В этом и состоит очарование.

Нобутака постоянно находился в поиске новых впечатлений. Его возбуждала только новизна. Он не обладал чувством, которое позволило бы ему сравнить обаяние человека, стоящего перед ним сейчас, с очарованием того, кого Он недавно любил. Подобно лучу света, страсть озаряла одно время, одно пространство. Теперь Нобутака чувствовал себя самоубийцей, которого манила пропасть. Свежая расщелина в монолите наших упорядоченных жизней манила того, кто практически не мог сопротивляться.

«Осторожней на этот раз, – вело монолог его сердце. – До сего времени я смотрел на Юити как на юного мужа, до безумия влюбленного в мою жену, не больше, как на убежавшего жеребенка, галопирующего на рассвете по тропам нормальной жизни. Я смотрел на его красоту, но сохранял спокойствие. Я никогда не думал, что смогу опрометчиво направить этого убежавшего на свою собственную маленькую аллею. Когда я вдруг почувствовал Юити на этой маленькой аллее, мое сердце взволновалось. Он опасен, как молния! Помню, как давным-давно, когда я увидел молодого парня, только входящего на эту улицу, такая же молния ярко озарила мое сердце. Я потерял голову от любви. Я знаю признаки, когда это должно случиться. С тех пор прошло двадцать лет, и молния не ударяла с той же силой до сегодняшнего дня. По сравнению с ней то, что я чувствовал к другим, было лишь бенгальским огнем. Во что бы то ни стало я должен немедленно переспать с этим юношей».

Несмотря на то, что Кабураги был влюблен, он прекрасно владел техникой наблюдения, а его взгляд обладал силой видеть насквозь. С того момента, как он увидел Юити, Нобутака понял, что именно разъедает изнутри этого красивого молодого человека. «Ага! Этот юноша ослаблен своей собственной красотой. Его слабость – это его красота. Он узнал власть своей красоты, и отпечатки листьев все еще у него на спине. Именно на это я и нацелюсь».

Нобутака встал и направился на террасу, где протрезвлялся Джеки. Пока он шел, светловолосый иностранец, приехавший вместе с Юити, пригласил того на танец. Еще один иностранец подошел с такой же просьбой почти одновременно с первым.

Нобутака жестом подозвал Джеки. Шею Нобутаки обдало холодным потом.

Джеки отвел своего старинного приятеля в бар в мезонине, который выходил на море. В углу, где не было окон, была установлена барная стойка, за которой, закатав рукава, работал барменом преданный официант, которого Джеки нашел в Гиндзе. Вдалеке слева был виден вспыхивающий свет. Ветки обнаженных деревьев в саду обнимали морской пейзаж и усыпанное звездами небо. Мужчины игриво заказали женский коктейль «Ангельская головка» [62] и стали пить.

– Ну как? Ужасно, а?

– Милый мальчик. Никогда не видел ничего подобного.

– Все иностранцы сражены им. Но ни один из них не поимел его. Похоже, иностранцы ему особенно не по вкусу. У него было десять – двадцать мальчиков, но они все моложе его.

– Чем они несговорчивее, тем они восхитительнее. Мальчики сегодня слишком сговорчивы.

– Ну, поживем – увидим. Во всяком случае, ветераны сделали все, что могли, но теперь они все вышли из игры. Настало время Поупа.

– Что я хотел бы знать… – начал бывший князь, переставляя коктейль на ладонь левой руки и пристально вглядываясь в него. Всякий раз он принимал такой вид, будто наблюдают именно за ним. Короче говоря, он постоянно играл двойную роль – актера и зрителя. – Как бы точнее выразиться? Мне интересно, отдавался ли этот малыш когда-нибудь вопреки своему желанию. Или, как бы это сказать, он целиком и полностью отдался своей собственной красоте. Если хоть немного любви и желания достается любовнику во время любовной интрижки, тогда никоим образом нельзя сказать, что человек отдает себя только своей красоте. Из того, что ты говоришь, не похоже, что у него имеется такой опыт, несмотря на его приятную внешность.

– И я так слышал. Хотя, если он женат, должно быть, он спит со своей женой в основном из чувства долга.

