Что делать?

Чувствую: нужно что-то крикнуть, а что крикнуть, не знаю. Забыл.

Вот он подползает так близко, что до него доплюнуть можно, я и говорю тогда:

И так хрипло это у меня получилось, как будто в горле была ржавая труба.

Ух, как он напугался! На колени встал и глаза выпучил, а меня не видит. И тут Потап выходит из кустов.

«Шарик, – говорит он Потапу, – это я, Рудик!»

А Кошкин кричит:

А он руки вверх не поднял, а стал ими по карманам шарить – пистолет искать, но тут Потап навалился на него и мигом обработал. И мы с Кошкиным подбежали, связали голубка.

«Пустите, – говорит он, – я ведь просто так».

«Ничего себе „просто так“, – думаю. – А зачем халат напялил и два пистолета в карман положил?»

Подошёл я к пеньку, звоню командиру – так, мол, и так.

«Высылаю наряд, – говорит он. – Наблюдайте границу».

Снова мы с Кошкиным замаскировались, а этого нарушителя – в кустики. Он и не пикнул.

И только мы успели всё это проделать, смотрю – другой ползёт!

– Бросьте! – не выдержал я. – Не может быть!

– Чтоб меня громом разразило! Точно! Второй ползёт, и тоже в халате!

«Ну, – думаю, – попёрло-то!»

Вот он подползает, и Кошкин кричит:

«Стой!» А я Потапа выпускаю. У-у, Потап! Страшный пёс! Вскочил ему на спину, пасть разинул – ужас! Мы с Кошкиным подскочили и только успели этого связать…

– Третий ползёт? – не выдержал я.

– Нет, – сказал Галоша и посмотрел для чего-то на часы. – Третьего не было.

– Жаль, – сказал я. – Хорошо бы, если б был третий.

– А вы придумайте, – сказал Галоша. – Когда будете рассказ писать, вы придумайте, что был третий, и дело с концом.

– Посмотрим, посмотрим… – сказал я. – Придумать можно всё что угодно.

– Придумать-то можно всё что угодно, – сказал я. – Интересно, что было на самом деле.

– А вот что, – сказал Галоша. – Не успели мы второго обезоружить – подоспел наряд, высланный капитаном.

– И всё?

– Так точно.

– Ну, спасибо вам, товарищ Галоша. Мне очень понравился ваш рассказ. Я сейчас запишу его в записную книжку. Может быть, вы хотите что-то добавить?

– Да нет, – сказал Галоша и опять посмотрел на часы. – Добавлять особенно нечего.

Тут он снял с головы колпак и подбросил его вверх, и не успел ещё колпак надеться ему на макушку, как дверь открылась, и в комнату вошёл капитан Воронцов.

– Товарищ капитан! Разрешите доло…

– Вольно! – сказал капитан.

Капитан поглядел, что у меня записная книжка, и сказал:

– Собираете материал для рассказа?

– Да вот, – сказал я, – хочу записать кое-что о подвигах товарища Галоши.

– О подвигах? – удивился капитан. – Это о каких же?

– Как – о каких? – удивился теперь я и стал пересказывать капитану то, что слышал.

– Ай-яй! – сказал капитан. – Что это вы, товарищ Галоша, сочиняете?

Галоша сильно покраснел и сказал:

– А что же, товарищ капитан, разве и приврать нельзя?

– Нельзя!

– Слушаюсь!

– Можете идти, – сказал капитан, и Галоша, красный как рак, вышел за дверь.

Красный как рак Галоша вышел за дверь, а мы с капитаном закурили.

– М-да… – сказал я.

Капитан промолчал.

– Отъявленный врун ваш Галоша.

– Приврать он любит. Зато повар хороший.

– На границе и повар не должен зря болтать. Это никуда не годится.

Капитан Воронцов кашлянул.

– Ладно, – сказал он. – Придётся открыть секрет.

– Что такое? – удивился я. – Какой секрет?

– А вот какой. Сегодня на границе сложилась трудная обстановка. Понимаете? Нам нужно было, чтобы вы посидели пока дома. Вот я и дал товарищу Галоше особое задание – отвлечь вас, рассказать что-нибудь.

