«Да ведь и до тебя, мил сударь, тоже пытались сделать такое! Да все было напрасно!» — подумал Матвей Иванович. Спросил:

— И какие же средства для сего потребуются?

— Сущий малость! Всего сто тридцать тысяч рублей.

Матвей Иванович дернул плечом.

— А кто строить должен и сколько народу надо?

— Это интересовать меня не может. Об этом ви уже говориль с императором.

Когда в Москве шел разговор о Черкасске, император действительно разрешил использовать на работах два казачьих полка и семьсот крестьян. Разрешили также привлечь три с половиной тысячи лошадей и волов. Часть затрат для выплаты мобилизованным жалованья, продовольственных и фуражных денег правительство брало на себя, а остальные должна была пополнить не столь богатая казачья казна.

— Да где ж денег-то столько взять? Казна — не дойная корова.

Незадолго до приезда инженера Матвей Иванович распорядился купить жеребцов для станичных табунов. Он хорошо понимал значение для казаков крепких, быстрых и выносливых лошадей. Коню принадлежит половина победы в походах и сражениях. Крепкий конь — крепок и казак.

— Не знайт, не знайт.

Отказаться от плана де Романо нельзя: инженер-то прибыл по указу самого императора. Пружина заведена.

— Ладно уж. Начнем строить, — согласился атаман.

Работы продолжались весь год. К великому неудовольствию жителей затхлый пруд таки засыпали. Когда же стали насыпать вал вокруг Черкасска, нужно было дома сносить, казаки запротестовали:

— Никуда отсюда не тронемся. В этих куренях жили наши деды и прадеды. В них и мы будем доживать век.

Атаману приходилось вмешиваться, часто прибегая к весьма почитаемой казаками власти.

На следующий год по настоянию Платова работы были прекращены. Он видел, что проект де Романо лишь опустошит казачью казну, не даст результата. Нужно строить для столицы город.

Искусные в письменах чиновники состряпали докладную, Матвей Иванович подписал, направил императору. В ней он изложил свои соображения относительно проделанных работ, о том, что положение они не улучшили и вряд ли улучшат и что необходимо строить новый город, выбрав высокое и сухое место.

24 августа 1804 года в ответ на письмо Платова последовал именной высочайший указ. В нем Александр писал: «Я нахожу мнение Ваше, чтоб основать в удобнейшем местоположении новый город, тем более основательным, что и прежде, по долголетнему опыту многих неудобств, было уже неоднократно помышляемо».

В документе также указывалось о необходимости самого тщательного выбора места, для чего прибудет сведущий чиновник, перечислялось, что должно быть выстроено и кем. Строительство повелевалось начать с весны 1805 года.

Вскоре в Черкасск приехал упомянутый указом чиновник. Это был знаток инженерного дела Деволан. Встретил его Матвей Иванович как дорогого гостя. Отвел лучший дом, сам подобрал денщика, повара и прочую прислугу. Даже писца исправного приставил.

Он знал Деволана еще по Персидскому походу, когда тот приехал к Зубову, чтобы помочь в строительстве Екатериносерда.

При Павле, возведенный в генералы, Деволан был уволен, даже отправлен за границу, однако ж вскоре был снова приглашен, чтобы изучить возможность постройки канала между Онежским озером и Белым морем, а также Мариинского канала.

В Черкасск Деволан прибыл из Таганрога, где строили порт, и он принимал в том деле участие. А до этого был на Волге. Там тоже у него была забота — как соединить Волгу с Доном. Нашел путь для канала: посредством рек Иловли да Камышенки.

Деволан в Черкасск прибыл под вечер. Уставший и запыленный, взбодрил себя купанием в нетеплой воде Дона и, несмотря на поздний час, засиделся с Матвеем Ивановичем. Черноволосый, с умным взглядом и скупой на слова, он внимательно выслушал инженерных чинов.

— Хотел бы услышать, милостивый Матвей Иванович, ваши мысли. — Когда он произносил имя атамана, то отчетливо слышалось: Матфей. — Нельзя вершить дело, не узнав планов заказчика. А вы, Матфей Иванович, в сем деле — заказчик.

— Вот это так. Только заказчик, Франц Павлович, не я, а донское казачество. Оно — главный заказчик.

