На следующий день, занятые подготовкой к нападению на обоз разбойники, на время ослабили свое внимание за пленными. За ночь и утро, Никодим, смог незаметно перетереть пеньковые веревки, связывающие кисти его рук о твердый дубовый сучок, развязал ноги и помог освободиться от пут княжичу. В обед, улучив момент, пленники бежали. Обнаружив пропажу пленников, разбойники бросились вдогонку. Андрей видел, как они настигли Никодима. Больше он ничего не помнил.

- Чем мы можем тебе помочь Андрюша? - выслушав его рассказ, спросил Тимофей Мартынович.

- Дайте мне коня! Мне надо срочно ехать к моему батюшке Михаилу Семеновичу! Только бы увидеть его! Я обязательно вернусь и расплачусь с Вами! - умоляюще взглянув на сидящих хозяев, попросил он.

- Андрюша! А как же ты поедешь? Ты же еще не окреп после болезни, а путь не близкий и опасный! - вытирая платочком слезинки в уголках глаз, спросила Арина Евдокимовна.

- Не переживайте за меня! Я обязательно доеду! - упрямо отвечал Андрей.

“Спорить с ним бесполезно. Придется дать двух коней, денег и припасов суток на семь! - с огорчением подумал стрелец. - Только вот послать с ним некого, а один не доедет, пропадет!”.

Тем не менее, вечером стали готовить княжича к отъезду. Лыков решил послать с Андреем двух своих племянников. Но поездка Андрея не состоялась. Утром, взобравшись на коня, он вдруг обхватил его за шею и начал медленно сползать вниз.

- Держите его! Несите скорее на кровать! - не растерявшись, распорядилась обступившими коня родственниками, встревоженная Арина Евдокимовна. - Куда же ты собрался Андрюша?

Болезнь вновь проявила себя, на этот раз надолго уложив княжича в постель.

За день, до неудавшегося отъезда княжича в Москву, в избе Разбойного приказа, где-то около полуночи.

Сквозь приоткрытое окошко, свет полной луны проникал в маленькое помещение, освещая грубо сбитый деревянный стол, погасшую свечу в деревянной плошке на нем, и две лавки рядом. Дверь заскрипела и открылась. Из черного проема вошли внутрь две темных человеческих фигуры. Одна из них приземистая и грузная подошла к окну и отворила его настежь. Вторая фигура, принадлежала высокому и стройному человеку. Сев на лавку, он, достал из кармана огниво, кремень и трут. Насыпав трут на стол, он высек сноп искр, сделав неудачную попытку зажечь его. Подошедший от окна грузный и приземистый, сев на лавке напротив, остановил его:

- Может, просто посидим при луне, Юрий Феодосьевич?

- Как упыри, Никита Романович? - съязвил собеседник.

- Но, но, но! Не кощунствуй Юрий! Я тебе не кто-то, а будущий родственник!

- Извини Никита Романович, забыл обхождение с тобой. Давно не виделись!

Усы Никиты Романович дернулись от невидимой в полумраке улыбки:

- Как же давно? Забыл, когда у тебя были?

- Извини, тестюшка, запамятовал!

Никита Романович вздохнул:

- Эх, молодость! Время тянется медленно! Не терпится молодую обнять и расцеловать! Подожди! Немного осталось. На Покров свадьбу сыграем!

- Я не поэтому забыл, - обиделся Юрий, - работы много было.

- Понимаю! - опять вздохнул Никита Романович. - В нашем государстве, у твоих мастеров заплечных всегда работа найдется. Слышал я, татя, который молодого Бежецкого порешил, ты нашел. Постарался за своих родственников!

- Такова служба!

- Расскажи! - попросил Никита Романович.

- Деревенька есть небольшая под Коширой. - с неохотой приступил к рассказу Юрий. - Староста там, был на гумне у одного мужика. Приметил, в уголке рвань какая-то лежит. Присмотрелся, а она вся бурая от засохшей крови. И золотым узором и жемчугом расшитая. Явно не мужицкая принадлежность. Сразу же нам сообщил: “Дело Государево!”. Послали мы в деревню пристава и двух стрельцов. Оказалось, правда! Обрывки кафтана да рубахи, дорогой работы, все в пятнах крови. Мужик начал отпираться, говорит это я в леску, за межой нашел. Знамо дело, какой душегуб на себя будет наговаривать. Короче мужика в железо и к нам в подземелье. Нашлись люди, которые в тряпках найденных у мужика, одежду Андрея Бежецкого узнали! Ну, здесь он во всем и признался. Зарубил, мол, княжича топором, привязал камень к ногам и в Оку бросил! - с неохотой рассказал Юрий.

