– Не знаю...

– В общем, так, мсье, давайте перейдем непосредственно к делу. Предлагаю сотрудничество, – фон Репель направил свет лампы в лицо пленнику.

– Что? – вскинул голову Гамелен. Несмотря на испуг, он презрительно хмыкнул. – Не по адресу обратились. Я французский офицер и лучше умру, чем буду сотрудничать с врагом. Мои предки столетиями стояли на страже интересов Франции. Можете и не пытаться заманить меня на скользкий путь предательства! – не без патетики высказался Дидье.

– Впечатляет, нечего сказать, – ехидно произнес фон Репель. – Право, мне стоило бы пригласить сюда зрителей и взимать с них плату за просмотр столь высокохудожественного исполнения. К сожалению, специфика нашего ведомства не позволяет мне сделать этого. А жаль! Не смешите меня: для вашей «прекрасной Франции» вы – предатель!

– О чем это вы?

– А вот смотрите – номер «Пари суар», где черным по белому написано о том, что капитан Гамелен сбежал к германцам с секретными документами.

– Что это? – хмуро спросил француз. – Очередная уловка? Поищите кого-то другого, кто станет плясать под вашу дудку.

– Ну, зачем же? Мы не настолько глупы, чтобы подсовывать вам какую-то грубо сляпанную фальшивку. Этим грешит скорее ваша контрразведка.

Гамелен взял со стола газету и ужаснулся. Да, это была правда.

В этот момент раздался резкий звук телефона. Дидье, у которого нервы были напряжены до предела, вздрогнул. Уж слишком много всего свалилось на него в последнее время. В голове, словно стеклышки калейдоскопа, мелькали недавние события: бомбардировка Парижа, русский поручик, театр, танцовщица, удар по голове... Он поморщился, глядя, как офицер с явным неудовольствием из-за прерванной «беседы» снимает трубку.

– Да, я... Что? А зачем нам это нужно, – бросал отрывистые фразы майор. – Я абсолютно уверен, что он нам больше не нужен. Он слишком многое знает, поэтому вы должны понимать, что лишние проблемы никому из нас не нужны. Да, действуйте.

Закончив разговор, офицер на некоторое время замолк, обдумывая что-то. Затем, стряхнув с себя задумчивость, ухмыльнулся.

– Что, слышали? Да, дорогой мой герой, разговоры мы здесь любим, но если нет ответной реакции, то нам этот человек ни к чему. Так что выбор есть у каждого. Если вы думаете, что все правила, связанные с бережным отношением к военнопленным, и прочая гуманитарная чушь имеют к вам хоть какое-то отношение, то крупно ошибаетесь. Это все касается обычных военнопленных, до которых по большому счету нет никому никакого дела. После войны они – кто, конечно, выживет, пойдут по домам. Но с такими, как вы, Гамилен, разговор особый.

– Я вас не понимаю.

– Вы знаете такую поговорку: уж лучше грешным быть, чем грешным слыть? А? Конечно, знаете. Я вам это все говорю совсем не для того, чтобы впечатлить вас своими лингвистическими познаниями. Вот вы тут мне произносите высокие патетические слова, гневно отвергаете мерзкие предложения... Это все прекрасно, заслуживает уважения и так далее. Но давайте реально посмотрим на вещи. Кто узнает хоть долю правды из того, что случилось с вами? Поверьте, германская контрразведка кое-чего да стоит. Вы это могли заметить уже хотя бы по тому, что нежданно-негаданно оказались у нас в гостях. Далее. Сопротивлялись ли вы, вели ли вы себя мужественно – никто об этом не узнает. Мы позаботимся о том, чтобы вы вообще исчезли и никто и никогда вас не нашел. Понимаете: НИКТО и НИКОГДА, – раздельно и четко произнес фон Репель. – Так что давайте разговаривать.

– Чего вы от меня хотите? – простонал Гамелен, сжав руками пылающие виски.

– Вот это уже другой разговор, – кивнул немец. – А при нормальном с нами сотрудничестве мы даем гарантии благоприятного для вас исхода дела. Мы, немцы, ценим все сделанное для нас. Тем более, мой дорогой, у вас нет иного выхода, кроме того, который я вам предлагаю. Хотите кофе?

