По-настоящему же устриц надо есть холодно-свежими, из тяжелых, выложенных перламутром раковин, сдабривая лимоном и черным перцем, под холодное шампанское или строгие белые вина.

В Одессе на привозе даже в голодные 70-е груда мидий стоила от 20 копеек до полтинника. Тонкая белая мякоть внутри раковины напоминает курятину. Однако чтобы почувствовать некоторую сытость мидиями, надо своротить их целую гору.

Теперь мидий нет или почти нет. Они жертвою пали в борьбе роковой… одесситов с химией и одесского дерьма с одесситами.

Ел однажды консервы «Кукумария с ламинарией». Не понял.

— В раках можно есть клешни и шейку, — говорит мне отец. После футбольного матча мы стоим в буфете. Он пьет кружку пива, а я — такую же кружку лимонада, потому что мне всего восемь лет. — Но настоящие гурманы едят только клешни, а все остальное — выбрасывают. Поэтому раков надо выбирать не по шейке, а по клешням — чтобы были обе и обе здоровые.

И он, оборвав вторую клешню, небрежно выбрасывает все остальное. Осень 52-го года. Страна наводнена послевоенной шпаной и бандитами, в недрах власти по этому поводу зреет дело о врачах-вредителях, здоровенный рак стоит десять копеек старыми.

Раки любят идти под пиво. В этом они составляют острейшую конкуренцию вобле в национальной традиции пивососания.

Сначала — как варить раков.

Раки должны быть непременно живыми. Все. Если вы сварите хоть одного дохлого — пропадут и провоняют все остальные. В кипящую сильно соленую воду бросается несколько зонтиков сухого или свежего укропа, затем запускаются раки, затем — лаврушка и перец горошком, затем — пук крапивы. На ваших глазах раки начнут краснеть и через несколько минут впадут в алость — они готовы. Астаксантин, содержащийся в рачьем панцире, придает раку большевистскую окраску.

Пить с раками всякую беспородную пивную дрянь в нашем с вами возрасте аморально. Темное пиво — я бы не советовал, лучше светлое, но достаточно плотное, например светлый «Афанасий», «Хейникен», «Балтика» номер 3, пензенское, любое светлое чешское, «Кофф» средних номеров, немецкие, австрийские, датские и голландские сорта, испанский «Сан-Михель», мексиканские «XX», «Корона» или «Пасифик», китайские и таиландские сорта, кубинские марочные сорта, ну, и, пожалуй, то, что вы любите и цените сами. Кстати, вам тоже не мешало бы попариться в баньке — пиво это любит.

Перед блюдом раков всяк чувствует в себе бандитскую ярость Рюриковичей, тимур-тамерланскую неистовую жестокость и вдохновенную одержимость Моисея и Аарона, вместе взятых. Все мы — жидо-татаро-варяжские гости на славянской многострадальной. Пермь Великая! Триас Меловой! Непроходящий мезозой российского бытия! Доколе? И утрешь пивную горючую пену со скупых мужских губ и размозжишь здоровенную клешню и вновь и вновь задумаешься: «Какую страну просрали!» И тихо скажешь соседу:

— Ну что, брат Ельцин?

— Да ничего, брат.

Между прочим, не выговаривается такое, как «брат Гайдар» или «брат Ги де Мопассан». Хорошо звучит «брат Сталин», «брат Гитлер», «Брат Энгельс», «Брат Клинтон», даже «брат Киплинг», а вот Горби, Лужков, Кеннеди, Хрущев, Ломоносов, Маргарет Тетчер — какие из них братья? Впрочем, хватит трепаться о политике, как Ленин в кайфе.

Раков полагается есть на кухне, а если уж в комнате, то на том столе, который не жалко, например на письменном, уже щербатом и заваленном всякой нетленной дрянью рукописей и черновиков. Смахнем это все кудаподальше, настелим газет и… Вот типичный пиво-рач-ный разговор:

— В сентябре сидим как-то у себя вдвоем с Иришкой, вдруг звонок. Стоит на лестнице дядя Вася-сантехник: «У вас стояк потек, вы соседей внизу залили, милиция, ЖЭК и я только что составили протокол об убытках, на четыре с половиной лимона. Но можно эту цифру сильно скостить». — «Как?» — «За десять штук я вам срежу кусок трубы, а через два дня опять вставлю, только соседям не трепоните». Вырезал, взял на бутылку десять тысяч и исчез. Через неделю осторожно у соседей узнаем — никаких протечек. Сами себя, за свои деньги воды лишили. Во бизнес пошел!

