Мои слова вызвали протест Добровольного арбитра, хотя смерть Справедливца глубоко опечалила его.

— Если начать с этого, то рассказа Мори уже никто слушать не будет. Вместо этого над нами, как я думаю, учинят самосуд… Да и вообще, есть ли необходимость в том, чтобы рассказывать здесь о Справедливце? Сможете ли вы убедить этих людей, что он был прекрасным человеком и его не следовало убивать? Да еще на собрании группы, члены которой убили его?.. До сих пор я изо всех сил пытался доказать, что гибель любого общественного деятеля непоправима, и сейчас я признаю, что потерпел в этом полное фиаско…

Могли неопытный восемнадцатилетний мальчишка сопротивляться? И я поклялся, что последую совету Добровольного арбитра. Но рыдания, вызванные моими чувствами к Справедливцу, не прекращались. Погибнув, разбившись насмерть, Справедливец взмыл ввысь огромным призрачным змеем! Его идея о нитях — где они находятся, он точно не знал, — тянущихся к императорской семье, идея, на-которой он настаивал при жизни, после его превращения в призрачного змея стала предельно ясной. Во имя своей удивительной идеи он отдал жизнь. От этого призрачного змея мне уже никогда не освободиться — я усмотрел в этом еще один знак, наполняющий особым смыслом мое превращение, и меня охватила жажда борьбы. Может быть, потому, что гибель Справедливца означала, что все рухнуло, все разбито вдребезги.

Мое тело, использованное как динамик, усиливало и воспроизводило электромагнитные волны, излучаемые мозгом Мори, — так проходило его выступление в тот вечер. На нас с Мори обрушивался, тяжело надвигаясь, как подземный гул, могучий хор голосов: согласны, вздор. Всеми силами противясь ему, Мори беззвучно посылал мне еле ощутимые электромагнитные волны, но все равно настоящим докладчиком, выступление которого следовало зафиксировать, был Мори, а записали его вы, оставшийся в тени писатель-невидимка. Один я, терзаясь мучительной болью в суставах, до хрипоты кричал весь тот вечер, совершенно надорвав свои голосовые связки.

Ну ладно, хватит об этом, ведь функции писателя-невидимки изобрел я. Что же касается выступления в тот вечер, то мне захотелось вновь заставить звучать свой голос из жажды самовыражения, свойственного восемнадцатилетнему. Тогда я записал на магнитофоне выступление Мори и теперь посылаю вам кассету. Вы должны воспроизвести ее так же, как делали это раньше.

Писатель-невидимка без всяких изменений записывает прослушанную кассету, которую прислал ему отец Мори. Он лишь выбрасывает неясные по смыслу междометия, повторы, вызванные смущением человека, говорящего в микрофон, исправляет ошибки и оговорки. Во всем этом, возможно, сказывалось влияние стилистики писателя-невидимки. И если отцу Мори, стремящемуся до малейших нюансов передать характер выступления, сказать, что требовать идентичности общего стиля записок и выступления, записанного на магнитофон, нельзя, то ответ будет таким: отец Мори до сих пор получал копии записок каждой главы, сделанных писателем-невидимкой, читал их, обсуждал их и, естественно, оказался под влиянием стиля писателя-невидимки. И коль скоро это влияние существовало, оно должно было проявиться и в его собственном выступлении. И обратное: я сам, записывая слова отца Мори, испытал на себе его духовное и физическое влияние.

Воспроизведенный магнитофоном голос действительно принадлежит отцу Мори после превращения, это почти что по-детски писклявый голос юнца. Кажется даже, что голос помолодел гораздо заметнее, чем само тело. Но, возможно, это объясняется неисправностями магнитофона. Однако мог ли такой специалист, как отец Мори, допустить небрежность? А может быть, в его планы входило поразить писателя-невидимку своим писклявым голосом? К тому же этот писклявый голос в записанном на пленку выступлении в разных местах звучит совершенно по-разному.