Поднявшись, немец достал из ящика стола подробную карту Шампани и развернул ее перед Гамеленом.

– Так что вы хотите от меня?

– Что я хочу? Хочу знать все о ваших русских союзниках.

– Вы же получили мой пакет.

– Да, благодарю за подсказку, мы внимательно ознакомились с его содержимым, почерпнув оттуда массу полезной информации. Но нас интересует о них все, а не только то, что было в вашем пакете!

Гамелен тяжело вздохнул, глядя на цветную карту, где разными цветами были отмечены линии фронта, красовались какие-то значки, кружочки и крестики.

– Прошу! – с полуулыбкой сказал фон Репель, наклоняясь к самому лицу француза и сверля его глазами. – Откройте душу, и вам станет легче! – елейным голоском проговорил он, издевательски подражая тону священника при исповеди в церкви.

Война приучает людей к неожиданностям. Многие немыслимые в мирное время вещи становятся рядовыми и обыденными в военное. Но то, что случилось в Париже, вызвало не просто скандал – бурю. «Докатились! – бушевали наверху. – Теперь немецкие агенты уже работают в генштабе. Секретная информация чрезвычайной важности запросто попадает в руки противника. Это неслыханно!»

Всем, отвечающим за эту сферу деятельности, был устроен жестокий разнос, но, естественно, мало что изменилось. Дидье Гамелен как в воду канул.

Именно его исчезновение обсуждали сейчас офицеры генштаба после очередного этапа бесплодных поисков пропавшего майора.

– Не могу понять, – произнес капитан с рыжеватыми усиками, ни к кому конкретно не обращаясь. – Я прекрасно знал Дидье еще в мирное время. Мы дружили семьями, часто бывали дома друг у друга. Мне казалось, что этот человек виден, как на ладони. Я даже заподозрить не мог его в чем-то противозаконном! Не понимаю...

– Всем нам присуще ошибаться, господа, – флегматично произнес майор лет сорока. Сняв очки, он повертел их в руках и, достав белую тряпочку, принялся тщательно протирать стекла. – Я вообще придерживаюсь мнения, что доверять нельзя никому. Слишком большая роскошь. Тем более, как сами видите, это может выйти боком.

– Что значит нельзя доверять? – возмутился сидевший за соседним столом подполковник. – Как это вас понимать?

– А так и понимать. Вся эта дружба, панибратство – ни к чему, – говорил недоверчивый офицер в очках. – Во всем, особенно в таких ответственных и важных вещах, должны главенствовать законы. Как предписано, так надо и действовать. Это в гражданской жизни, где от тебя мало что зависит, ты можешь рассуждать на тему того, правильно что-то или нет. А здесь – извините!

– Я с вами не согласен. Если следовать вашей философии, то можно вообще прийти к выводу, что не нужны ни дружба, ни семья. Человек тем и отличается от иных существ, что у него есть душа, благодаря которой он может чувствовать. А стать бездушным камнем – так зачем тогда и жить?

«Не ломала тебя еще жизнь, капитан, – ехидно усмехнулся майор, глядя на оппонента. – Молод ты еще».

– И тем не менее факты остаются фактами, – развел руками штабист. – Давайте смотреть правде в глаза: Гамелен исчез вместе с совершенно секретными документами и...

В коридоре послышался какой-то шум, и в отворившейся двери показался дежурный, доложивший, что «к господину полковнику пришел посетитель».

– Какой еще посетитель? – прищурился офицер. – Кто такой?

– Это женщина, господин полковник.

– Хм, странно... Ну, просите.

Однако дежурный лейтенант не успел удалиться в коридор, чтобы привести этого самого посетителя, как тот уже сам оказался в кабинете. Это была старуха лет шестидесяти пяти с бегающими глазами. Мадам представляла собой классический тип женщины, с появлением которой в общественных местах начинаются склоки, иногда переходящие в потасовки. Такие вечно недовольны тем, что им отрезали худший кусок от колбасы или подсунули гнилые фрукты, не говоря уже о том, что «эта мымра все время косо на меня смотрит».

– Добрый день, мадам, – мило улыбнулся полковник, вставая из-за стола. – Что же вас привело к нам?