Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Отопри! Сейчас же отопри, слышишь?

Часовой – тот самый, который толкнул Тома, – немедленно повиновался; но когда принц с яростью бросился на него, он залепил ему такого здоровенного тумака в ухо, что мальчик кубарем откатился на середину дороги.

– Вот тебе, паршивец! Это тебе за то, что мне из-за тебя досталось от Его Высочества, – сказал солдат.

Толпа загоготала. Принц, в грязи, вскочил на ноги и прерывающимся от гнева голосом закричал:

– Как ты смеешь бить принца Валлийского? Да знаешь ли ты, что моя особа священна и что тебя завтра же повесят за то, что ты осмелился поднять на меня руку?

В ответ на эти слова солдат пресерьезно сделал на караул и сказал насмешливым тоном:

– Приветствую Ваше Высочество! – И потом сердито добавил: – Прочь с дороги!.. И чтобы духу твоего здесь не было, шальной постреленок!

Толпа, хохоча, окружила бедного маленького принца и долго гналась за ним по дороге с гиком и криком:

– Дорогу Его Высочеству! Дорогу, дорогу принцу Валлийскому!

Глава IV

Начало бедствий принца

После нескольких часов упорного преследования толпа мало-помалу стала редеть и наконец оставила маленького принца в покое. Пока мальчик был еще в силах яростно отбиваться от своих мучителей, грозить им своим королевским гневом и с царским величием отдавать приказания, до тех пор он служил забавной потехой; но как только силы ему изменили и усталость заставила его замолчать, он потерял для них всякий интерес, и наконец все, один за другим, отстали от него в надежде найти где-нибудь в другом месте более интересную забаву. Как только маленький принц остался один, он осмотрелся кругом, но не узнал местности. Очевидно, он был где-то на окраине Лондона – вот все, что он знал. Он побрел наобум, сам не зная куда; скоро дома́ стали редеть, и прохожих попадалось все меньше и меньше. Мальчик обмыл свои окровавленные ноги в ручье (протекавшем в той местности, которая теперь называется Фаррингтон-стрит), немного отдохнул и снова тронулся в путь. Наконец он очутился на огромном пустыре; здесь было разбросано несколько домов и высилась большая церковь. Принц сейчас же узнал эту церковь. Вся она была заставлена лесами; кругом копошились рабочие – очевидно, шли большие перестройки. Принц вздохнул свободнее: наконец-то кончатся его мучения!

«Это старая церковь «Серого Братства», которую король, мой отец, отобрал у монахов и отдал под приют для бедных, покинутых сирот; теперь она называется «Церковь Христова», – подумал принц. – Конечно, здесь охотно окажут услугу сыну того, кто облагодетельствовал их на всю жизнь, – тем более что этот сын – такой же несчастный и покинутый, как и те, кто нашел или когда-нибудь найдет здесь приют».

Через минуту принц очутился в шумной толпе мальчуганов; они бегали, прыгали, кувыркались, играли в мяч и в чехарду – словом, забавлялись, кто во что горазд. Мальчики были одеты все одинаково, по моде того времени, установленной для мелких чинов духовного звания и для подмастерьев. У всех на голове были черные, плоские, маленькие, величиною с блюдце, шапочки, в которых не было ни пользы (потому что они были слишком малы и не прикрывали всей головы), ни тем более красоты. Из-под шапочки прямо, без пробора, падали на лоб подстриженные в кружок волосы; шею обхватывал большой воротник в виде брыжей; синий, длинный, до колен, плотно облегающий стан камзол с пышными рукавами, широкий красный кушак, ярко-желтые чулки с подвязками выше колен и открытые башмаки с большими металлическими пряжками довершали этот костюм. Все вместе выходило довольно безобразно.

Мальчики сейчас же бросили играть и обступили принца, который с врожденным достоинством обратился к ним с такой речью:

– Ребята, ступайте-ка, скажите вашему начальнику, что Эдуард, принц Валлийский, хочет его видеть.

Ответом на эти слова был оглушительный взрыв хохота; один мальчик грубо крикнул принцу:

– Уж не ты ли, оборвыш, посланный Его Высочества?

Принц гневно вспыхнул и сделал движение правой рукой, как будто хватаясь за шпагу, которой, впрочем, не оказалось. Этот жест не ускользнул от мальчиков; вся ватага опять захохотала, а один крикнул товарищам:

– Видели, братцы? Схватился за шпагу, точно настоящий принц!

