Она снова зарыдала. Беккер дал ей время успокоиться.
– За что его убили? – спросила девушка, взяв себя в руки.
– Этого мы не знаем. У нас нет ни единой зацепки. Возможно, вы последняя видели его живым, и я подумал, что вы сможете что-нибудь рассказать мне о его психическом состоянии в последние часы его жизни и вообще о нем как о человеке.
– Вы именно поэтому пришли ко мне?
Беккер посмотрел Майре прямо в глаза и слегка улыбнулся.
– А вы как думаете, почему я пришел к вам, мисс Голдсмит?
– Не знаю.
– А мне кажется, у вас была мысль на этот счет. У меня такое чувство, что сначала вы не сомневались, почему я пришел к вам, и почти смирились с этим.
– Откуда я могла знать о смерти мистера Хэнли?
– Не думаю, что вы знали о ней. Вы подумали, что я пришел совсем по другому поводу. Так о чем вы подумали?
Майра попыталась весело рассмеяться, но смех получился слишком громким и натужным.
– Не имею ни малейшего представления, о чем вы говорите.
– Вам известно, что ложь агенту ФБР считается преступлением перед законом?
– Нет, я этого не знала, – проговорила Майра, немного помолчав.
– Теперь вы это знаете.
– Но я пока ни в чем вам не солгала. В чем я могла вам солгать?
– Вы живете одна? – спросил Беккер. И снова девушка на краткий миг заколебалась, прежде чем ответить. В ее глазах мелькнула озабоченность.
– Нет, – ответила она. – Со мной живет брат.
– Как его зовут?
– Говард Голдсмит. Он не был знаком с мистером Хэнли и никогда с ним не встречался.
– Вы уверены?
– Разумеется, я уверена.
«Она отбивается, словно я на нее давлю, – подумал Беккер, – Почему?» Он тянул время, вынуждая Майру заполнить наступившую тишину.
– Говард способен наделать глупостей, но убить человека...
Голос Майры оборвался. Ей вспомнилось недавнее убийство в мечети, на которое Говард очень бурно прореагировал, но он не мог ничего сделать с мистером Хэнли, он даже не был с ним знаком... Она почувствовала себя стесненно под испытующим взглядом Беккера, казалось, видевшего ее насквозь.
«Здесь что-то не так, – думал тем временем Беккер. – Возможно, это связано с братом, а может быть, с кем-то еще».
– На какие глупости способен ваш брат?
Снова последовала пауза, неуверенность. «Она пытается сообразить, что мне может быть известно, и, исходя из этого, понять, о чем можно говорить, а о чем – нет», – размышлял Беккер.
– Я просто неудачно выразилась, – заявила Майра. «Решила, что мне ничего не известно», – констатировал Беккер. Мой брат очень уравновешенный и рациональный человек. Он не способен никому причинить зла.
– Каждый способен, если его спровоцировать, – парировал Беккер.
– Это чересчур циничное утверждение.
– Хотел бы я, чтобы это действительно было так, мисс Голдсмит. Мне хотелось бы верить в миролюбие всех людей, в то, что они не способны причинить зла ближнему, но не могу. Я в своей жизни видел слишком много примеров обратного. И каждый раз находилась какая-то причина, побудившая человека к агрессивным действиям.
– У моего брата нет подобных причин, – сказала Майра.
«Слишком торопливо, – отметил Беккер. – Она снова перешла в оборону». Он внимательно изучал девушку, не сводя глаз с ее лица. Пальчики карликовой руки непрерывно шевелились.
– Вы пришли ко мне расспрашивать меня о моем брате или мистере Хэнли?
Беккер не ответил. «Говори, говори, я не буду тебе мешать, – думал он. – Тебе хочется о чем-то мне рассказать, что бы это ни было, я хочу это услышать, поэтому я не стану тебе мешать – говори».
– Полагаю, у меня есть право попросить вас уйти, – сказала Майра.
Беккер не сдвинулся с места.
– Это ваше право, – признал он. – Предупреждаю, что полиция обязательно посетит вас, чтобы задать несколько вопросов. – «Но ничего не добьется, – закончил он про себя. – Они будут расспрашивать тебя о Хэнли, но ведь мы с вами говорили совсем о другом, не правда ли, мисс Голдсмит?»
