— Послушай, — сказал он, — не стоит нам… — Он схватился за револьвер, и Тэп два раза выстрелил ему в грудь.

— Хорошо, что ты предупредил меня, что он левша, — сказал Тэп. — А то я мог ошибиться.

Мы собрали коров в стадо и погнали домой. За всю дорогу никто не проронил ни слова.

Я думал об оставшихся тридцати девяти, а особенно о братьях Холта.

Пора нам сниматься с места, и чем скорее, тем лучше.

Мы жили в то время, когда страна была молодой и своенравной, как необъезженный мустанг, мы хорошо знали запах пороха и дыма костров из высохшего помета буйволов. Некоторые попали сюда, потому что сами выбрали свободу и полную опасностей жизнь, другие родились здесь, и иного пути у них не было.

Опасность была нашим постоянным спутником, и мы настолько свыклись с ней, что считали ее естественной частью своего существования. В том, что мы не расставались с оружием, не было никакой бравады, просто человек не смог бы выжить не вооруженным в Техасе середины XIX века, как не смог бы выжить без лошади или еды. Мы научились жить, как индейцы, потому что индейцы пришли сюда первыми, это была их земля.

Мы не могли больше ждать. Бескрайние земли на Западе были нашей надеждой и спасением. В те годы полмира знало, что, если жизнь не заладится, можно уехать на Дальний Запад. Он был в мыслях каждого мужчины. Он давал прибежище безработным, обанкротившимся, одиноким, разочаровавшимся в жизни и любителям приключений. Запад был землей обетованной.

Мы погнали стадо в далекие, неведомые земли, и мой старый знакомый — пятнистый бык — пошел впереди. Он не имел представления, куда гонят стадо, однако имел твердое намерение попасть туда первым. Три с половиной тысячи голов шли следом за Тэпом Генри и отцом.

Фургоны ехали в стороне от стада, куда не долетала пыль. Первым фургоном правил Тим Фоули, а вторым — его жена. Третий вела жена Арона Старка, а на козлах большого фургона Тома Сэнди сидел Фрэнк Келси.

Том и Роза ехали с нами. Зеб Ламберт оказался прав: когда Том услышал, что мы переселяемся на Запад, он быстро продал ранчо за исключением лошадей и трехсот голов отборного племенного скота и присоединился к нам.

С собой он привел двух ковбоев. Один, по имени Келси, работал у него с тех пор, как Том Сэнди приехал в Техас, другой, Зено Йерли — высокий парень родом из Теннесси.

С одного края стада ехал Тилтон, Коул и Пур, а двое наемных ковбоев — Майло Додж и Фримен Сквайре — с другого.

Мы потихоньку готовили стадо к перегону еще до возвращения Тэпа Генри, поэтому сборы не заняли много времени. А время было для нас главным.

Караван тронулся до рассвета, и первые несколько миль мы гнали стадо рысцой. Два человека выехали далеко вперед — Тим Фоули слева и Арон Старк справа, чтобы предупредить нападение банды Холтов.

Мы с Зебони Ламбертом глотали пыль позади, подгоняя отставших коров и воюя с теми, кто рвался обратно.

В первый день наш караван сделал пятнадцать миль, и с наступлением сумерек мы разбили лагерь, а стадо расположили в ложбине, где росла хорошая трава и протекал ручей, впадающий в Леон.

Первыми в ту ночь дежурили Бен Коул и Джим Пур, они объезжали стадо кругами навстречу друг другу. Остальные направились к фургону-кухне, в котором женщины готовили еду.

Теперь наши дни пойдут заведенным чередом, они будут мало отличаться друг от друга, если только нам не придется отбиваться от индейцев или бандитов. В удачные дни мы будем делать миль по пятнадцать, но, как правило, — не больше двенадцати. Нам не хватало лошадей — всего по пять на человека, в то время как в подобном перегоне нужно восемь или девять.

Такое стадо, как наше, на водопое растянется на милю вдоль реки, а для ночевки ему потребуется не меньше шести акров. После дневного перегона коровы пасутся, затем спят, но около полуночи, как по команде, просыпаются, немного щиплют траву и опять засыпают. Через два часа все повторяется, и к рассвету стадо может идти дальше. Для ночной охраны обычно хватает двоих, но в дождь и грозу работают все.

