, ратники, наложив на себя крестное знамение и наскоро пробормотав “Очи все на тя, Господи, уповают… “, приступили к еде.

Отдых был недолог. Собравшись, сторожи, снова двинулись в путь. Всадники спустились вниз и проехали мелководный Ельчик. Дальше дорога вела на вершину холма с заброшенным елецким городищем. В заросшем редким леском валу едва угадывались очертаниях стоявшей здесь когда-то крепости. Свернув на почти невидимую с дороги тропинку, въехали в лесок. Тропинка оборвалась на небольшой поляне. Посреди нее стоял почерневший от старости, покосившийся прямоугольный четырехстенный сруб под

двускатной крышей над которой возвышался крест.

- Часовенка! - произнес кто-то из всадников.

Часовней это строение никак нельзя было назвать. Оно было настолько мало, что входная дверь заняла всю ее западную стену, и у строителей даже не хватило высоты, чтобы устроить потолок. Воины осенили себя. крестным знаменем. Ни души.

- Варфоломей! - громко крикнул Савин и прислушался.

Ему никто не ответил. Тишина.

- Варфоломей! Ты еще жив! Не бойся, свои! - опять прокричал боярский сын, пояснив товарищам:

- Глухой он!

Долго ждать старца не пришлось. Небольшого роста ветхий старик, седой как лунь, с клюкой в руке неожиданно появился из леска. Волосы до плеч, борода до пояса, скромная одежда, состоящая из домотканой рубахи и портов выбеленные солнцем до бела, простенькие лапотки на ногах, говорили о его аскетическом, неприхотливом образе жизни. Благообразное лицо, умные выцветшие стариковские глаза, ласково глядящие на мир, вызывали уважение.

- Ванюшка! Как я рад тебе! - прошамкал Варфоломей, беззубым ртом. Савин спешился и обнял подошедшего старика:

- Давно мы с тобой дядя Варфоломей не виделись! Переживал я за тебя!

- Ну, как же? Месяца три, не больше! - ответил старик. - Я здесь не скучаю. Меня не только ваши, но и с Усть-Талицкой сторожи, ребятки проведывают!

- А все же, дядя Варфоломей, татарва не наведывалась?

- Нет, милый Ванюшка, в этом году ни разу. Да, что мне сделается?

Савин знал, что дряхлый старик татарам не нужен, да и взять с него нечего. Помучают, поиздеваются, а до смерти может, не убьют. Лет пятнадцать живет Варфоломей в скиту под горой. Говорят, раньше был богат и знатен, в Думе государственные вопросы решал! Очень большие заслуги перед отечеством имел. Только в опричнину кто на это смотрел? Вырезали кромешники всю его семью и родственников. Самого до поры не тронули. Есть у государя забава, смотреть, как жертва сама от страха медленно умирает. Бросил все опальный боярин, постригся в монахи под именем Варфоломея и ушел в скит на берег Быстрой Сосны. Забыли палачи про него. А ему уже идти некуда. Так и замаливает здесь в глуши грехи свои и чужие!