И вот некий агент из Дувра в конце концов натолкнул Киппса на мысль строить дом. С дрожью в голосе Киппс выпалил свой ультиматум: никакого полуподвала, не больше восьми комнат, наверху горячая и холодная вода, кладовая для угля в доме, но с отдельной дверью, чтобы угольная пыль не попадала в буфетную, и так далее, и тому подобное. Выпалил — и, отдуваясь, замолчал.

— В таком случае придется вам самому строить дом, — с усталым вздохом ответил агент.

И поначалу, просто чтобы сбить с него спесь, вовсе не думая об этом всерьез, Киппс пробормотал:

— Вот этим-то я, видать, и займусь… Это мне подойдет.

Агент вместо ответа улыбнулся. У-лыб-нул-ся!

А потом, призадумавшись, Киппс с удивлением обнаружил, что зерно запало ему в душу и дало ростки. В конце концов мало ли народу строит дома! Откуда бы взялось столько домов, если б их не строили? А что, если и впрямь построить дом! И тогда он придет к этому агенту и скажет:

— Эй, послушайте! Вы тут копались, не могли мне подыскать что-нибудь подходящее, а ведь я сам построил свой собственный дом, вот провалиться мне на этом месте!

Он обойдет всех этих агентов, всех — в Фолкстоне, Дувре, Ашфорде, Кентербери, Маргете, Рамсгете — и всем-всем окажет эти самые слова!.. Может, хоть тогда они пожалеют, что так скверно с ним обошлись? И, раздумывая об этом среди ночи, он понял, что решение уже созрело.

— Энн, — позвал он, — Энн! — И подтолкнул ее локтем.

Она наконец открыла глаза и спросонок пробормотала:

— Чего ты?

— Энн, я решил строить дом.

— Что? — словно бы окончательно проснувшись, спросила она.

— Решил строить дом.

Она невнятно посоветовала ему подождать до утра и тут же с завидной доверчивостью опять крепко уснула.

А Киппс еще долго лежал без сна и в мыслях строил свой дом и утром за завтраком объяснил, что к чему. Хватит, натерпелся он от этих агентов. Теперь он с ними сквитается… Лучшей мести не придумаешь.

— И у нас вправду будет славный домик… Такой, как нам надо.

Порешив на этом, они без труда сняли дом на год — дом с полуподвалом, без подъемника, так что грязь растаптывалась по всему дому, без горячей воды в верхних комнатах, без ванной, с огромными подъемными окнами, которые приходится мыть, стоя на подоконнике, с неровными, открытыми всем дождям каменными ступенями в угольную кладовую, с тесными чуланами, немощеной дорожкой к мусорному ящику, неотапливаемой комнатой для прислуги, с щербатыми, занозистыми полами, которым конца-краю не было — мыть не перемыть! — короче говоря, то был типичный дом английского обывателя со средним достатком.

И, прикупив кое-какую мебель и наняв вялую молодую особу по имени Гвендолен с крашеными золотыми волосами, обрученную с каким-то старшиной и служившую прежде в гостинице, они переселились в свое новое жилище и провели несколько тревожных ночей, рыская по всем углам и закоулкам в поисках грабителей: непривычное сознание, что они одни в ответе за весь дом, не давало уснуть. После этого Киппс на время успокоился и окончательно решил строить свой собственный дом.

Поначалу Киппс искал совета, ибо совершенно не представлял, как приняться за дело.

В один прекрасный день он отправился в контору подрядчика в Сибруке и заявил восседавшей там особе, что намерен построить дом. Он задыхался от волнения, но был исполнен решимости и готов тут же, не сходя с места, отдать все необходимые распоряжения, однако особа не торопилась, она сказала, что мужа сейчас нет, и Киппс ушел, даже не назвав себя. Потом один рабочий показал ему на какого-то человека, проезжавшего в двуколке, и сказал, что этот малый недавно построил дом близ Солтвуда, и Киппс заговорил с ним, но человек этот сперва слушал с недоверием, а затем уничтожил Киппса язвительной насмешкой.

— Вы, видно, каждое воскресенье строите новый дом, — сказал он, презрительно фыркнул и повернулся к Киппсу спиной.

Каршот, с которым Киппс поделился своими планами, сильно поколебал его решимость, рассказав две-три весьма тревожные истории про подрядчиков; потом Пирс высказал сомнение: разве надо начинать с подрядчика, а не с архитектора? У Пирса был в Ашфорде приятель, у приятеля — брат, архитектор, а так как всегда лучше иметь дело со знакомым человеком, то еще до ухода Пирса чета Киппсов, которую немало напугали рассказы Каршота, решила обратиться к брату Пирсова приятеля. Так они и сделали, хоть и не без колебаний.