Мы приветствуем всех самоотверженно сражающихся членов революционной группы. За исключением тех, кто самоотверженно сражается, все человечество, по космическим меркам, не более чем пустая оболочка цикады. Можно ли приветствовать эту мертвую, пустую оболочку? У нас нет желания приветствовать ничто. Мы можем по-настоящему приветствовать только живые существа. Вполне естественно, что воля, обитающая в самых далеких уголках космоса, пожелав послать приветствие, сосредоточилась на вашей планете. Потому что здесь обитают сражающиеся живые существа. Но мы не можем послать свое приветствие в космос. Потому, что мы не можем осознать, что приветствия из космоса исходят от сражающихся живых существ. Как грустно, когда на истинное приветствие не можешь ответить таким же истинным приветствием!

Мы приветствуем также и всех самоотверженно сражающихся членов враждебной вам группы. Salute!

Основания для этого приветствия те же самые.

Вздор? Почему? Если приветствие в адрес вашей группы не вздор, то почему же вы считаете вздором приветствие противостоящей вам группе? Логика, лежащая в основе этого, тождественна. Если приветствие в ваш адрес — вздор, зачем же тогда так болезненно относиться к приветствию в адрес противостоящей вам группировки, ведь оно тоже тогда явилось бы вздором? Тем самым вздором, который вы столь бессмысленно сейчас скандируете! Миротворческий вздор Добровольного арбитра? С критикой политики умиротворения мы согласны. Единственный путь развертывания борьбы — ее обострение! Но в стремлении Добровольного арбитра к умиротворению есть и ценные моменты. И эти моменты вы должны изучать.

Боритесь! Убивайте друг друга! С помощью самого гуманного, с космической точки зрения, оружия — дубинками, железными трубами, ломами! Междоусобная борьба между вами и противостоящей вам группировкой — вот действия, символизирующие истинную революцию. По мере приближения к истинной революции вы будете все решительнее убивать друг друга! Когда будут уничтожены родители, принимайтесь за братьев! Но, может, эффективнее было бы изменить порядок и, прежде чем убивать родителей, уничтожить братьев? С космической точки зрения эффективность такого порядка очевидна. После того как братья уничтожат братьев, у тех, кто останется в живых, должно хватить сил на то, чтобы пойти убивать родителей. Какая же это будет революция, если не вы убьете родителей, а родители убьют вас? Если же братья примутся убивать братьев, убитые передадут оставшимся в живых свою революционную волю! Революция — это долг оставшихся в живых перед убитыми!

Чем отличается братоубийство от истребления контрреволюционных бандитов? Чем братоубийство отличается от убийства врагов? Чем отличается? Я не имею в виду жалкое бюрократическое насилие и убийства, которые еще принято называть допросами или линчеваниями, нередкие и сейчас в ваших группах. Мори говорит об анализе символической модели, определившей из космоса жизнь человечества. Братья, казалось бы, должны, направляясь в будущее человечества, всегда идти почти одним и тем же путем. Но, поскольку два брата — это два различных человека, для них бессмысленно избирать абсолютно одинаковый жизненный путь. И, если может существовать их единство во имя улучшения модели, оно достижимо только путем разделения на две половины их тела и последующего их комбинирования. Пусть врачи и биологи, преодолев реакцию отторжения, успешно проведут такую операцию. Тогда будут жить — каждый сам по себе — брат, состоящий из левой половины первого и правой — второго, и брат, состоящий из правой половины первого и левой — второго. А вдруг они опять захотят вести самостоятельную жизнь — тогда снова начнется братоубийство новообразованных братьев? Иного выхода, видимо, нет. Если они вообще способны выдержать подобную операцию во имя последней революции человечества. Подобные символические действия, прокладывающие человечеству путь в будущее, даже столь наглядные, как братоубийство, увидеть из космоса в большинстве случаев невозможно. Разумеется, если это действия символические, аналогичные модели должны были существовать и в древности. И действительно, вспомните о двух братьях, сражавшихся, как настоящие революционеры: божестве рыбного промысла — Уми-сатибико и божестве охоты — Ямасатибико. Почему они ненавидели умиротворение, почему портили снасти друг друга? Почему один из них, потеряв в море крючок, был вынужден отправится во дворец морского царя? Почему морской царь даровал младшему брату силу космического масштаба? Почему старший брат, побежденный силой младшего, обеднев и ожесточившись, попытался напасть на него, но утонул? И потомки этого брата, живущие на юге Кюсю, по сей день исполняют ритуальные танцы, изображая его гибель, — это символические действия, связывающие древность с современностью и будущим!