И, раз уж мы с вами, дорогой читатель, начали вести что-то вроде собственного расследования, давайте-ка вычеркнем заодно из списка подозреваемых всех, кто присутствовал тогда на трагически завершившемся заседании.

Утром следующего дня в предбанничек перед временно опустевшим кабинетом ступил молодой человек без особых примет, ибо крупное телосложение, склонность к полноте и золотая цепура на бычьей шее особыми приметами давно уже, согласитесь, не являются.

– Это здесь, что ли, стихи пишут? – прямо спросил он.

Не отошедшая ещё от вчерашних потрясений Руся всхлипнула и сказала, что здесь. А спустя несколько минут в предбанничке разразилась такая истерика, что услышана была аж в противоположном конце коридора. Прибежавшие на шум круглолицая барменша и благоговейный человек Ваня Пушков застали рыдающую Русю наедине с растерянным посетителем. Юноша озирался и, судя по всему, подумывал, не задать ли дёру, пока чего-нибудь не пришили.

– Пальцем не тронул… – очумело бормотал он. – Спросить хотел…

Пока барменша вливала в Русю что-то успокаивающее, Ваня Пушков и неизвестно откуда взявшийся Сергей Овсяночкин попытались увести молодого человека в бар, но тот упёрся, явно полагая за благо как можно скорее убраться от греха подальше. Перед ним извинились, объяснили, что секретарша не в себе, поскольку вчера… Услышав о том, что случилось вчера, молодой человек остолбенел и всё-таки был залучён в бар. От кофе и водки отказался, зато в двух словах изложил, что произошло.

Всего-то навсего спросил, кто тут главный. Эта ненормальная побледнела и принялась пытать зачем. Упёрлась – и всё тут! Ну он ей и брякнул напрямик: хочу, дескать, у него узнать, где «е» пишется, где «ё». Тут она и того… и забилась…

Пришлось ознакомить с подробностями. Посетитель выслушал горестную историю с несколько отупелым видом, поморгал.

– Так главный теперь кто?

Ему растолковали, что главного теперь будут выбирать, а насчёт «е» и «ё» проще справиться в словаре. Или в интернете. При чём тут вообще глава писательской организации?

Нет, это молодого человека не устраивало. Там же, в интернете, никто за базар не отвечает!

Ну, тогда, сказали ему, вот вам, пожалуйста, Сергей Овсяночкин, руководитель литературной студии. В своё время работал корректором – все буковки наизусть помнит. С огромным сомнением юноша оглядел обоих поэтов и от консультации отказался. Соврал, будто зайдёт попозже.

Хорошо, сказали ему, если вас не устраивает Овсяночкин, есть у нас ещё такой Пётр Пёдиков. Главный, между прочим, ёфикатор, то есть как раз то, что вам требуется. Тут юноша заколебался и, подумав, записал-таки адрес Петра Семёновича.

– Да-а… – молвил Сергей, когда посетитель отбыл. – Ох бы ему сейчас Исаич наконсультировал… Царство Небесное…

Ваня Пушков с постным видом наполнил стопки из графинчика, взятого коллегой.

– Да уж, – кротко примолвил он. – Бывало, скажет так скажет. Скоро, говорит, откроют кингстоны – и тиражи увеличатся!

– Со шлюзами, что ли, перепутал?

– Наверно. А начнёшь ему словарь показывать – тебя же отчехвостит. В словарях, говорит, язык мёртвый, а у меня – живой…

Вернулась барменша. Секретарша Руся, надо полагать, была окончательно приведена в чувство.

– Вы про Исаича?.. При мне тоже было… Смотрю, таблетку водкой запивает. «Ты что ж, – говорю, – делаешь, Исаич? Она ж не подействует…» «Это ты верно, – говорит. – На фоне спиртного никакие лекарства не страшны…»

Вот ведь как оно в жизни-то всё выходит! Помянул зазря Исай Исаич Ваню Пушкова, землицы пушистой пожелал, Царства пожелал Небесного, а тут, вишь, сидит живёхонький, хотя и малость замурзанный Ваня Пушков и поминает Исая Исаича. Верно сказал покойный секретарь: «Ну, значит, долго жить будешь, Ваня…» Как в воду глядел.

