Медики в последний раз проверили снаряжение и слаженно развернулись. Зашагали в сторону домов, последних из тех, что некогда прижимались к крепостному холму. Пару мгновений Авл молчал, глядя перед собой.

– А их отец?

– Отец, – ласково сообщила Вита, – не принимал никаких лекарств. И в целом показал себя типичным «еослом» в отставке. Железное здоровье, железные нервы – и железные же мозги. Он заболел последним.

– Еще-Один-Спятивший-Легионер, – пробормотал себе под нос медик. Это было еще не худшим вариантом расшифровки их профессионального ругательства. – Может, в этом и дело? Легионерские вакцины? Пусть и ограниченно эффективные.

Оба медика посмотрели в сторону безмолвных и безлюдных стен. На мгновение Вите показалось, что на бастионах угловой башни кто-то мелькнул – но нет. Просто пепел, падающий перед глазами.

– Три недели назад в крепости Тир было полно людей, регулярно получавших легионерские зелья. Им это не помогло.

– Вакцины, бывшие в употреблении более десяти лет назад? – уточнил Корнелий.

– Возможно, – Вита говорила тихо, но очень, очень четко. – Он был ветераном. И умер сегодня ночью. Не от болезни. Сердце не выдержало.

Взгляд, которым коллега наградил начальницу, обжигал даже сквозь маску.

– Не ты ли вечно твердишь, как глупо видеть руку Ланки в каждом новом чихе?

– Я вижу Ланку не в том, что произошла вспышка. А в том, что она чудесным образом прекратилась. Недели карантина, у легата трясутся поджилки, к императору летит прошение обрушить на долину огненные дожди. И вдруг посреди ночи нас направляют в эпицентр? С напутствием: «Вы там приберитесь»?

– Теория стройная. Но факты не сходятся.

– Авл…

– Болезнь исчезла вместе с носителями. Стопроцентная смертность, Вита. Если бы здесь наследили Ланка… были бы выжившие.

– Да. Были бы.

Тишина упала между ними, как брошенная на палубу глубоководная медуза. Беспомощная, нежизнеспособная, лишенная естественной своей формы – и естественной своей красоты.

Авл сдался. Попробовал зайти с другого конца:

– В когорте принимают ставки один к четырем, что у нас с тобой жаркий роман. – Могло показаться, что коллега сменил тему. Но старый друг был единственной на свете душой, осведомленной о том, что представляла собой ее личная жизнь. Если путаный кошмар последних лет можно было так обозвать.

– Чушь, – подумав, решила Валерия. – И спросила: – С чего такой вывод?

– Мы заканчиваем фразы друг друга. Двигаемся, как близнецы. А еще ты отчитываешь меня, точно сварливая жена. Мол, зачем притащил в лагерь столько вина? Зачем взял с собой змею белого бреда?

Вита фыркнула:

– Не переживай. Любой, у кого есть глаза, поймет…

– …что мы просто очень долго вместе работаем!

Коллега выдержал паузу. Спросил:

– Зачем глаза тем, кто живет глубоко под водой?

На этот вопрос ответа у нее не нашлось.

Медики подошли к последней паре домов – богатых купеческих поместий, расположенных ближе всего к крепостному холму. Вита прищурилась на коричнево-красные разводы, что пятнали каменную кладку. Тела из-под стен уже убрали.

– Так откуда столь пристальное внимание к Руфинам, друг мой?

Авл пожал плечами:

– Мы в родстве.

Вита хмыкнула:

– Корнелии со всеми в родстве.

И со всеми у Корнелиев чисто родственные денежные интересы. Впору задаться вопросом, что за «движимое и недвижимое» поминал в своем завещании Тит Руфин.

По крайней мере, ясно, зачем Авл настоял на осмотре дома старшим медиком. Если гибель Руфинов повлечет за собой клубок скандалов и судебных разбирательств, Корнелии останутся в стороне. Протокол же создаст впечатление должной объективности. Профессиональная репутация благородной Валерии была весьма внушительна.

