— Вот хорошо, — с улыбкой сказала Силэтр после ухода сына, — Он сам догадался, что тебя рассердило.
— Хоть что-то, — согласился Джерин. — Можно сто раз говорить ему одно и то же, но он начнет тебя слушать, только если сочтет это верным. А если нет… — Его нахмуренный вид ясно показывал, что из этого выйдет. Спустя мгновение Лис снова заговорил: — Однако если ему действительно захочется в чем-нибудь разобраться, он будет впитывать каждое твое слово, как сухая земля впитывает первые капли дождя.
Силэтр с нежностью взглянула на мужа.
— Любой сразу поймет, что ты его отец, — поддразнивая, сказала она.
Лис хотел вновь насупиться, но в конце концов рассмеялся:
— Ты знаешь меня слишком хорошо, и у тебя совсем нет уважения к своему королю.
На это Силэтр тоже рассмеялась. Но Джерин опять обрел серьезность.
— Стоит ли нам сделать попытку использовать Фердулфа как оружие против Араджиса, если мы станем с ним воевать?
— Стоит, сказала бы я, будь Фердулф сыном любого другого бога, а не Маврикса, — ответила, чуть подумав. Силэтр.
— Почему? Потому что Маврикс самый непредсказуемый бог из всего пантеона или потому что он не слишком-то расположен лично ко мне?
— Именно, — кивнула Силэтр.
Лис, совсем недавно точно так же ответивший Мэрланзу, состроил жене укоризненную гримасу. Однако шутки шутками, а на оба вопроса и впрямь можно было ответить лишь «да». Маврикс был ситонийским богом винопития, плодородия, творчества и, как следствие, хаоса, непременно сопутствующего всем этим вещам. Зачастую он и сам не знал, что выкинет в следующее мгновение, но это его совершенно не тяготило. А в результате все их прошлые встречи с Лисом заканчивались треволнениями как для бога, в сущности большого труса, так и для Лиса, которого никто не посмел бы упрекнуть в трусости.
Джерин сказал:
— Не впервые я собираюсь применить против врага некое чрезвычайное средство, но в данном случае это средство не мощнее меня самого. Так что мне вроде бы не придется все время тревожиться, не обернется ли оно против меня и не окажется ли это еще хуже, чем просто проиграть битву, в которую я вступаю. В этом «вроде бы» и состоит вся загвоздка!
— Значит, вопрос, мне кажется, надо ставить несколько по-другому, — заявила Силэтр. — Если мы пойдем войной на Араджиса, сможем ли мы победить его, не прибегая ни к чему чрезвычайному?
Джерин помедлил с ответом, восхищаясь точностью формулировки. И попытался ответить с такой же четкостью:
— Можем, если все пойдет хорошо. Например, если Адиатанус соизволит вспомнить, что он мой вассал, и не захочет использовать эту войну как средство избавиться от своей феодальной зависимости.
— Лучше бы ему этого не делать, — сказала Силэтр неожиданно зло. — Тем более что именно он первым провозгласил тебя королем.
— Надо признать, что с тех пор он был хорошим вассалом, — ответил ей Джерин. — Но Адиатанус — трокмэ, а следовательно, он почти так же ненадежен, как и Маврикс. Когда он увидит, что два величайших элабонских правителя в северных землях пытаются уничтожить друг друга, искушение соблюсти свою выгоду непременно охватит его. К тому же не стоит забывать и о гради.
Захватчики-мореплаватели, обитавшие севернее лесов трокмуа, несколько лет назад пытались обосноваться в бассейне Ниффет вместе со своими мрачными богами. Именно страх перед ними заставил Адиатануса вспомнить, что он вассал Джерина. Сражаясь бок о бок, а не друг с другом, элабонцы и трокмуа прижали гради к самому побережью Оринийского океана. Большего они сделать не смогли, так как водным простором владели вражеские галеры.
Поскольку Волдар, главная богиня захватчиков, вознамерилась вкупе с подвластными ей божествами превратить северные земли в копию родины гради, где из-за холода не рос даже ячмень, Джерин сумел уговорить Бэйверса — элабонского бога ячменя и пивоварения — объединиться со свирепыми силами, покровительствующими сородичам Джероджа с Тармой, и сразиться с богами гради. Это было пять лет назад. Он не знал, выиграли ли «его ставленники» ту битву, развернувшуюся в божественной плоскости, или проиграли. Он мог лишь предполагать, что она все еще продолжается. У богов совсем иные отношения со временем, чем у людей. Однако он точно знал, что гради без помощи свыше не способны с ним справиться. А это и было для него самым главным. Но не только это.