- Молодцы у тебя работают, немого заставят говорить! - то ли серьезно, то ли с сарказмом произнес Никита Романович.

- Да, мастера заплечные у нас не зря свое жалованье получают! - не заметив иронии, с гордостью заявил Юрий. - Правда, на этот раз перестарались. Мужичок на дыбе богу душу отдал!

- Тело княжича нашли?

- Нет!

- Жаль парня, с отцом не простился, и душа его теперь будет маяться, как неприкаянная, пока тело по христианскому обычаю земле не предадут! - с сожалением произнес Никита Романович. - Теперь получается, что единственный наследник Михаила Бежецкого ты?

- Я! - ответил Юрий. - Уже челобитную на наследство в Поместный приказ подал! Будут моей Ирине на золоте подавать!

Несмотря на стеснение законами 1562 и 1572 годов права наследования родовых вотчин, ограничивающих его тремя коленами ближайших боковых родственников при неимении прямых, Юрий в их число входил.

- Рад слышать такие слова! - похвалил будущего зятя Никита Романович, а сам подумал: - “На чужом горе свое счастье грех строить!”.

Обсудив военные новости, дворцовые сплетни, к заутрене, будущий тесть покинул своего зятя. Никита Романович, направляясь, домой на украшенном серебром ахалтекинце, думал о превратностях судьбы. Вотчина, которая должна была по праву, принадлежать деду Юрия, теперь будет собственностью его внука. Никита Романович хорошо знал эту скандальную историю, когда прадед Юрия, старый князь Дмитрий, лишил наследства своего законнорожденного сына Петра, деда Юрия. Случилось так, что жена Дмитрия Ивановича, не дожив до тридцати лет, умерла от горячки. Князь жил один, храня ей верность, в редких случаях шаля с холопками. Наверное, он так бы и закончил жизнь бобылем, если бы великий князь Василий Иванович, не начал войну с Литвой. С войны, привез в свое имение убеленный сединами князь красивую полячку, лет на тридцать моложе его. Но недолго ему пришлось наслаждаться семейным счастьем. По царскому Указу молодожену предстояло опять отправиться на войну. Из Литвы князь Дмитрий писал своей молодой жене длинные трогательные письма, не всегда получая ответы. Полячка, отнюдь не строгая к морали, крутила любовные романы с молодыми дворянами, ставя рога своему седому супругу и транжиря его деньги. Доброжелатели, побывав в отпуске, наглядевшись на проказы полячки, извещали супруга о похождениях его молодой жены. Но влюбленный князь Дмитрий не верил этому. И напрасно. Произошла самая настоящая беда. Полячка, успела совратить его сына, семнадцатилетнего Петра, юношу неопытного в любовных делах. Возможно, эта любовная интрижка между его сыном и мачехой закончилась бы задолго до приезда князя в отпуск и осталась тайной для него навсегда. Но получилось так, что в одном из сражений, князь Дмитрий был ранен и срочно направлен на отдых домой. Здесь, на своем брачном ложе, он застал сына в объятьях пылкой полячки. Князя хватил удар. Он прогнал неверную супругу и неблагодарного Петра. Незадолго до смерти он женился на своей холопке, имевшей от него ребенка. Умирая, князь Дмитрий проклял и лишил наследства Петра. Своим сыном он признал Константина, незаконнорожденного ребенка холопки, ставшей его женой. По завещанию вотчина перешла Константину. Петр, познавший унижение и нищету, наконец, обрел свой дом, женившись на дочери, бывшего рязанского боярина, обласканного московским государем за тайную помощь в присоединении к Москве Рязанского княжества. Время стерло чувство стыда из памяти Петра, но обида на отца и ненависть к сыну рабыни, ставшему владельцем родового гнезда Бежецких, не затихла, и передались его сыну Феодосию, а затем и внуку Юрию.

Глава V. Сторожи.

Весть о том, что Удача не простой парень, а князь, облетела всех жителей Донкова. Пересказывая его историю, большинство жителей городка переживало и болело за юношу. Находились и те, кто злословил на него, обвиняя во лжи и самозванстве. Как же князь, еще вчера имени своего не помнил! Ваське Скурыдину один раз даже пришлось заступиться за Андрея, услышав на улице брошенную одним из двух младших братьев мельника Федотыча в его адрес обидную фразу: