Он отпрянул от нее.
— Все торгуешь, да, Карла? Мне, правда, больше нравилось, когда ты барахло продавала. До торговли собой ты не опускалась.
— Моральные нравоучения тебе не к лицу, Джек. И не надо преувеличивать. Каждый живет как может. Ну что, мне располагаться или ты отвезешь меня домой?
С ледяным спокойствием Джек вытащил из бумажника пятифунтовую банкноту и грубо вложил ей в руку.
— Возьмешь тачку, — рявкнул он, подавляя желание ударить ее. — Может, пришлешь и счет за время, проведенное в Италии? Мне не хочется, чтобы ты думала, будто я не отдаю долгов. Как там звучит итальянское слово, которого нет в разговорнике? Ага, вспомнил — puttana. Я знал, что рано или поздно оно может мне пригодиться.
Лицо Джека стало серо-пепельным от бешенства, а в глазах застыли такая ненависть и такая мука, что Карла не знала, кто из них страдает сильнее — он или она.
Хлопнула дверь. Джек Фитцджеральд исчез из ее жизни.
Глава 10
«Анна Прайс» долго и успешно шла на сцене кэмденской Галереи. До самого Рождества зрители до отказа заполняли театр. Профессиональный престиж и большие сборы — хорошее оружие в борьбе за жизнь труппы, Но его оказалось недостаточно. К зиме всем стало ясно, что ангажемента на знаменитых площадках Уэст-Энда не будет. Тогда начали поговаривать о возможном турне по всей Англии, но, к большому облегчению Карлы, толки эти ничем не закончились. Меньше всего сейчас ей хотелось мотаться по периферии. Ведь они с Франческой так здорово устроились в новых владениях Ремо! По вечерам, если Карле приходилось задерживаться, Анджела или мама обязательно оставались с девочкой, укладывали ее спать. Но в распоряжении Карлы был весь день. Она водила Франческу в школу, встречала ее после занятий, они много гуляли. По субботам Галерея давала два спектакля, зато воскресенье они с дочкой всегда посвящали отдыху, развлечениям и домашним делам. Конечно, быть матерью — это не сплошной праздник. Франческа, девочка веселая и жизнерадостная, не могла назваться идеальным ребенком, если таковые вообще есть на свете. Вспыльчивая, но отходчивая, с норовом, но покладистая, Франческа, как все дети, не преминула, разумеется, бессознательно, выяснить границы своей власти над Карлой. Миссис Де Лука вела дом и воспитывала детей в авторитарной, даже суровой манере. Не удивительно, что малышка инстинктивно решила воспользоваться недостатком родительского опыта Карлы. Но неприятных неожиданностей не произошло. Мама с дочкой нашли взаимопонимание. Карла, чей педагогический стиль сильно отличался от стиля миссис Де Лука, сумела установить порядок в доме, строгий режим, который Франческа приняла с энтузиазмом. Сначала не обходилось без капризов, но девочка легко приспособилась, учитывая, что стала теперь единственным ребенком в семье вместо младшего в целом выводке детей. От Карлы Франческа унаследовала страсть к чтению, дремавшую до сих пор, потому что в тесноте, шуме и суете старого дома реализовать ее было довольно трудно. Но с Карлой она открыла для себя мир книг и стала читать запоем. Матери только оставалось подыскивать для нее подходящие произведения. Франческа стала лучше учиться в школе, обрела уверенность в себе, превратилась в настойчивую и дотошную ученицу. Карла боялась первой встречи с ее учителями, но, оказалось, напрасно. В школе все с восторгом отзывались о Франческе, благодарили Карлу за ее дочь — воспитанную, ответственную и старательную. Побывала она и на праздничном школьном спектакле — в трогательной версии библейских историй Франческа Де Лука с блеском исполнила роль не больше не меньше святой Девы Марии.
Тоска приходила ночами. Но рыдая, зарывшись в подушки, Карла вновь и вновь твердила себе, что иного исхода для их отношений с Джеком не было и нет. Она сумела дать дочери уют, покой, размеренную жизнь. Не станет дело и за материальными благами, Карла была уверена в этом. Конечно, ребенку лучше жить в полноценной семье, с мамой и папой, но если не выходит, не страшно. Сейчас хоть девочка узнала, что такое мама и что такое родной дом. Пусть лучше она остается безотцовщиной, чем падчерицей в семье чужого мужчины.
