— Меня ждут на берегу, — сказал боцман Гастеву. — Мне нужно в Мурманск. — Он сказал это гордо, хотя совсем не был уверен в том, что его действительно ждут.

Но Гастев не стал слушать, кто ждет Росомаху на берегу: ему необходим опытный боцман для буксировки «Полоцка». Вот и все.

Росомаха обиделся на капитана. Несколько утешало только то, что на «Полоцке» оказались кое-какие полезные вещи. Боцман вытащил металлический штормтрап из котельного отделения и снял ручки с дверей нижних кают. Все это могло пригодиться для «Колы»…

Проведав моториста и проветрившись, Росомаха опять взбирался на свою бочку в кормовой рубке и закуривал новую папиросу.

Опять за его спиной скрипел штурвал и чувствительно пел Бадуков. Пел про то, что в море бывает всяко, что если моряк не вернется, то «рыбачка заплачет скупыми слезами и черную воду навек проклянет, а белые чайки замашут крылами и кто-то другой в непогоду уйдет…»

Около восьми часов утра поднялся в надстройку второй рулевой, Чепин. Еще с порога он закричал про сон, который ему приснился:

— Здоровенная, понимаете, груша! А я ее луплю, как тренировочную для бокса! Из нее сок в разные стороны так и летит, так и летит! А я ее — боевыми перчатками! Хрясть! Хрясть! А сам думаю, кусить бы кусочек… Во как бывает! Сколько на румбе?

— Проснись. Какой тебе здесь румб? — вяло откликнулся Бадуков, передавая штурвал сменному. — Держи в задницу «Колы», вот тебе и весь румб… Вахту сдал! — доложил он Росомахе.

— Принял! — бодро гаркнул Чепин и продолжал: — Эх, и жаль мне эту грушу! Так и не попробовал. Слышишь, боцман, я грушу видел!

Росомаха молчал.

По-прежнему впереди то гас, то зажигался гакабортный огонь «Колы», «Полоцк» вздрагивал от рывков, окунал нос в воду, а потом суетливо раскачивался с борта на борт и оборванные ванты фок-мачты с разлета закручивались на грибках вентиляторов возле дымовой трубы.

Близился рассвет.

Одна за другой уходили за корму разрезанные «Полоцком» волны. На пустынной палубе громыхала, раскатываясь при кренах, пустая канистра из-под бензина, — не закрепил ее Ванваныч. Сырость пробиралась сквозь одежду. Чепин зябко ежился, но бодрости в нем не убывало, и, чтобы развлечься, он стал задавать боцману каверзные вопросы.

— Зосима Семенович, — спросил Чепин задушевным голосом. — Как считаешь, при коммунизме тебе не очень скучно жить будет, а? Все, понимаешь, тихо, мирно… Милиции никакой, пивные закроют… А? Боцман, я совсем серьезно спрашиваю.

— Отстань, — огрызнулся Росомаха.

— Нет, ты только представь себе, — и не думал отставать Чепин. — Как же ты на берег ходить будешь, зачем? А вообще, что это за формация — коммунизм — ты знаешь?..

Росомаха понимал: это летят камешки в самую середину его огорода. Он отстал от всех этих ребят, но признаваться в своей отсталости не хотел. Раньше ему наплевать было на то, что о нем могут подумать, а сегодня — нет. Поэтому чепинские вопросы злили не на шутку.

— Не ходи право! — рявкнул боцман.

— Есть не ходить право! — по всей форме повторил команду Чепин. Но после приличной паузы возобновил атаку:

— Боцман, скажи, пожалуйста, ты сколько раз в Африке бывал?

— А зачем мне считать? — чуя какой-то подвох, спросил Росомаха.

— Так… — многозначительно и зловеще протянул Чепин. Но, к счастью боцмана, здесь с «Колы» поднялась и, зависнув на миг в низких тучах, рассыпалась бледными искрами ракета. Это был вызов на связь. Росомаха включил переносную рацию.

Говорил капитан «Колы» Гастев. В темноте его строгий голос звучал так отчетливо, что казалось, сам капитан пришел сюда — маленького роста, с лицом, изрытым оспой, в синем простом ватнике, который всегда надевал в море; вошел и смотрит подчиненным прямо в лица своими сощуренными, холодными глазами.

Чепин даже выпрямился: капитан терпеть не мог, когда рулевые гнулись у штурвала или прислонялись к переборке спиной.

— Боцман Росомаха, доложите сводку!

