— Но даже в этом случае люди будут волноваться и могут начать вам вредить. Я лично не хочу, чтобы это случилось.

— Но ведь вы — король, — возразил Джеродж. — Вы можете повелеть им прекратить это, и они должны будут послушаться.

Именно благодаря таким повелениям чудовища и смогли вырасти, ибо никто не смел чинить им обид, но Джерин не знал, сумеет ли он оберечь их потомство. Собственно, ему это не хотелось и выяснять. Он подумывал избавиться от Джероджа с Тармой еще до того, как они достигнут половой зрелости и смогут воспроизводить себе подобных. Но он этого не сделал. А теперь понял, что и не мог этого сделать. Он растил их как своих детей, и они такими и выросли.

— Заклинаю вас всеми богами, будьте осторожны, — сказал он им.

Он вполне мог сказать то же и Дагрефу. Очень скоро ему и вправду придется сказать своему отпрыску эти слова. Он резко махнул рукой. Джеродж и Тарма поспешно встали и вышли во двор.

Джерин смотрел им вслед. Потом сжал пальцы правой руки в кулак и сильно ударил им по столу. Он знал, что этот день придет. Он всегда гордился своей способностью действовать быстро и радикально. Теперь этот день настал и проходит, а он так и не знает, что ему предпринять.

Взглянув на свой кулак, он разжал его и после этого рассмеялся. Это не было вспышкой веселости, во всяком случае той, что связана с внутренним состоянием человека. Нет, Лис просто поражался величине разрыва между тем, что человек воображает себе, и тем, что происходит на деле, заставляя его выкручиваться из создавшейся ситуации.

— Двадцать лет назад, — пробормотал он себе под нос, — двадцать лет назад я думал, что буду до конца своих дней нещадно разить каждого встретившегося мне трокмэ.

И у него имелись веские для того основания. Ведь лесные разбойники убили его отца и старшего брата, а ему самому пришлось покинуть город Элабон и вернуться в северные земли, к которым он уже начал относиться с презрением. Он стал мстить, и так яростно, как только может мстить воин, а теперь…

А теперь в главную залу вошел Адиатанус, сел рядом с ним и похлопал его по спине, крикнув, чтобы им принесли эля. И Лис искренне обрадовался появлению дикаря. Он был слишком честен, чтобы солгать себе, будто это не так.

— Жизнь — гораздо более странная и сложная штука, чем мы о ней думаем… особенно на первых порах, — поделился он с ним соображением, никак не могущим претендовать хотя бы на толику какой-либо оригинальности.

— Это верно, — согласился Адиатанус, — иначе неужели я стал бы называть проклятого южанина другом, причем всерьез?

Эти слова настолько отвечали собственным мыслям Джерина, что тот изумленно захлопал глазами. Трокмэ между тем продолжал:

— Но у нас нет никаких шансов убедить в этом молодежь. Я уже даже и не пытаюсь. Они считают, что все очень просто, вот как. Вот могила, да, могила — простая штука. А все, что до нее, — нет.

— Тебе следовало бы отправиться в город Элабон и изучать там философию, — сказал Джерин. — Думаю, ты там заткнул бы за пояс всех ситонийских умников, любящих поболтать.

— Философия? Мы с тобой просто стареем, вот и все. Разве это философия?

— Во всяком случае, это сойдет за нее, пока у нас не появится что-нибудь лучшее.

И Джерин криком поторопил разносчицу эля.

Карлан, сын Вепина, улыбался во весь рот: армия, собранная Лисом, покидала Лисью крепость. Разумеется, солдаты не перестанут есть и пить. Но теперь управляющий всего этого не увидит, как не увидит он и результатов их опустошительных действий. Это было самым главным для Кардана. Остальное не имело значения.

Колесницей Джерина управлял Дагреф. Очень сосредоточенный; лицо юноши походило на маску. Это была его первая военная кампания, и он решительно вознамерился не допускать в ее ходе никаких ошибок.

Естественно, несмотря на всю эту решимость, промахи были практически неизбежны. Джерину оставалось только гадать, как сын их воспримет. Единственным способом это выяснить было предоставить событиям идти своим чередом.

