Услышав слово «вызов», другие ребята придвинулись поближе и навострили уши. Вокруг нас сгрудилось шестеро или семеро; а всякому известно — маленькая толпа имеет тенденцию вырастать в большую, как будто любопытство — это такая разновидность гравитации.

— Это вызов, — произносит Тиггор.

— У вызовов особая цена. Так чего ты хочешь от Шва?

— Ты говоришь, что он может вытворять разные фокусы, и никто этого не видит, — говорит Тиггор. — Ну чё, вот и давай посмотрим, как он зайдёт в дом Старикашки Кроули и вынесет оттуда что-нибудь.

Пришёл и ушёл автобус, но никто из собравшихся не тронулся с места. Общественный транспорт ходил каждые десять минут, а то, что сейчас разворачивалось на остановке, безусловно, стоило потерянного времени.

— Дай я посоветуюсь с клиентом.

Я оттащил Шва в сторонку, и он прошептал:

— Не знаю, Энси…

Тиггор гогочет.

— Видите, я же говорил! — обращается он к другим ребятам. — Всё это чушь собачья. Невидимых пацанов не бывает!

— Вообще-то, он правда прошёл через девчоночью раздевалку, и никто его не заметил, — говорит один мальчик.

— Ну и чё, — парирует Тиггор, — где доказательства? Он фотки, что ль, показал?

— Как же, — замечаю я, — ты бы, конечно, не прочь попускать слюни над этими фотками!

Тиггор смотрит на меня и засовывает в карманы большие пальцы, как будто на боках у него висят револьверы, и сейчас он примется палить их всех стволов.

— Двадцать баксов, что он этого не сделает!

— Принимается, — отвечаю я, не колеблясь ни секунды — настолько велика моя вера в способности Шва. Но тот дёргает меня за рукав:

— Энси…

— Что нужно принести обратно?

— Ну чё, как насчёт собачьей плошки? — говорит Тиггор. Все соглашаются, что это круто. Вокруг теперь собралось не меньше двадцати человек.

— Кто-нибудь делает ставку? — спрашиваю я.

Те ребята, что видели Шва в действии, потупляют взгляды и мотают головами. И только те, что ещё не уверовали в могущество Шва, делают ставки против него.

— Ставлю пятёрку, — говорит один.

— Два от меня, — добавляет другой. Поднимается форменная лихорадка. К тому времени, как круг ставок завершается, на кону пятьдесят четыре бакса.

Мы прыгнули в следующий автобус, и всю дорогу до дому Шва дёргал коленом, словно ему позарез нужно в туалет, но я-то понимал, что он просто нервничает.

— Да ладно, Шва, расслабься. Там у Старикашки столько собак, что ты наверняка сразу же наткнёшься на плошку, далеко идти не придётся.

— А вдруг меня поймают?

— Если поймают, я выплачу каждому по пятьдесят четыре бакса, так что ты ничего не теряешь. Ну, разве что кроме жизни, но этого, скорей всего, не произойдёт.

Я, конечно, стебался, но он воспринял всё всерьёз. Мне даже стало совестно, что я втянул Шва в это при, не заручившись его согласием.

— Мы всегда можем отказаться от спора, — сказал я.

Это ему тоже не понравилось — соперники могут вообразить, что он испугался.

— Просто все слышали, какой Старикашка Кроули гад. О нём такие слухи ходят…

— Ну ходят, и что? О тебе тоже ходят, к твоему сведению.

— Да, — согласился Шва. — И кое-какие из них — правда.

Тут крыть было нечем, хотя мне не хватило наглости спросить, который же из слухов верен.

— Слушай: если ты таки отправишься к Старикашке, то зайдёшь ты туда обычным парнем, а выйдешь Легендой — единственным человеком, сумевшим прокрасться в сердце самой грандиозной из великих тайн Бруклина.

Вот тут я его поддел на крючок.

— Люди помнят легенды, так ведь? — спросил он.

— Ещё бы. Во веки веков.

Шва кивнул.

— Тогда ладно. Я украду собачью плошку.

Операцию мы назначили на 10 часов утра в воскресенье.