– Разве вы занимались не тем же самым? – спросила Майра.
– Нет, мисс Голдсмит, – ответил Беккер. – Я изучал вас.
– Я это поняла, но зачем?
– Кто-нибудь еще живет здесь?
– Зачем кому-то здесь жить? – возмутилась девушка.
«Ответ неверный, – подумал Беккер. – По логике следовало бы сказать «да» или «нет», но никак не «зачем?»
Он смотрел на Майру и ждал. Беккер задал вопрос наобум: квартира была большой, здесь вполне мог разместиться еще один человек. Он мог спросить о чем угодно, но по счастливой случайности попал в десятку.
– Нет, конечно, нет, – поправилась Майра, поняв свою ошибку.
«Вот она – первая ложь, – молнией сверкнуло в мозгу Беккера. – Остальное – уловки и полуправда, но это ложь, а лгать она совсем не умеет».
– Конечно, нет? Почему, конечно? У вас гораздо больше места, чем необходимо для двух человек.
– Я лишь хотела сказать, что обязательно сказала бы вам раньше, если бы здесь жил кто-нибудь еще.
– Зачем бы вы стали мне это говорить, если я об этом не спрашивал?
– Однако вы спрашивали, не так ли? Вы спросили, одна ли я живу.
– Да, такой вопрос я задавал, – признал Беккер.
Он понимал – расспрашивать девушку дальше не имеет смысла. Теперь – переступив черту, – она станет лгать без запинки. Он, скорее всего, сумел бы поймать ее на лжи, но вряд ли вытянул бы из нее нечто новое. Беккер понял одно: Майра Голдсмит что-то скрывает, что-то, связанное с братом или с кем-то еще, и этого ему было пока достаточно: существовали более быстрые пути дознания, чем изматывающий допрос свидетеля, который не желает выдавать свои тайны. Еще немного, и девушка потребовала бы вызвать своего адвоката, тогда дело мгновенно застопорилось бы.
– Благодарю вас за беседу, мисс Голдсмит.
– Это все?
– Нет, мисс Голдсмит, отнюдь. – Беккер протянул Майре карточку со своим именем и номером телефона местного отделения ФБР. – Когда вы будете готовы рассказать мне остальное, позвоните по этому номеру.
– Что остальное? Не понимаю, что вы имеете в виду.
– По этому телефону вы сможете найти меня в любое время дня и ночи.
– Я действительно не понимаю, на что вы намекаете, – сказала Майра с наигранным недоумением. Она уже полностью овладела собой и разыгрывала теперь высокомерную хозяйку дома, этакую чопорную школьную учительницу, несколько раздраженную тем, что ее покой нарушен назойливым и невоспитанным полицейским.
* * *
Швейцар дома Голдсмитов умел лгать намного искуснее. Надо полагать, у него изрядная практика, подумал Беккер. Это с одной стороны, а с другой, он, возможно, был предупрежден, как себя вести, если ему станут задавать соответствующие вопросы, хотя, конечно, им могла руководить вечная осторожность, диктуемая его профессией.
– Никто вообще, сэр, – бойко врал О'Брайен. – Голдсмиты люди очень замкнутые. Мисс Майра почти никогда не выходит из квартиры, сами понимаете почему. А у мистера Говарда... – О'Брайен пожал плечами.
– Нет друзей, – завершил его мысль Беккер.
– Не мне об этом судить, сэр. Уверен, все его любят и уважают на работе и вообще гости к нему не ходят.
Беккер кивнул, словно его удовлетворила такая версия. Он мог бы легко сломить нахальную самоуверенность О'Брайена, но для этого требовалось вытащить швейцара из его логова в более подходящее для допроса место: любого свидетеля труднее расколоть в привычной ему обстановке, где он хозяин и чувствует себя комфортно и уверенно. О'Брайену достаточно было только пригрозить, что он навсегда лишится возможности взимать мзду с жильцов и гостей, чтобы он выложил все, что ему известно, и впоследствии держал рот на замке. Эту немудреную работу Беккер мог оставить Хэтчеру, у которого она получалась особенно хорошо. Тонкости были ему недоступны, однако дай ему верное направление, подтолкни, и Хэтчер наберет значительную инерцию, более чем достаточную, чтобы расколоть кого-нибудь вроде самонадеянного швейцара.