Вэн думал о другом. Положив руку на плечо Дагрефа, он сказал:

— Не так давно на войну меня вез твой брат.

— Йо, я знаю, — отвечал Дагреф. — Дарен старше меня, поэтому, разумеется, он прошел через все это раньше.

— Разумеется, — повторил за ним Вэн и подмигнул Лису.

Лис кивнул. В подобных высказываниях был весь Дагреф, всегда дававший не просто точные пояснения, а в максимальной степени отметающие малейшие подозрения, что они не точны.

Джерин сказал:

— Когда через несколько дней мы доберемся до поместья Дарена, он очень удивится тому, как ты вырос.

— Йо, — уронил Дагреф и замолчал.

Несколько лет назад малыш во всем хотел походить на старшего брата. Теперь же он обретал самостоятельность и очень ревностно в себе ее взращивал.

Кроме того, в последнее время он, несомненно, думал о Дарене еще и в другом плане. Одному из них двоих когда-нибудь предстояло занять место Лиса. Дарен был старшим сыном Джерина, но Дагреф тоже был его первенцем от Силэтр. Дарен уже управлял собственным поместьем, доставшимся ему от деда. Дагреф же пока не управлял ничем и никем. Однако лет через пять или десять…

Поскольку Джерин сам еще не решил, кто станет его преемником, он не мог винить Дагрефа в том, что этот вопрос столь сильно его занимает. И очень жалел, что не может отправить малого в Элабон. Дагреф, возможно даже в большей степени, чем его отец, был создан для того, чтобы вбирать в себя знания. Лис вздохнул. Ему самому не удалось стать ученым, и не было никакой гарантии, что это удастся Дагрефу. Как он понял с годами, жизнь никогда никаких гарантий никому не дает.

Зато крестьяне впитывали это правило с молоком матери. И, видя приближающееся войско, будь оно вражеским или господским, обычно бежали в соседние леса и болота, унося с собой все, что могли прихватить. Женщины бежали быстрее мужчин: у них имелись на то свои причины.

Однако крепостные Лиса смотрели на выезжавшие из крепости колесницы без страха. Некоторые из них даже приветственно махали солдатам с полей и огородных участков, на которых трудились. Медленно, на протяжении долгих лет они привыкали видеть в воинах Джерина своих защитников, а не грабителей или насильников.

Когда Дагреф проезжал мимо деревни, из одной хижины выскочила маленькая фигурка и засеменила к упряжке. Ни один ребенок не мог бы угнаться за колесницей, запряженной парой скаковых лошадей. Этот же мальчуган догнал ее без малейших усилий.

— Отец, — спросил Дагреф тихо, но твердо, — ты решил взять Фердулфа в поход?

— Конечно, нет, — ответил Джерин. Он махнул маленькому полубогу. — Возвращайся к матери.

— Нет, — ответил Фердулф своим совершенно не детским голосом. — В деревне мне скучно. А раз ты и твои солдаты покинули крепость, там тоже будет скучно. Я пойду с тобой. Может, хоть с тобой мне скучно не будет.

Последнее он произнес тоном судьи, вынужденного, пусть и с большой неохотой, оправдывать подсудимого за недостаточностью улик.

Джерин тоже считал, что жизнь с Фердулфом не будет скучной, но это вовсе не означало, что она оттого сделается приятной.

— Возвращайся к своей матери, — повторил он.

— Нет, — снова ответил Фердулф с тем упрямством, которое, по наблюдениям Джерина, в равной мере присуще не только детям, но и богам.

Фердулф высунул язык. Как и Маврикс, он мог высовывать его невероятно далеко, когда ему того хотелось.

— Ты меня не заставишь!

Словно в подтверждение своих слов, он подпрыгнул, взмыл в воздух и повис футах в десяти-пятнадцати над головой Джерина, вопя и кривляясь.

— Если маленький негодник немедленно это не прекратит, — пробурчал Вэн себе под нос, — то чуть позднее я попробую выяснить, так ли уж он сродни бессмертным богам.

— Я тебя понимаю, — сказал Лис.

Он не думал, что Вэн выполнит обещание, брошенное в сердцах, но целиком и полностью разделял его желание придушить маленького кривляку.