– Эх, жизнь… – то ли вздохнул, то ли простонал Ваня Пушков. – Не поставишь точки – режет. Поставишь – тоже режет… Уже и публиковаться боязно…

– Бли-ин!.. – встрепенулся Овсяночкин. – А помнишь, месяца три назад к Исаичу приходил… тоже такой, блин, с цепью… В кабинете запирались… Помнишь, Вань?

Благоговейный человек Ваня Пушков возвёл глаза к потолку бара и вроде бы припомнил. А может, вообразил.

В книжном магазине «Буки» было настолько людно, что Славик раздумал заходить внутрь и направился к другому рассаднику культуры, располагавшемуся двумя кварталами выше. Там, однако, творилось и вовсе нечто несусветное, вызвавшее в памяти штурм развалин финансовой пирамиды толпой обманутых вкладчиков.

А ведь впереди ещё презентация «Ё», чьи листовки раздавали на перекрёстках девчушки в бледно-жёлтых жилетиках!

– Юноша, – вполголоса окликнула Славика холодноглазая дама, явно отлавливавшая входящих. – Вы не за словарём?

– За словарём, – признался Славик.

– Отойдёмте за угол, – предложила она.

Молодой опер пошёл было за ней, но тут из стеклянных врат магазина на тротуар вывалились двое: сердитый охранник и главный (после маньяка) городской ёфикатор Пётр Семёныч Пёдиков.

– Ушёл отсюда! – злобно шипел хранитель духовных ценностей. – Резко ушёл! В ментовку сдам…

– Это вас надо в ментовку сдать! – отважно дребезжал в ответ бывший руководитель литстудии. – Вы – преступники. Вы невинных людей под молоток подводите…

– Минутку, – сказал Славик даме и двинулся на выручку. – Чего шумишь, земляк?

Следует напомнить, что молодой опер был юноша крепкий, рослый, чего никак не скажешь о камуфлированном страже культуры, если и превосходившем горбатенького Петра в смысле физических данных, то ненамного.

– Клиентов пугает! – пожаловался страж.

– И буду пугать! – с пеной у рта отвечал ему Пётр. – Вы им словари издательства «Абецедарий» подсовываете. А там опечатки! Там «бревенчатый» через «ё»!

– Мальчики, мальчики… – укоризненно пробасила холодноглазая дама. – Ну что вы дуркуете, как смешные? Отойдёмте за угол…

– А вы! – ощерившись, повернулся к ней Пётр. – Вы вообще контрафактом торгуете! У вас все словари левые…

Самое разумное, что можно было предпринять в подобной ситуации, это увести Петра подальше от торговой точки. Поначалу тот артачился, упирался, потом смирился и позволил препроводить себя до ближайшей кафешки.

– Что пить будем? – спросил Славик, усадив собрата по перу за столик и присаживаясь напротив.

– Кофе, – бросил тот. – Только, пожалуйста, мужского рода, а не среднего.

Словно кастрюля с массивным донцем, сию минуту снятая с огня, он ещё фыркал и побулькивал.

– Мерзавцы! – сдавленно возмущался Пётр. – Нет, я понимаю, если бы речь шла о грамотности! Но тут же о жизни и смерти речь… Всё равно что поддельными лекарствами торговать! Вот… – Он полез в матерчатую наплечную сумку и достал оттуда листы с выведенным на принтере текстом.

– Что это?

– Список словарей, которыми, возможно, пользуется маньяк.

– Где взял?

– Что значит «где»? Сам составил.

– Дай глянуть…

– Пожалуйста.

Список был обширен и, видимо, включал все нынешние вокабулярии, где слово «жёлчь» увенчивалось точками, а слово «афера» – ни в коем случае.

– А насовсем?

– Прошу! – И Пётр Пёдиков сунул Славику ещё пяток экземпляров. – Будет возможность – к дверям магазина прилепите. Двоечники…

Тут принесли капучино и Пётр смягчился: с блаженной улыбочкой ссутулился над чашкой и прикрыл подслеповатые глазёнки, вдыхая кофейный аромат.

– Собственно, любая языковая реформа – очередная уступка двоечникам, – печально молвил он, не отверзая вежд. – Помяните мои слова, Вячеслав, узаконят скоро и «звонит», и «ложит».

Славик сочувственно покивал, хотя, правду сказать, сам зачастую употреблял оба неузаконенных словца. Нет, правильная форма была ему известна – просто не хотелось выделяться из коллектива.

– А вот вы, ёфикаторы, – закинул он наудачу. – Как вы относитесь к этому маньяку?