Архитектор этот оказался маленьким подвижным человечком в шелковом цилиндре и с черным чемоданчиком; он уселся за обеденный стол, положил на равном расстоянии от себя, справа и слева, цилиндр и чемодан — и так восседал, важно, недвижимо, истукан истуканом, а Киппс, стоя на коврике перед камином, внутренне дрожал от сознания, что предпринимает нечто грандиозное, и неуверенно отвечал на конкретные, деловые вопросы архитектора. Энн облокотилась на угол резного дубового буфета — эта позиция показалась ей самой подходящей для такого случая — и не сводила глаз с архитектора, готовая каждую минуту прийти на помощь мужу. Оба отчего-то чувствовали себя припертыми к стене.

Архитектор первым делом спросил о местоположении дома и, видно, был несколько обескуражен, узнав, что место еще не выбрано.

— Я просто желаю построить дом, — сказал Киппс, — а где, я еще не решил.

Архитектор заметил, что предпочел бы сперва увидеть место, чтобы решить, в какую сторону повернуть дом «неприглядной стороной», как он выразился, но, разумеется, если им угодно, можно проектировать дом и «просто в пространстве», не применяясь к определенному месту, с «условным фасадом». Киппс слегка покраснел и, втайне надеясь, что это не составит большой разницы в оплате, ответил без особой уверенности: ладно, можно и так.

Сухо кашлянув, и этим как бы отметив, что предварительные переговоры закончены, архитектор открыл свой чемодан, вынул из него рулетку, несколько сухарей, металлическую фляжку, пару новых лайковых перчаток, кое-как завернутый в бумагу игрушечный заводной автомобиль, букетик фиалок, пакет медных винтиков и, наконец, большой, распухший блокнот, потом аккуратно уложил все прочее обратно в чемодан, раскрыл блокнот, послюнил карандаш и спросил:

— Какой же вам требуется дом?

И тут Энн, которая с напряженным вниманием и возрастающим ужасом следила за каждым его движением, ответила так поспешно, так горячо, словно только и ждала этого вопроса:

— С кладовками! — И прибавила, вопросительно взглянув на мужа: — Беспременно.

Архитектор записал.

— Сколько комнат? — спросил он, переходя к второстепенным вопросам.

Молодожены уставились друг на друга. Что сказать? Ведь потом уж не отопрешься.

— Ну, сколько, например, спален? — спросил архитектор.

— Одна? — неуверенно предложил Киппс, жаждавший теперь, чтобы дом был как можно меньше.

— А Гвендолен? — вмешалась Энн.

— К вам могут приехать гости, — подсказал архитектор. — Да мало ли что может случиться, — прибавил он сдержанно.

— Тогда, может, две? — сказал Киппс. — Нам, понимаете, нужен совсем маленький домик…

— Но даже в самом скромном охотничьем домике… — возразил архитектор.

Сошлись на шести — архитектор упорно отвоевывал у них спальню за спальней, подогрел их воображение словом «детская» (он, разумеется, понимает, что это дело далекого будущего), и в конце концов они неохотно уступили: ладно, пусть будет шесть; после чего Энн подошла к столу, села и выложила одно из своих заранее обдуманных условий.

— Горячая и холодная вода во всех комнатах, — сказала она. — Беспременно.

Эта идея еще давно была позаимствована у Сида.

— Да, — сказал Киппс, стоя на коврике у камина, — горячая и холодная вода в каждой спальне, так мы порешили.

Тут архитектор впервые догадался, что ему предстоит иметь дело с весьма своеобразной четой, а так как только накануне он всю вторую половину дня потратил на то, чтобы отыскать в журнале «Строитель» три больших дома, из которых намеревался скомбинировать один и, позаимствовав из каждого по мере возможности, выдать его за свой оригинальный проект, он, естественно, изо всех сил сопротивлялся выдумкам Киппсов. Он долго разглагольствовал о чрезвычайной дороговизне водопроводов и всего того, что он не предусмотрел для задуманного проекта; наконец Энн заявила, что тогда лучше пускай вовсе никакого дома не будет, а Киппс, который все это время не вмешивался в разговор, сказал, что ему все равно, во сколько это обойдется, лишь бы все было, как он желает; и только после этого архитектор вопреки своим привычкам и методам согласился внести в будущий проект некоторое своеобразие. Он кашлянул в знак того, что с этим вопросом покончено, и сказал: