Гарри Этчам был коренной урбсумидец и гордился этим; он был горд, что родился и вырос по южную сторону реки Фодус, что сызмальства привык к вони, грязи и к повадкам южан. Жил он как все, полагаясь лишь на себя, на свое природное хитроумие да на приверженность к честному труду — правда, в очень странной его разновидности. По вечерам он любил опрокинуть кружку-другую пива в ближайшей таверне — чаще всего в «Ловком пальчике», — что дает вполне ясное представление о нраве этого человека. Но тем вечером, уступив настойчивым советам приятелей и собственному любопытству, он решил наконец своими глазами взглянуть на знаменитое Прожорное Чудище. В конце концов, день вроде выдался неплохой, было что отметить. Во-первых, он нашел две луковицы и морковку — по меркам Гарри, вполне еще съедобные, — ближе к ночи, воротясь домой, он сдобрит ими рагу; во-вторых, он умудрился стащить ни много ни мало восемь пенни из шляпы, что лежала у ног слепого попрошайки. День удался, так что сегодня Гарри не нужна была выпивка — он и так был в превосходном настроении.

Он задумчиво остановился у объявления, приклеенного к стене. Прочитав все, что смог разобрать, он смекнул, что не относится к числу ни людей слабонервных, ни хрупкого телосложения. Как было указано в объявлении, хозяин Чудища сидел в кресле у входа. Гарри сунул ему в руку шесть пенсов, шагнул за занавеску и сошел по ступеням.

В ноздри ему ударила невыразимая, удушливая вонь, вполне сравнимая с запахом самого Фодуса. Гарри порылся в карманах, ища носовой платок, чтобы прикрыть им свой длинный нос, — и не нашел; тогда он приподнял воротник и спрятал лицо за ним. В подвале было сумрачно, однако к тому моменту, когда нога Гарри нащупала последнюю ступеньку, глаза его уже привыкли к темноте. Не более чем в трех футах от посетителя стояла высокая клетка с толстенными прутьями. В дальнем углу ее копошилась какая-то бесформенная фигура. Прислушавшись, Гарри уловил самые разнообразные звуки: хрюканье, чавканье, хруст разрываемой плоти, плевки. Затем кто-то громко и влажно чихнул. С отвращением он ощутил, как по лицу его разбежались крошечные капли слюны и бог знает чего еще.

Вглядываясь во тьму и прислушиваясь, Гарри постепенно убедился, что в комнате он не один. Сбоку от клетки, ближе к задней стене, стоял неизвестный. Силуэт его шляпы смутно маячил во мраке, но сам человек был одет в темное, фигура его казалась бесформенной, и различить детали было невозможно. Прижав голову к прутьям клетки, незнакомец, похоже, что-то шептал страшному зверю. Впрочем, слов было не различить, поэтому Гарри решил подойти поближе, но споткнулся о какую-то палку и со звоном ударился о железные прутья. Таинственный силуэт вздрогнул и тут же, низко опустив голову, поспешил к выходу, даже не сняв перед Гарри шляпу и не удостоив его ни словом приветствия.

Бегство незнакомца привело Гарри в замешательство; он опять устремил взгляд в глубину клетки. Теперь Чудище было видно немного лучше. Оно — точнее, он, ибо Гарри был совершенно убежден, что перед ним существо мужеского пола, — не обращало внимания на присутствие зрителя и продолжало свою отвратительную трапезу.

— Эй! — позвал Гарри несмело. Не зря же он выложил целых шесть пенсов! — Эй! — окликнул он Чудище, на этот раз громче.

Но зверюга не обратила внимания. Гарри склонился к полу в поисках какого-нибудь предмета, которым можно было бы ткнуть Чудище в спину, но в это мгновение Чудище молниеносно ринулось из дальнего угла клетки прямо на Гарри и тяжело обрушилось на железные прутья. Пожалуй, Гарри еще никогда не сталкивался лицом к лицу с настолько уродливой тварью. Будучи жителем Урбс-Умиды и вращаясь в определенных кругах, он повидал на своем веку предостаточно всяких страшилищ, но из них ни одно не могло бы сравниться с Чудищем.

Прожорное Чудище разинуло огромную, будто пещера, пасть и испустило душераздирающий рык. Зловонная слюна сочилась между желто-коричневыми клыками и капала с нижней губы. Лицо поросло шерстью, а налитые кровью глаза с огромными зрачками, казалось, того и гляди, выскочат из орбит. Волосатая рука — или лапа? — Гарри не смог бы сказать наверняка, да и недосуг ему было об этом размышлять, — крепко схватила его за шкирятник.

— Аааааййй! — заорал Гарри, крутанулся, рванулся и, выскочив из плаща, со всех ног ринулся вверх по ступеням.

Когда он вынырнул из-за занавески, человек, что сидел в кресле у входа, приоткрыл один глаз и проводил незадачливого посетителя взглядом, едва скрывая самодовольную ухмылку. Руди Идолису не впервой было наблюдать подобные сцены, да и делу его они шли только на пользу.

Выбежав на Мост, Гарри запнулся о камень мостовой; чтобы удержать равновесие, пришлось ткнуться одной ногой в канаву. Нога по щиколотку погрузилась в густую грязь. В сердцах он выругался — сперва увидев, в какое состояние пришел ботинок, а затем почувствовав, как холодная, почти ледяная вода просачивается под шнуровку и в щели расползшихся швов. Но и этого было мало; мимо бедолаги на большой скорости пронеслась повозка, и бегущие спицы колес забросали его ошметками грязи. Стиснув зубы с досады, Гарри похлопал себя рукой по рубашке и брюкам, тщетно пытаясь стряхнуть холодную жижу.

Все его тело покрылось испариной, а кишки в животе будто стянуло тугим узлом, который не так-то просто будет потом развязать. А в голове все еще раздавались звериные вопли. И чавканье, и рыгание, и костный хруст. Не говоря уж о вони! «Боже правый! — негромко провозгласил он, и слова вырвались изо рта легким облачком пара. — Что за адская вонь!»

Такого отвратительного запаха Гарри не чувствовал уже очень давно — с тех самых пор, как несколько лет назад, в разгар самого жаркого месяца, на целых три дня и три ночи ветер перестал дуть и во всем городе воздух застыл, будто желе, а вода в реке едва не свернулась, будто кровь.

Гарри отправился домой. У него, как и у всех урбсумидцев, была весьма примечательная походка: так ходит человек, который привык неосознанно замечать все неровности мостовой, ямы и рытвины и ловко их перепрыгивать и огибать. Хорошо еще, что снег кончился, подумал он, но воображение было по-прежнему во власти увиденного в таверне. Гарри полной грудью вдохнул ледяной ночной воздух. «Боже правый!» — только и вырывалось у бедняги снова и снова. Подумать только: ведь есть же чудаки, которые по нескольку раз ходят глазеть на Чудище. «Как так? — дивился Гарри. — И главное — почему?» Но тут же поймал себя на мысли: а не сходить ли и ему во второй раз? Неужто Чудище и впрямь так ужасно? Может, наведаться к нему снова через недельку, а то и через денек-другой — проверить, не показалось ли чего со страха, не пригрезилось ли…

Гарри шел, низко наклонившись вперед, навстречу пронизывающему ветру, и не заметил, как из темного переулка вынырнул какой-то человек и пристроился рядом.