Росомаха доложил: уровень воды в трюмах поддерживается неизменным, штуртросы по-прежнему немного заедает, люди покамест работают хорошо.

И опять вслед за своим голосом вошел в кормовую надстройку Гастев, но теперь казалось, будто капитан присел рядом с Росомахой на бочку из-под капусты и запросто обхватил плечи боцмана.

— Как слышишь меня, Зосима Семенович?

— Хорошо слышу, капитан, — неторопливо ответил Росомаха и пустил дым себе за пазуху. Он понял: разговор будет о чем-то серьезном.

— Ветер-то крепчает, боцман… Прогноз — до девяти баллов норд-вест…

Чепин выругался, пососал ссадину на кулаке и плюнул в разбитое окно перед собой. Ветер тотчас отшвырнул плевок обратно, и Чепин едва успел отскочить в сторону. Погодка действительно разгуливалась.

Капитан продолжал:

— До Канина Носа часиков двадцать всего осталось. Как «Полоцк» ведет себя? Еще не поздно на Колгуев свернуть, в Бугрино отстояться можно… Не торопись отвечать. Я на связи. Прием.

Росомаха наблюдал за дымом, который сочился из правого рукава полушубка, и думал. Он понимал все, о чем Гастев не считал нужным говорить вслух. Гастев вообще не любитель говорить много. В девятибалльный штормягу их с «Полоцка» не снимешь быстро. Чуть что — и будет просторный гробик на четверых: пока вельбот с «Колы» спустят, его двадцать раз в щепки разнесет… Но идти в порт Бугрино на Колгуеве — значит потерять неделю, а то и больше. Осенние штормы скоро не кончаются… Все в этом рейсе складывалось так, чтобы досадить Росомахе, все было против боцмана: и капитан с его согласием буксировать «Полоцк», и море, что собирается шуметь и буянить не на шутку, и сам «Полоцк», который вихляет и упирается…

— Я — Росомаха, я — Росомаха! — сказал боцман в маленький черный зев микрофона. — Стравите еще метров сто буксира, а то рывки сильные. Стравите буксира, и потихоньку дойдем.

— К богу в рай, — вполголоса докончил за боцмана Чепин и, придерживая носком сапога штурвальное колесо, потянулся к углу, в котором стояла рация, дернул Росомаху за тесемку капюшона: — Боцман, скажи радисту, пусть Витьке Мелешину передаст: если только мою канадку наденет, я ему морду набью… Он всегда все чужое хапает!..

«Полоцк», оставшись без управления, немедленно повалился на борт.

— Я т-те дам канадку! — зарычал Росомаха, втыкаясь носом в рацию. — Я т-те дам!

Из рации опять раздался голос капитана:

— Если помпы станут, сколько продержитесь?

— Главное — чтобы буксирный трос не лопнул, а за остальное не беспокойся. Эта коробка не такая дырявая, как кажется… — доложил боцман, показывая Чепину кулак. Но, закончив разговор, Росомаха больше не ругал рулевого. Он стал возле окна, бессознательно повторив позу, в какой обычно стоял Гастев, — упер локти в углы оконной рамы.

Сейчас не задумываясь он рискнул не только собой, но и всеми этими молодыми парнями. Не следовало сердиться на них. И буксир проверить пора — как бы не перетерся, — тогда сразу крышка… Не будет тогда ни встреч, ни разговоров…

— Так вот, товарищ боцман, — опять завел свою пластинку Чепин. — В этой самой Африке до сих пор кое-где существует первобытно-общинная формация. Эта формация…

— И без тебя знаю, — неуверенно пробормотал Росомаха. — Буксир надо посмотреть. У левого клюза трос на большом изгибе, как бы не перетерся…

— Все равно сюда вернешься! — с веселым злорадством сказал Чепин. — На палубе долго не просидишь… Я за четыре часа тебе про все формации расскажу…

Росомаха досадливо отмахнулся и пошел проверять крепления буксирного троса на полубаке.

Неся на спинах белые гребни, с океана накатывались валы. За их грохотом уже не разобрать было ни скрипа штурвала, ни шума помп Ванваныча.

Тучи опускались все ниже. Они будто придавливали к морю ветер. Ветер становился плотнее, набирал силу.

Росомаха — северный, одинокий зверь. Он никогда не делает себе постоянного логова, он бродяга. Толстолапый и неуклюжий с виду, а на самом деле — быстрый и сильный.