— Если Волдар и остальные покровители гради когда-нибудь вырвутся из сражения, в которое я их втянул, они захотят расквитаться со мной.
— Но до сих пор этого не случилось, а прошло уже немало времени, — ответила Силэтр, как всегда живо и здраво. — А если такое и произойдет, ты что-нибудь придумаешь.
По мнению Джерина, последнее заявление было уже вовсе не здравым, а в крайней степени легкомысленным.
— Все вокруг почему-то считают, что у меня за пазухой есть ответы на все вопросы и что я по мере надобности могу просто вытаскивать их, — проворчал он. — Но от тебя я такого не ожидал.
Она твердо взглянула ему в глаза.
— Ты забываешь, что я живу с тобой вот уже лет шестнадцать. Мне доподлинно известно, на что ты способен. Остальные же просто догадываются.
Лис отреагировал на это лишь саркастическим фырканьем.
Силэтр продолжила:
— Ты в самом деле как-нибудь выкрутишься. Я слишком хорошо тебя изучила, чтобы в том сомневаться. Например, вызовешь того же Маврикса, раз уж Фердулф у нас под рукой, а затем…
— Вот будет здорово, да? — перебил ее Джерин. — Маврикс любит меня приблизительно также, как Волдар. Плевое дело, стравить двух ненавидящих тебя богов. Проще уж броситься со сторожевой башни в надежде сломать при падении шею. К тому же Волдар сильнее Маврикса. Это я уже выяснял.
— Тогда ты придумаешь что-то другое. — В голосе Силэтр звучала уверенность. — Я упомянула Маврикса лишь потому, что мы разговаривали о Фердулфе.
— Разговаривали, — подтвердил Джерин. — Лучшее, на что я могу надеяться в связи с ним, это то, что его пребывание в Лисьей крепости напугает Араджиса, а также что Араджис никогда не узнает, как оно пугает меня.
— Ты — король Севера. — В глазах его жены блеснуло веселье. — Тебя ничто не должно пугать.
Она задирала его, поддразнивала. Он это понимал, но ответил очень серьезно:
— Нет, бесстрашие свойственно Араджису. Насколько я знаю, его ничто не пугает, и именно это меня и страшит. Он очень прост, как падающий с небес ястреб. Он мчится к добыче, сбивает ее с ног и убивает. Я до сих пор представлялся ему слишком большим. Вот почему он не нападал на меня. Но теперь нападет. Что-то в нем, видно, переменилось. Не думаю, что Мэрланз блефует.
— Я тоже не думаю. Араджис явно не хочет, чтобы Бэлсер подпал под твою власть, — согласилась Силэтр. Она склонила голову набок и пристально посмотрела на мужа. — Разве, на твой взгляд, это не доказательство, что он тебя все же боится?
Джерин хотел было что-то ответить, но остановился. А потом восхищенно заметил:
— На мой взгляд, ты меня переспорила.
Силэтр продолжала смотреть на него, но уже несколько по-иному.
— И что ты собираешься теперь делать? — поинтересовалась она.
Лис поднялся, подошел к двери и запер ее на засов. У него был крепостной — искусный плотник. Пару лет назад он установил этот засов и прочно державшие его скобы, а Лис стал хранить в одном из углов библиотеки рулон шерстяной материи. Озадаченный Дагреф не преминул заявить, что в этой комнате, кроме книг, никогда ничего не хранилось.
— Он здесь никому не мешает, — сказал ему Джерин.
Рулон действительно никому не мешал. Дагреф поворчал какое-то время, но затем, как обычно бывает в таких случаях, привык к чужеродному свертку. Возможно, он даже перестал его замечать.
Умник не заметил еще кое-что, несмотря на всю свою любовь проводить параллели между разного рода вещами.
И засов, и рулон появились в библиотеке примерно в то время, когда он и Клотильда выросли уже настолько, что им не требовалось больше сна, чем родителям. В спальне Лиса была лишь одна большая кровать. Им с женой становилось все труднее и труднее уединяться.