Критик Стенли Лебовский узрел в согласии Лайзы выступать в спектакле желание вернугь старые долги его постановщикам. «Лайза пошла на это из уважения к Кандеру и Эббу, – заявил он. – Она не забыла, что обязана им своей карьерой. А еще она сделала это ради Боба Фосса, режиссера мюзикла. Он был ее близким другом, и с нее причитается».
Обозреватель «Нью-Йорк Таймс» Клайв Барнс объявил своим читателям о замене, подчеркнув, что продюсеры хотели бы по возможности не привлекать особого внимания к факту замены Гвен.
И хотя билеты на спектакль с участием Лайзы разошлись практически мгновенно, очереди были и за билетами на спектакли с Гвен. Кроме того, по мнению Барнса, продюсеры совершенно не продумали, как им заменить заболевшую актрису. «Это все равно, что сравнивать между собой вино белое и красное: мисс Вердон – танцовщица, которая еще и поет, – в то время как мисс Миннелли – певица, которая еще и танцует, и обе они по отдельности хороши – каждая в своем роде».
Барнс был давним поклонником обеих, в особенности Лайзы. Вот что он писал: «Мисс Миннелли можно без всяких колебаний назвать прекрасной декаденткой, если бы не ее невинные, широко раскрытые глаза, мощный голос и уверенные манеры, и все это, вместе взятое, придает волоокой, кукольной героине, этому убийце, Рокси Харт, нечто очаровательное и сентиментальное. Как исполнительница мисс Миннелли вдвойне прекрасна и затмевает собой всех и вся. Она – колоссальная фигура в шоу-бизнесе, хотя в ней есть нечто от беспризорника, нечто такое, что до боли напоминает Пиаф… Именно эта ранимость и придает ей особое очарование».
В течение пяти недель, пока Лайза исполняла роль Рокси Харт, снова дала о себе знать ее смертельная боязнь поклонников. Вечер за вечером в Театре Сорок шестой улицы диктор за сценой оповещал зрителей, что вместо Гвен Вердон на сцену выйдет Лайза, и вечер за вечером публика давала понять, что именно ради этого сюда и пришла. Както один из зрителей вскочил во время спектакля на сцену и принялся гоняться за Лайзой. Непредсказуемость поклонников вынуждала ее идти на различные уловки, чтобы незамеченной прошмыгнуть в театр или выйти из него. Однажды вечером, когда ее фокус не удался, ей ничего не оставалось, как броситься со всех ног к поджидавшему ее лимузину, подобно тому как лань спасается бегством от стаи волков.
Другая участница спектакля, Чита Робертс, так описывает этот случай: «Стоило Лайзе прийти к нам в мюзикл, тотчас началась свистопляска! Фэны, как очумелые, лезли на сцену, пытаясь сгрести ее в охапку, или же пытались прокрасться за кулисы. Они шли на любые ухищрения, лишь бы взглянуть на нее. Это было нечто! Помню, как однажды вечером мы раскланивались перед публикой по окончании спектакля, а одна девица запрыгнула на сцену. Занавес опустился, но она так и осталась стоять. Лайза крикнула: «Беги, Чита». Я никак не могла взять в толк, что, собственно, происходит, и не успела я и глазом моргнуть, как Лайзы и след простыл. И тогда это девица хватает меня! Мне казалось, что ей нужен был автограф Лайзы, но нет, у нее в руках была какая-то книженция обо мне! Вот это номер! Я потом рассказала Лайзе, и мы с ней хохотали до упаду! Ну кто бы мог подумать, что кому-то взбредет в голову хватать меня! В те дни, дорогуша, все поголовно помешались на Лайзе!»
Когда время замены подошло к концу, Лайза закатила в отеле «Сент-Реджис» потрясающую вечеринку, на которую пригласила всех занятых в спектакле. Это было весьма мило с ее стороны, поскольку, по идее, все должно было быть наоборот, однако ей хотелось остаться в глазах у всех шикарной дамой. Да она и была такой! Фред Эбб также показал, что и он истинный джентльмен, и подарил ей золотой амулет в виде конфетки в знак признательности за то, что она в последний момент выручила спектакль.