Уэнделл Тиггор со своей шайкой тиггороидов прибыл на место — проследить, чтобы всё прошло по-честному; а то кто знает, мы возьмём да просто пойдём и купим собачью плошку, а потом скажем, что раздобыли её у Кроули. Пришли и другие ребята — те, что ставили против нас — и приткнулись к парапету на другой стороне набережной; так что когда прибываем мы со Шва, здесь нас ожидает уже чуть ли не целая толпа, и выглядит она весьма подозрительно. Подобные сборища, думаю, называются остолопотворением, потому что толпа состоит сплошь из остолопов. Я проверил, не наблюдает ли за нами Кроули, но все окна над рестораном были тёмными, и только в паре из них между задёрнутыми шторами торчали лохматые собачьи морды.

— Ну чё, а мы думали, вы сдрейфили, — говорит Тиггор.

Шва снял куртку. Оказалось, что он одет по всем правилам маскировки — в тёмно-коричневое, под цвет кроулиевских портьер. Шва подошёл к парапету, отделявшему улицу от серых вод залива, и принялся делать растяжки, словно ему предстояло принять участие в Олимпийских играх.

Надо сказать, к этому моменту я уже слегка занервничал.

— Слушай, — говорю ему, — ты можешь обвести вокруг пальца людей, но вот как насчёт собак? С собаками-то мы не экспериментировали. Может, ты для них как тот свисток — люди не слышат, зато собаки — запросто. А может, они могут тебя унюхать? Мы же не знаем, запах у тебя такой же невидимый, как ты сам, или нет.

Шва понюхал у себя под мышкой, потом посмотрел на меня.

— Как по мне, так вроде невидимый. Хочешь нюхнуть?

— Нет, спасибо.

— Ну чё вы там копаетесь? — гудит Тиггор. — Делом собираетесь заняться или нет? У меня время не купленное.

— Отвянь, — говорю я. — Не видишь — у нас деликатная процедура, Шва должен ментально настроиться.

Тиггор гыкнул, как горилла. Я отозвал Шва в сторонку:

— Помни одно: я здесь, рядом. Если понадобится помощь, только мигни — и я примчусь.

— Конечно, Энси, я знаю. Спасибо.

Клянусь, у меня было такое чувство, будто Шва отправляется на войну, а не в дом к какому-то старому чудиле. Проблема в том, что ни в одном из других пари Шва не приходилось залезать на неизведанную территорию — если не считать девчачьей раздевалки. А тут Кроули! Его хоть никто никогда и не видел, но трепетали перед ним все. К тому же, кто знает, а вдруг какой-нибудь из его афганцев натренирован охотиться на людей?

Мы вместе со Шва обошли вокруг дома; оттуда на второй этаж вела пожарная лестница. Огромная квартира Старикашки Кроули занимала весь второй этаж и попасть в неё можно было только через ресторан; но мы в процессе подготовки забрались на крышу многоквартирного дома в нескольких кварталах отсюда и выяснили, что посреди квартиры Кроули находится что-то вроде маленького висячего сада-патио под открытым небом. Вот тут мы и наметили точку проникновения.

Мусорный контейнер позади ресторана благоухал вчерашним омаром — ну в точности как рыбный рынок в жаркий день или моя тётя Мона (уж поверьте мне, от её аромата вам не поздоровилось бы). Не обращая внимания на вонь, мы вскарабкались на край контейнера, чтобы с него дотянуться до лестницы. Я аккуратно потянул её вниз, следя, чтобы она не скрипнула. Шва влез на перекладину.

— Невидимость плюс братство равняется богатство, — сказал я. Это у нас такое пожелание удачи — мы изобрели его, когда стали принимать вызовы.

— Невидимость плюс братство равняется богатство, — ответил Шва. Мы стукнулись сжатыми кулаками, и он полез. Вскоре он забрался на крышу и исчез из поля моего зрения. Я вернулся на улицу, перешёл через дорогу и присоединился к ожидающим у парапета.

Тиггор посмотрел на окна Кроули, потом перевёл взгляд на меня.

— И чё нам теперь делать?

Я пожал плечами:

— Ждать.

Долго ждать нам не пришлось. Хотя я и не присутствовал при том, что произошло в квартире Кроули, наверняка события разворачивались так:

Шва спрыгивает во внутренний дворик. Патио засыпан гравием вперемешку с собачьим дерьмом — вы в жизни не видали такого его количества в одном месте. Дверь слегка приотворена, так что собаки могут выходить и возвращаться, когда им захочется. Вот через эту дверь Шва и проникает в дом.