Эта шутка была встречена новым взрывом смеха. Бедный Эдуард гордо выпрямился.

– Я в самом деле принц, и вам, пользующимся благодеяниями короля, моего отца, стыдно так обращаться со мной.

Хохот сделался оглушительным. Мальчик, который первый заговорил с принцем, крикнул товарищам:

– Эй вы, свиньи, рабы, нищие выкормки царственного его родителя! Что ж вы стоите, разинув рты? На колени, скорей на колени! Кланяйтесь и благодарите принца в лохмотьях!

Вся ватага с гиком и визгом бросилась на колени, насмешливо простирая к мальчику руки. Принц гневно оттолкнул ногой ближайшего.

– Вот тебе! – крикнул он, вне себя от гнева. – Будет с тебя на сегодня! Завтра тебя повесят!

Это уже переходило границы всякой шутки. Смех разом смолк и в один миг сменился яростью.

Послышались голоса:

– Держите его! В пруд его! Тащи его к водопою! Где собаки? Сюда, Лев! Сюда, Фангс!

Затем произошло нечто неслыханное: плебеи подняли руку на священную особу наследника английского престола и стали травить его собаками.

Когда настала ночь, принц опять очутился в самой населенной части города. Он был весь избит и окровавлен, а лохмотья его – сплошь забрызганы грязью. Он шел все дальше, вперед и вперед, ошеломленный и измученный, еле передвигая от усталости ноги. Он больше ни к кому не обращался с вопросами, зная, что все равно не получит ответа, а только навлечет на себя новую брань. Он шел, повторяя потихоньку: «Оффаль-Корд, Оффаль-Корд… как бы не забыть. Если мне удастся найти это место, пока я еще в силах двигаться, – я спасен. Эти люди, конечно, не откажутся отвести меня во дворец и удостоверить, что я не их сын. Узнают же меня, наконец, и я опять сделаюсь самим собою!» Минутами ему вспоминались побои, которые он вынес недавно в «Приюте Христа», и он говорил себе: «Когда я сделаюсь королем, я дам им не только приют и кусок хлеба, но непременно велю их учить. Для человека мало быть сытым; надо, чтоб у него были разум и сердце. Постараюсь это хорошенько запомнить, чтобы нынешний урок не пропал даром ни для меня, ни для моего народа. Только ученье облагораживает человека и делает его добрым и милосердным».

Фонари на улицах слабо мерцали; пошел дождик, поднялся ветер, наступила холодная, ненастная ночь. Бедный бездомный принц, бесприютный наследник английского престола, шел все вперед, углубляясь в запутанные лабиринты города, кишащие столичной голью и беднотой.

Вдруг какой-то пьяный верзила схватил его за шиворот с криком:

– Ах, так ты опять шататься по ночам! Опять возвращаешься домой без гроша, – готов побожиться! Если так, смотри – берегись! – я тебе все кости переломаю, не будь я Джон Канти!

Принц вырвался из рук пьяницы и невольно с отвращением отряхнулся.

– Как, неужели ты его отец? Слава Богу, теперь я спасен! Мы вместе сходим за ним, и я вернусь домой.

– Что-о? Так вот ты как? От родного отца отрекаться? Постой же, я тебе сейчас покажу, чей я отец…

– Ах, не шути ты так, не смейся надо мной! Скорей, скорей!.. Разве ты не видишь, как я избит, как измучен? Я больше не в силах терпеть. Скорей отведи меня к королю, моему отцу; он наградит тебя так, как тебе и во сне не снилось. Поверь же мне! Я говорю правду, чистую правду! Не трогай меня… спаси меня! Спаси принца Валлийского!

Подгулявший верзила уставился на мальчика оторопелыми глазами и пробурчал себе под нос:

– Вишь ты, совсем рехнулся парень! – И еще крепче ухватив его за шиворот, он выругался и с хриплым смехом добавил: – Ну, да уж там рехнулся ли, нет ли, а порки тебе, братец, не избежать, – это верно!

С этими словами он потащил за собой перепуганного, отчаянно отбивавшегося принца и скрылся с ним в каком-то грязном дворе под громкий хохот сопровождавшей их довольной толпы зевак.

4
{"b":"166412","o":1}