Джек Фитцджеральд, как с досадой доложил Меткалф, покинул Лондон на следующий после их встречи день. Питер звонил ему в офис, готовый умолять его дальше и дальше, однако выяснил, что мистер Фитцджеральд отправился в отпуск. Где он собирается его проводить — неизвестно, он не оставил координат. Все полномочия мистер Фитцджеральд передал... Меткалф не дослушал. Проклиная нерешительность и робость Карлы, он вынужден был признать поражение. Правда, после грубого и откровенного предложения Карле «лечь под деньги» он и сам не посмел волочиться за ней. К тому же она вдруг переехала неизвестно куда, на все вопросы отвечала неопределенно и неохотно. Питер, да и все остальные, решили, что она, скорее всего, с кем-то живет и предпочитает не афишировать, с кем. В сущности, так оно и было.
После Нового года стало известно, что одна из телекомпаний заинтересовалась «Анной Прайс» и предложила сделать передачу-диспут об этой постановке в программе под рубрикой «Новости современной драматургии и театра». Труппа оживилась. Это означало неплохой куш за видеосъемки некоторых фрагментов. По замыслу телевизионщиков, эпизоды должны были комментировать Питер Меткалф, Карла Де Лука и Саймон Даф. Обсуждение взялся вести знаменитый театральный телекритик Пьер Симпсон, личность влиятельная и скандальная, известная своими коварными вопросами и подковырками. Сам Джосайя Фримен, ко всеобщему облегчению, отказался участвовать в передаче. Вряд ли кого-нибудь заинтересовала бы его односложная манера разговора, насупленный и безразличный вид.
Видеосъемки прошли быстро, без дублей. Две камеры, никаких лишних трат — телевидение знало свое дело. Канва дискуссии была заранее обговорена с режиссером передачи, однако на записи не обошлось без сюрпризов.
Пьер Симпсон любил перетягивать одеяло на себя, обо всем имел особое мнение, поэтому и решил воспользоваться отсутствием Фримена на полную катушку. Его, правда, с самого начала не прельщала перспектива нелегкого интервью с этим чудным и диковатым драматургом, но уж слишком он был задет отказом. Слыханное ли дело — пренебречь приглашением самого Симпсона, такой редкой и выгодной возможностью устроить себе рекламу! Поэтому ведущий ринулся в беспощадный бой. Посыпались едкие вопросы: может быть, пьеса Фримена — холостой выстрел, если не осечка? Может быть, секрет успеха лишь в профессионализме режиссера и таланте артистов? Может быть, зрители стали свидетелями фокуса — обычного, старого театрального фокуса, когда блестящий коллектив делает конфетку из ничего? Может быть, вообще для театра драматургический материал не имеет никакого значения?
Питер Меткалф принялся распространяться с обычным для него подобострастием и неопределенностью. Да, ваша теория, безусловно интересна, распинался он, но время покажет и так далее... Питер, как водится, стремился в лучшем свете выставить перед Симпсоном себя, не особенно задевая при этом Джосайю Фримена. Пьер Симпсон был для Меткалфа авторитетом, на его передачи Питер возлагал большие надежды.
Говорил и Саймон Даф, в основном напирая на финансовые трудности Галереи, прославляя свою предприимчивость. Если задачей Меткалфа было завести дружбу с Симпсоном, то задачей Дафа — получить через него очередную стипендию для Галереи.
Карла быстро сообразила, что ее, судя по всему, пригласили «для красоты». Она едва ли сумела вставить два слова в этот скучный мужской разговор, и всякий раз нарывалась на косой взгляд Симпсона. Запись подходила к концу, режиссер дал знак, что пошел «последний круг», и тут на сцену выступила Карла.
Ко всеобщему удивлению, она перебила Симпсона, перехватила у него инициативу и в течение двух минут, пока все, включая техническую группу, застыли с открытыми ртами, в клочья разнесла теорию ведущего о второстепенной роли драматурга, тем более такого, как Джосайя Фримен. Четко и аргументированно она объяснила успех постановки, заявила, что любая мало-мальски профессиональная труппа прославится, имея в руках произведение такого масштаба. Она назвала пьесу Фримена открытием, высказала уверенность, что будущие его работы станут настоящими шедеврами, призналась, что восхищена этим человеком, обладающим необъятным талантом, которому не нужна шумиха в прессе и на телевидении.