– Трудная обстановка? – удивился я. – Что же это за обстановка такая?

– А это секрет, – ответил Воронцов. – Военная тайна. Пойдёмте-ка лучше ужинать.

На улице была уже ночь.

Во дворе заставы на невысоком столбе горел фонарь. Под его светом несколько пограничников чистили автоматы.

«Трудная обстановка, – думал я. – Значит, и выстрел, который я слышал, был неспроста. И может быть, человек, который померещился мне на скале, был нарушитель!»

– Вообще-то, – сказал капитан, – всё, что рассказал Галоша, было на самом деле с Кошкиным и Молокановым.

– А насчёт сосисок?

– Насчёт каких сосисок? – удивился Воронцов.

– Ну, насчёт Потапа, – объяснил я.

Капитан засмеялся:

– Это тоже правда! Галоша сумел подружиться с Потапом, а потом приучил его работать с Молокановым. Кошкин и Молоканов задержали двух нарушителей.

Мы вошли в столовую. Там, за окошечком в деревянной стене, стоял Галоша. Увидев меня, он снял с головы колпак и подбросил его вверх, да так ловко, что колпак наделся прямо ему на макушку.

– Прошу, – сказал Галоша.

Он поставил на стол несколько тарелок, и мы стали ужинать, а когда поужинали, капитан спросил:

– Ну, как ужин?

– Отличный! – ответил я.

– Выходит, наш Галоша молодец?

– Пожалуй.

После ужина капитан повёл меня в дежурную комнату. Там стояли два пограничника, а рядом сидел огромный пёс. Действительно, замечательный пёс! Я увидел, что грудь у него крепкая, как у волка, и уши – столбом. Это был Потап.

– Приказываю выйти на охрану государственной границы, – сказал капитан Воронцов. – Отправитесь по дозорной тропе на левый фланг нашего участка… Ваша задача: не допустить нарушения границы!

– Есть не допустить нарушения границы! – ответил старшина Кошкин и вышел на улицу.

Следом – Молоканов и собака Потап.

С крыльца я видел, как они прошли перед освещёнными окнами заставы и пропали в темноте.

Прошла ночь.

Бледный рассвет поднялся над горой и осветил кругом горы, камни, скатившиеся со склонов, землю. Нашу и чужую.

Плавная тень выскользнула из ущелья и высоко в небе превратилась в слабую точку – неподвижного орла.

Чужая земля – вот она, близко. Такая же земля, как наша: коричневая, потому что наступила уже осень, завяла трава и стебли её высохли.

На самой вершине горы – пограничная вышка. Оттуда далеко видно: и чужую землю видно, и нашу.

Видно, как горы стекают со своих вершин, переходят одна в другую.

Камни вокруг и камни, вялая трава, полосатые пограничные столбы… Пустынно.

Высоко стоит орёл в утреннем небе.

Серо и коричнево по горам. Только в одном месте, на пологом склоне, – зелёная полоса. Там бьёт из земли подкаменный ключ, и трава у ключа ещё не умерла от осенних ночных заморозков, держится, зеленеет до первого снега.

Ключ разливается по земле ручьём, и у ручья, в зелёном квадрате, медленно движется светлое пятно – белая лошадь.

Где-то внизу, в долине, она вырвалась из табуна и помчалась в горы. Вдоль самой границы бредёт лошадь, пасётся.

– Всё тихо, – докладывает пограничник с вышки по телефону, – всё тихо, товарищ капитан. Только возле ручья бродит белая лошадь.

– Белая лошадь?

– Белая лошадь.

– Продолжайте наблюдение.

Вправо, влево, по склону, по ущелью, по нашей земле, по чужой ползут толстые стёкла бинокля. В них плывут каменные россыпи, крутобокий валун искривляется в гранях стекла. Близко перед глазами бродит лошадь.

Солнце приплыло к полудню.

Орёл переместился ниже, и видно теперь, что он совершает медленные круги над землёй.

В ущелье, из которого он поднялся утром, что-то мелькнуло.

Медленно-медленно чуть заметные пятна ползут краем расселины, хоронятся за гребнями камней.

В круглых стёклах бинокля они увеличились – волки.