Под покровом маски Вита устало поморщилась. Рано или поздно Руфина Маджора доберется до этих документов. Если рыжая отличница столь хороша, как предполагает привезенный из школы трофей, то точно так же она доберется до проводившего осмотр врача. То-то радостный у них выйдет разговор. А уж насколько искренний…

Субтрибун, за неведомые грехи назначенный координировать зачистку, ожидал их перед воротами. Движения молодого офицера за день утратили уверенность, в жестах читалась усталость, помноженная на исполнение – немедленное и одновременное – слишком многих приказов сразу. Ему не сразу удалось извлечь из охапки восковых дощечек нужную. Читал молодой человек быстро:

– Дом Гая Ашата. – Вита едва успела поймать брошенные ей записи. – Семья плебейского сословия, входит в золотую тысячу торговых домов. Им принадлежит солидная доля в уходящих в степь караванах. По слухам, в поместье Ашатов денег можно найти больше, чем в крепостной казне, – и глазом не успеем моргнуть, как начнут вопить об удобных кострах и вороватых легионерах. Надо найти приходно-расходные списки. И описи!

Вита сузила глаза:

– С каких пор «медик» стало еще одним синонимом «судебного прислужника»?

Ее не слушали, той же командирской скороговоркой очерчивая задачу Авла:

– …надо закончить до темноты. – Молодой офицер завершил свою речь. Торопливо кивнув, бросился к полыхнувшему заревом очередному пожару.

Медики за его спиной обменялись выразительными взглядами. Подобная спешка стала в этот день удручающе привычной. Легионеры носились по улицам, точно мыши, над которыми занес лапу разъяренный кот. Карантин длился долгие недели, и с каждым днем характер трибуна, командующего когортой, становился все невыносимее. Прямо пропорционально возрастала резвость, с которой выполнялись его приказы.

Медики отсалютовали друг другу табличками. Пропели циничным хором:

– Служу империи!

Они слаженно развернулись спина к спине. Так же слаженно, не давая себе перевести дух, направились к домам, что расположены были по разные стороны дороги.

Ворота купеческого поместья кто-то предусмотрительно выбил. Причем задолго до прибытия легиона. Вита в последний раз окинула взглядом трещины и язвы на стенах, засохшую поверх них причудливыми разводами кровь. Если к жертве не хотят подходить близко, ее можно забить камнями… Медик отогнала давнее, режущее красками и криком воспоминание. Шагнула внутрь.

Дом Ашатов не предназначен был для взращивания семьи. Он вообще не имел ничего общего с приличным имперским домом. Поместье задумывалось как купеческое подворье – и строилось соответственно. Это был торговый бастион на границе между имперским порядком и степной дикостью. Высокие стены выглядели бы внушительно, если б не стояли в тени настоящих крепостных укреплений.

Вряд ли число постоянных обитателей поместья превышало полдюжины, но когда в поселении Тир останавливались караваны, это число легко могло возрасти и до сотни. Слева возвышались укрепленные помещения складов, справа – что-то, более всего напоминающее казармы. Между их боками было зажато помещение, очень четко показывающее: купеческую лавку не сделаешь дворцом, прилепив к ней портик и пару колонн.

Просторный, вымощенный камнем и укрытый навесами двор явно предназначался, чтобы размещать людей, животных, повозки. Сейчас здесь не было ни одного, ни другого, ни третьего. Сейчас купеческий двор выглядел полем давней, безжалостной бойни.

Понимание пришло вместе с волной сладкой вони и было похоже на удар. Вита остановилась. Сделала один выверенный шаг назад. Привалилась лопатками к стене, отвернула лицо. Смутно порадовалась, что проводит осмотр одна, потому что при свидетелях никогда не позволила бы себе подобной слабости. В этом доме смотреть на младшую дочь благородного рода Валериев было некому. Некому…

Она не хотела идти внутрь. Просто не хотела. И без того понятно, что произошло в доме Ашатов. Ничего нового там не найти.

Давление в груди. Она, оказывается, задержала дыхание.

«Никуда не годится, Валерия. Никуда».

Сделала вдох – и вновь застыла. Запах…

Вита поймала ощущение пульса на своем запястье, зачастившее биение в висках, над ключицей. Расслабила диафрагму, живот, плечи. Привычно замедлила сердце до размеренных четких ударов. В глазах прояснилось. Вонь не стала меньше, но будто поблекла, отодвинулась. Ушла под поверхность ее внимания, как рисунок погружается в воск.