— Да, у нас в Афгане тоже был один майор Архипов, всего лишь майор, а целыми взводами сдавал наших ребят, вместе с техникой. Теперь в Коньково шубленками торгует, а по воскресеньям в Бога верует.

Говорят, что раки бывают только в те месяцы, в которых есть буква «р» — с сентября по апрель. Не знаю — я ел их в безэрные месяцы, с большим удовольствием и в больших количествах. Однако пик рачьего сезона — октябрь—ноябрь. Живыми раками торговали до поздней осени — в рыбных и нерыбных магазинах, на улицах — больно скоропортящ товар. Завозили их отовсюду — однажды мне обломилась пара кило из Голландии. Искусственного разведения. Эти раки были крупного и ровного калибра. А вообще-то в Москве было одно заветное местечко, где в годы даже самого свирепого дефицита можно было ущучить ящик живых раков — Москва—Павелецкая товарная. Здесь из-под полы раки шли минимальной партией ящик: 8—10 килограммов. Очень хорошая партия. Не хуже любой другой правящей и руководящей.

На Москве в послевоенную старину вареные раки раньше продавались повсеместно, чуть не в каждом буфете и чайной. Капризные гурманы требовали не только долива после отстоя, но и наличия двух клешней. В одной тогдашней кинокомедии Ростислав Плятт имел такой диалог с продавщицей:

— Почему у вас все раки с одной клешней?

— Они дерутся между собой, это все проигравшие?

— А где же победители?

— Посетители съели победителей!

Здесь все смеялись, не обращая внимания на победу в Великой Отечественной.

Лучшие раки в Москве были в самом демократическом творческом доме — в Домжуре. Можно было не только не писать в газеты, но даже не читать их и тем не менее заваливаться в недра, брать огромных раков килограммами и запивать их морем пива, а кругом пусть суетятся разные там аджубеи, кольцовы и сем. нариньяни. Крутой домжуровский рак был горяч и скор на расправу под неразбавленное бочковое.

Посетил я недавно товарищество с ограниченной ответственностью (бывший город-герой) Москву. Все еще живы. На Черемушкинском рынке, слева от крытого зала, продают раков. Совсем мелкие, в пол-ладони, — 70 тысяч, покрупней — 100, нормальные — 150. Аккурат от одной минимальной месячной зарплаты до двух. В долларовом исчислении, конечно, вполне сносно (14–30 долларов), но ведь ТОО Москва — не в Америке. И я уклонился от покупки в знак солидарности с теми, кто получает эту самую минимальную (одна училка немецкого гордо мне заявила: «На проездной зарабатываю!»).

В наши дни торговля раками бойчей всего в Сызрани и Курске. Курские раки — мелкие, пересоленные, переваренные и дорогие. Впрочем, в Сызрани дела не лучше.

Хороши и знамениты были дунайские раки. Их подавали в развеселом Измаиле в многочисленных питейных заведениях по обоим бортам Суворовского бульвара не с пивом, а с темно-зеленого цвета бутылками белого столового. Раки — экологические неженки. Ясно, что в Дунае, усилиями чуть ли не всего СЭВа и присоединившейся к нему Югославии, раков извели. Теперь, говорят, опять пошли — Дунай самоочищается и от коммунизьмы и от индустриализации.

Отменны были и донские раки в Ростове и Азове. Однако не было соперников у волжских раков в Каменном Яру, что на границе Сталинградской и Астраханской областей! Лошади, а не раки! И стоили они рупь связка, а в связке десять чуть не полуметровых красавцев.

Как ловят раков?

Вот сидишь в лодке, ловишь рыбу, вдруг, вместо привычной осторожной поклевки подлещика, поплавок ухает под воду, ну, думаешь, хорош окунь, тянешь наверх, а там болтается рак и остро щелкает своими клешнями и хвостом по воздуху. Сымаешь родимого и вытаскиваешь якоря — раз пошел рак, рыбы не жди. Но можно и остаться и обловить раков на удочку. Что вычурно.