Гость одобрительно усмехнулся, попыхивая коротенькой трубочкой.

— Вижу, вы очень любите своих казаков, Матфей Иванович.

— А как же не любить самого себя!

Перейдя к определению места будущего города, Платов указал четыре наиболее подходящих района.

— Перво-наперво нужно осмотреть Аксайскую кручу, там, где сливается Аксай с Доном. Это совсем неподалеку. Там ныне станица Аксайская. Еще есть место в Черкасских горах. Место широкое, просторное, над Аксаем. Правда, река не шибко глубока, не то что Дон. Бирючим Кутом прозывается сия местность.

— Кут? Что такое кут? — полюбопытствовал Деволан. — Впервые слышу.

— По-нашему, казачьему, кутом называется угол. А Бирючий Кут — стало быть, глухой заброшенный угол. Только там не угол, а гора.

— Бирючий Кут, — пыхнув трубкой, проговорил гость. Он внимательно слушал, этот голландец, и не спускал пытливых, несколько выпуклых глаз с собеседника.

— Есть третье место на Красном Яру, выше Кривянской станицы.

— А что такое яр?

— Круча, обрыв, — поспешно пояснил Матвей Иванович.

— Круча — это плохо, — покачал головой инженер. — Город должен стоять на ровном месте. Большом, широком.

— Место широкое, для города подходящее.

— Надо смотреть, прежде чем решать.

— И еще есть четвертое место — при устье Маныча, где станица Манычская.

Они развернули карту. Матвей Иванович указывал каждое из этих мест, а Деволан отмечал его точкой карандаша.

Потом зашел разговор о том, кто должен строить город, и инженер с торопливостью стал записывать каждое слово атамана. Он тут же в уме производил одному ему понятные расчеты, связанные с будущей стройкой.

Два казачьих полка, семьсот мужиков и три с половиной тысячи лошадей и волов — не столь великая сила для строительства города. Тут нужно все точно высчитать и вымерить. Чтоб не прошли мимо дела ни одна пара рук, ни одна повозка. Но прежде — нужно определить место, где будет город.

Приближалась полночь. Перед тем как разойтись, договорились на этой неделе поехать на места, чтобы выбрать лучшее и заодно сделать наметку будущего города. Тут же наметили состав: войскового архитектора Бельтрами и казачьего инженера капитана Ефимова, полковников двух казачьих полков и начальника артельной команды. Всего образовалась группа в двенадцать человек.

— Завтра оповещу, а выедем послезавтра, — предложил Матвей Иванович.

— А я с Бельтрами да Ефимовым выеду завтра в станицу Аксайскую. Посмотрю, как удобно сие место для города. Тут ведь недалеко? К вечеру вернемся, — предложил Деволан, и Матвей Иванович не стал возражать. Даже в душе одобрил: деловой человек.

На следующее утро Деволан уехал, однако вечером, как обещал, не вернулся. Приехал лишь к концу следующего дня, с опухшим лицом, полубольной. И сразу же завалился спать.

— В чем дело? Почему задержались? — спросил капитана Ефимова недовольный Платов. В ожидании Деволана пропал день.

— Мы в переплет великий попали. Приехали купцы из Нахичевани, уж неведомо как они прознали, и ну нас обхаживать, особливо генерала.

— Купцы? Нахичеванские? Да что им за дело до наших забот?

— Все уговаривали, чтобы город не строили в Аксайской. Испугались нашего соседства. От Аксайской до Нахичевани — рукой подать. В Нахичевань нас возили.

— Ну, мы и без них решим. Без разных там купцов.

Наутро несколько колясок во главе с Платовым и Деволаном направились в сторону Бирючьего Кута. Когда они выкатили на макушку холма, возвышающегося над местностью почти на три сотни футов и гость взглянул окрест, то слова вымолвить не смог. Стоял с застывшей улыбкой на лице, унесясь куда-то в мыслях.

День был ясный, солнечный и совсем безветренный. Деревья ближайшего леска пожелтели и стояли недвижимые, словно чем-то опечаленные. Внизу серебрился неширокий Аксай, а за ним тонула в глубокой дымке блекло-зеленая, с золотистыми перелесками равнина.