Лесистые берега озер и рек, темные болота являются излюбленными местами бобров. Они любят эти неопределенные пространства, где земля и вода вступают в тесную связь, где в изобилии травы и корни, дрожащие осинки и березы с молочно-белыми стволами.

Отыскать бобров, понаблюдать за ними, отметить особенности их поведения, изучить их повадки, узнать их нравы, проникнуть в тайны их социальной организации — все это требует большой хитрости и терпения. Легко обнаружить их хатки и запруды. Бесконечно трудно проследить за передвижениями самого животного.

Для того чтобы наша операция была плодотворной, чтобы „урожай“ был добрым (как в кинематографическом, так и в научном смысле), мы должны разнообразить районы наших работ. До той поры, когда снег остановит практически любое передвижение по земле, Филипп и несколько человек из нашей группы собираются навестить отдаленное одинокое озеро, где есть бобры.

Они понесут свои грузы… на манер трапперов былых времен. Они хотят испробовать все прелести бесконечных переходов среди скал, кустарников и деревьев с каноэ на плече… С каждого из них сойдет по сто потов. Не счесть будет, сколько раз они оступятся и съедут под откос, сколько раз слетят у них с языка сочные выражения, которые далеко не всегда можно здесь воспроизвести… В одном я уверен вполне: парни с „Калипсо“ сильны работать. Вся эта экспедиция имеет целью знакомство с бобрами, даже их защиту. А вот великие предприятия трапперов, с момента открытия этого края и вплоть до недавнего времени, единственной целью имели убийство бобров, наживу.

Красота бобрового меха неоспорима. Если это и не самый драгоценный, то уж бесспорно один из самых теплых мехов. К глубокому несчастью для биологического вида, любители оценили это! Мех этот бывает разного цвета — от бледно-коричневого, даже желтоватого до коричнево-черного, блестящий и светлый на спине и более матовый и темный на брюхе (голый хвост, передние и задние лапы монотонно черные).

При внимательном осмотре меха можно различить два составляющих его слоя. Снаружи находятся ости, относительно толстые, длинные, блестящие, коричневые, иногда тронутые золотисто-желтым на конце. Под этим защитным слоем расположен плотный короткий пух — подпушь, очень шелковистая, нежная, плотная, свинцово-серого оттенка. В этом слое подпуши заключен теплый воздух, что позволяет животному спокойно переносить резкие перепады температуры. Но лишь при том условии, что наружный слой все время сохраняет свою непромокаемость: иначе вода доберется до кожи бобра и в результате резкого понижения температуры тела быстро наступит смерть.

Забота, которую бобр уделяет своему меху, невелика и соразмерна стремлению не остаться грязным. Выйдя из воды, он тотчас же обсушивается, отряхиваясь, и втирает в наружный слой своего меха немного жира, который извлекает из двух специализированных анальных желез. Потом он долго расчесывается, используя для этого замечательное приспособление своих задних лап, второй и третий пальцы которых имеют расщепленные ногти — так называемый ноготь-гребешок, — специально предназначенные для выполнения этого жизненно необходимого ритуала — ухода за мехом.

Филипп и его товарищи добрались до озера, которое было целью их похода. Неподвижно сидя за кустами, почти слившись с ними, они наблюдали одного из членов колонии бобров, уже давно занятого своим туалетом. Глядя на этого бобра, они не могли избавиться от мысли о том, что все читанное и слышанное ими о бобрах касалось в основном их убийства. Ибо „убийство“ — это единственное слово, которое соответствует истине.

Человек очень давно понял, какую выгоду можно извлечь из прекрасного и теплого меха бобров. В Европе истребление бобров началось со времен античной Греции. Оно продолжалось и во времена римлян, и в средние века, и в эпоху великих географических открытий. Все возрастающий спрос на шкуры бобров в Старом Свете, особенно из-за нужд шляпного производства, побудил трапперов устремиться по всем водным путям Северной Америки. Бобр был одним из основных стимулов освоения Нового Света. Не многие животные так повлияли на ход истории, как бобр.

В Европе бобровые шкуры, привезенные из Америки, превращались то в золотые луидоры, то в блестящие гинеи, что явилось не последней причиной англо-французской войны за обладание Канадой во второй половине XVIII века.

Мех бобра стал единицей денежного обмена по всей Северной Америке. В 1780 году дюжина шкур была платой за ружье. За шесть шкурок можно было купить красное одеяло знаменитой Компании Гудзонова залива (эти одеяла до недавнего времени снабжались этикетками, в которых фигурировали шкуры бобров: например, под „одеялом три с половиной для односпальной кровати“ подразумевалось одеяло шириной в 3 шкуры взрослого бобра да еще одного маленького!). Невозможно сосчитать, сколько состояний выстроено, так сказать, на костях бобров. Наиболее известным примером может послужить история Джона Якоба Астора, который в 1780 году вложил в торговлю бобровым мехом всего несколько гиней, а через полвека стал архимиллионером…

Все это, конечно, привело бы к исчезновению бобра как биологического вида с лица земли, если бы… если бы не мода. Именно этой легкости мышления, этой порхающей переменчивости, этому непостоянству вкусов обязан бобр тем, что выжил, ибо на роду ему было написано умереть. Около 1840 года невероятное пристрастие к шляпам из фетра охватило бывших приверженцев головных уборов из меха бобра: трапперы, лишенные рынка сбыта, вынуждены были устремиться на добычу других, более доходных видов животных.

Истина обязывает сказать, что бобр, хотя он и сильно уменьшился в числе, время от времени снова входил в моду, вплоть до наших дней. В настоящее время животное это охраняется во многих районах, и все же нередко оно становится жертвой браконьеров и крестьян, которые объявляют его „вредным“. На Великом Севере Канады индейцам разрешается ловить его западней, из расчета максимум две взрослые особи на колонию за год.

Филиппу и его товарищам здорово повезло — покуда зима не сковала льдом бассейн бобров, они свободно наблюдали их и за работой, и за „столом“.

До тех самых пор, пока человек не появился здесь со своими ловушками, сетями и западнями, бобры, эти великие искусники, вели счастливую жизнь. Хотя бобры и медлительны, они без труда ускользали от своих естественных врагов, уплывая, а затем ныряя в самое сердце своих фортификационных сооружений. Плотины, каналы, норы, подземные ходы — все у них прекрасно организовано для безбедной жизни в интерьере, сделанном по личной мерке.

Одно из самых больших удовольствий этих грызунов, которому они посвящают целые часы дневного и, более того, ночного времени, — это еда.