Последовала и еще одна профессиональная похвала, на сей раз от Читы – она вспоминала, как они с Лайзой отлично проводили время вдвоем на сцене: «Я выступала в мюзиклах уже давно, и мне казалось, что уж я-то знаю, как кланяться зрителям. Чушь! Когда к нам в «Чикаго» пришла Лайза, она показала мне, как это делается на самом деле. Понимаете, есть поклоны, а есть поклоны Лайзы».
«Чикаго» привело Лайзу назад в Нью-Йорк в середине семидесятых, в период повального увлечения музыкой «диско», когда секс, вкупе с кокаином или без оного, стал более доступен, чем воздушные лимонные пирожные из единственного оставшегося на Манхэттене кафе-автомата. Символом этого феномена стала трансформация старой радиостанции в «Мекку золотой молодежи», знаменитую дискотеку «Студия 54» или просто «Студию», как именовали ее свои люди. Верховным жрецом этого нового храма вскоре стал небезызвестный Хальстон, а Лайза превратилась при нем в верховную жрицу.
Отец и дочь – совместное творение
Отец с дочерью продолжали мечтать о том, чтобы сделать совместный фильм. «Я ждала момента сняться у отца с тех пор, как мне исполнилось пять лет, – рассказывала Лайза. – Оставалось только правильно выбрать тему». Особенно их обоих привлекала идея сделать что-нибудь по Скотту Фицджеральду. Вот как рассказывал об этом сам Винсенте: «Безумный гедонизм двадцатых стал едва ли не притчей во языцех, а вот элегантность той эпохи почему-то оказалась забыта. Это не просто десятилетие чарльстона и «ча-чача». Двадцатые годы – это еще и Отто Хан, это «Метрополитэн-Опера», это американцы в Париже. Мы с Лайзой решили, что в основу нашего подхода будут положены изысканность и стиль».
К сожалению, ни одно из произведений Фитцджеральда им не подошло, а другие возможности повисли в воздухе. Огец с дочерью продолжали поиски, и Винсенте снова и снова возвращался к «Фильму памяти», в основу которого был положен роман Мориса Дрюона о последних днях маркизы Луизы Казатти.
Когда-то в 1910 году маркиза считалась общепризнанной красавицей, кружившей голову видным, самым богатым мужчинам того времени, однако доживать свой век ей, увядшей и обнищавшей, пришлось в убогой римской гостинице, вспоминая свои лучшие дни. В романе повествуется о том, как обыкновенная горничная, вдохновленная ее рассказами, как бы заново переживает ее жизнь. Этот сюжет уже был использован в 1963 году – в спектакле «Графиня», главную роль в котором сыграла Вивьен Ли.
После публикации в 1974 году его мемуаров Винсенте загорелся желанием снять еще один драматический фильм, на этот раз вместе с дочерью. В начале 1973 года он выяснил, что «Фильм памяти» может, наконец, быть выставлен на торги, и Винсенте не терпелось поскорее взяться за дело.
Вот что он рассказывает: «Когда я впервые прочитал английский перевод книги Мориса Дрюона, я почувствовал, что из него выйдет великолепный фильм. На протяжении последних лет различные продюсеры не раз делали на него заявки, но каждый раз, когда я пробовал претендовать на сценарий, было уже слишком поздно, либо же требовались дополнительные деньги. Я уже потерял всякую надежду, что когда-нибудь сниму фильм по этой чудной книге».
Когда Винсенте узнал, что, по всей вероятности, скоро получит возможность снять «Фильм памяти», он решил, что Лайза вполне подойдет на роль главной героини, хотя раньше, подавая заявки на картину, он представлял ее несколько иначе.
К сожалению, в Голливуде тоже многое изменилось, теперь здесь все делалось по-другому. Теперь уже не студии решали, какие фильмы им снимать. Все, что делали когда-то студии, теперь делали независимые продюсеры, а Винсенте еще не освоился в этом новом для себя качестве. Он снимал не просто свой последний фильм, а в некотором роде и самый важный, это было нечто вроде признания в любви своим поклонникам и своей семье. Однако на него свалилось при этом множество непривычных обязанностей. Винсенте по недомыслию взял себе в помощники двух «ветеранов» – продюсера Эдмунда Грейнджера и Джека Скирболла, – которые, так же как и он, были новичками в деле независимого производства. Они предлагали проект буквально каждому банку, каждой студии в Голливуде – но безрезультатно.