Нобутака опустил глаза. Он нащупывал подтекст, спрятанный в словах своего старинного друга. Подвыпивший Джеки настоятельно советовал ему попробовать осуществить то, что у него было на уме. Джеки заключил пари, что если к десяти часам следующего утра Нобутака преуспеет в этом деле, то выиграет великолепное кольцо с его пальца. Против кольца Поуп поставил лакированную шкатулку с письменными принадлежностями раннего Муромати [63] из кладовых семейства Кабураги. Красота лакового шедевра маки-э [64] повергла Джеки в неизлечимую тоску от желания завладеть ею, когда он в первый раз увидел её в доме семейства Кабураги.

Из мезонина они спустились снова в танцзал. И тут же Юити стал танцевать с мальчиком, который выступал с сольным номером. Он уже переоделся в костюм. На шее у него был завязан милый галстук-бабочка. Нобутака знал его возраст. Ад гомосексуалистов и ад женщин одинаков – возраст. Нобутака знал, что не может надеяться на святое чудо, что красивый юноша сможет в него влюбиться. Сама невозможность этого близко роднила его страсть с чувствами идеалиста, который с самого начала понимает, что его идеалы никогда не будут воплощены в жизнь.

В середине танца Юити и мальчик резко остановились. Пара исчезла из виду за занавеской винного цвета. Поуп сказал со вздохом:

– Они ушли на второй этаж.

На верхнем этаже находилось три-четыре небольшие комнаты, которыми можно было воспользоваться в любое время.

– Тебе придется позволить ему поиметь одного-двух любовников, Поуп. Когда ты молод, как он, это не играет никакой роли, – примирительно сказал Джеки.

Он оглядывал полки в углу, решая, куда поставит шкатулку для письменных принадлежностей, которую получит от Нобутаки.

Нобутака выжидал. Даже после того как Юити спустя час появился снова, его время еще не настало. Ночь сгущалась. Народ терял интерес к танцам. Однако подобно угасающим и вновь разгорающимся уголькам, несколько пар постоянно менялись партнерами и продолжали танцевать. У стены на табуретке прикорнул один из любимчиков Джеки, его личико во сне было совершенно невинным. Один из иностранцев подмигнул Джеки. Будучи щедрым хозяином, тот улыбнулся и кивнул. Иностранец легко подхватил спящего мальчика на руки. Он понес его на софу по другую сторону от занавески, отгораживающей вход в мезонин. Губы мальчика были слегка приоткрыты во сне. Его глаза, спрятанные за длинными ресницами, поблескивали, когда он из любопытства украдкой поглядывал на грудь силача, несущего его. Он видел золотые волосы на мужской груди в расстегнутой рубашке, и ему показалось, будто какой-то огромный шмель обнимает его.

Нобутака терпеливо ждал. Мужчины здесь были в большинстве старыми приятелями, и у них нашлось о чем поговорить. Нобутаке, однако, нужен был Юити. Его мучили всевозможные сладкие и непристойные воображаемые картины. Тем не менее он был уверен, что выражение его лица не выдаст его эмоций ни в малейшей степени.

Взгляд Юити случайно упал на вновь прибывшего. Это был мальчик, который приехал в два часа ночи с несколькими иностранцами из Иокогамы. Из-под воротника его двухцветного пальто высовывался шарф в красно-черную полоску. Когда он смеялся, его крепкие зубы блестели ровными мерцающими рядами. Волосы у него были подстрижены в рамочку. Такая прическа хорошо подходила к его полному с резкими чертами лицу. На одном из пальцев, которыми он неловко держал сигарету, он носил кричащее золотое кольцо с инициалами. Казалось, в этом необузданном мальчике было нечто достойное томной сексуальности Юити. Если Юити можно было назвать превосходной статуей, этот мальчик, в сравнении с ним, был бы грубой работой. Кроме того, если считать его до определенной степени имитацией утонченной скульптуры, в той же степени нельзя не признать, что он был очень похож на Юити. Исполненные гордыней нарциссы иногда любят кривые зеркала. Кривое зеркало спасает хотя бы от ревности.