Подходя к костру с кружкой и оловянной тарелкой, я услышал, как напевает Бен Коул. Ковбои, объезжающие стадо, поют не только для своего удовольствия, звук человеческого голоса действует нна коров успокаивающе и, кром того, предупреждает, что приближающаяся тень — человек, а значит, друг.

Карен дала мне еду и налила кофе.

— Как ты, Карен, нормально?

Она кивнула, но ее глаза смотрели в ту сторону, где сидел Тэп.

— Он хороший парень, — сказал я сухо.

Она упрямо вздернула подбородок.

— Мне он нравится. — Затем добавила: — В конце концов, он твой брат.

Взяв тарелку с кружкой, я присел на землю рядом с Тэпом.

— Как дела, малыш? — спросил он.

Мы ели молча и, по-моему, оба думали об одном и том же. Впереди предстояли долгие сухие мили пути, но погода стояла хорошая, и у нас был шанс довести стадо, по крайней мере, до переправы Хорсхед на Пекосе.

После ужина я почистил винтовку, завернулся в одеяла и улегся спать. Нет ничего приятнее, чем лечь спать после тяжелого дня.

Я расположился немного в стороне от остальных, чтобы посторонние звуки не мешали слушать ночь.

Облака уплыли и на небе высыпали звезды. Где-то вдалеке завывал койот и время от времени вскрикивала ночная птица.

Я проснулся от того, что меня за плечо тряс Айра Тилтон. Они со Старком сменили Бена Коула и Джима Пура. Теперь наступила моя очередь объезжать стадо.

Я вылез из-под одеял, натянул шляпу и сапоги. Тилтон все еще стоял надо мной, пережевывая табак. Он хотел что-то сказать, но, так и не решившись, зашагал к костру, в котором еще тлели угли.

Я подтянул штаны, взял свой «паттерсон» и подошел к костру. Тэп, дежуривший вместе со мной, уже пил кофе, обхватив ладонями горячую кружку. Он взглянул на меня, но промолчал. Я тоже ничего не сказал.

Том Сэнди взял на себя обязанности приглядывать за лошадьми. Он поймал мне в табуне пепельного жеребца. Вообще-то ковбой сам ловил себе коня, но Том последнее время почти не спал. Он постоянно пребывал в дурном расположении духа из-за семейных неурядиц.

Ночь была холодная. Судя по положению Большой Медведицы, времени было часа три. Я проглотил черный, обжигающий кофе, подошел к своему пепельному и забрался в седло.

Он круто развернулся, дважды взбрыкнул, и мы направились к стаду, оба чувствуя себя готовыми к работе.

Тилтон был немногословен.

— Все спокойно, — сказал он и поехал к лагерю.

Тилтон был странный человек. Он работал у нас уже больше трех лет, а я знал о нем ровно столько же, сколько вначале. Но таких, как он, много. Люди в Техасе почти не говорят о своих личных делах, а многие приехали сюда именно потому, что в родных краях в их личных делах возникли неразрешимые проблемы.

В Техасе не задают вопросов о прошлом. О человеке судят по делам, ну а если у него были когда-то неприятности, то на это просто не обращали внимания. И закон тоже — там, где он существовал. Закон в Техасе не вмешивался в чужую жизнь, если человек вел себя достойно, пусть даже его разыскивали в других штатах.

Койот вдалеке продолжал печально выть. Я слышал, как на другом конце стада тихо напевает Тэп. У него хороший голос, он пел «Бреннан на болотах» — старую песню об ирландском разбойнике. Отъехав подальше от стада, я остановил коня и прислушался.

Койот затих — скорее всего, слушает Тэпа, на небе ярко сверкали звезды. Посторонних звуков я не услышал, только негромко журчал рядом ручей.

С земли поднялся большой бык и потянулся, затем еще один и еще… Подул легкий ветерок, и бык резко поднял голову. Я вам могу сказать одно: человек, который полагается только на свой слух и зрение, — дурак; надо не только видеть и слышать самому, надо подмечать, как ведут себя животные и птицы, потому что часто они первыми предупреждают об опасности.

В той стороне, на севере, что-то было. Бык развернулся и шагнул. Я приподнял дуло «паттерсона» и осторожно взвел курок. Он отчетливо щелкнул в ночной тиши, и бык повел ухом в мою сторону, не сводя глаз с севера.