Вскоре появились другие ритуальные предметы: маленькая гиря, знаменующая большое будущее, замок, чтобы защитить ребенка от непристойного поведения, небольшая луковица, символизирующая мудрость, и расческа для волос. Лук повитуха забросит на крышу дома, чтобы определить пол следующего ребенка Лю Хань — в зависимости от того, как он упадет.

Хо Ма погасила горящие шарики мяты и зажгла бумажные изображения богов, которые, выполнив свой долг, должны покинуть сцену. Хижина наполнилась дымом. Закашлявшись, повитуха вышла наружу и бросила лук на крышу.

— Корень указывает на небо, — крикнула Хо Ма. — Твой следующий ребенок будет мальчиком.

Лю Хань забыла, что предсказал ей лук после рождения первого ребенка.

«Интересно, сколько предсказателей живут припеваючи, рассчитывая на то, что их неблагоприятные предсказания будут забыты?» — подумала Лю Хань.

Похоже, немало. Ведь никогда не знаешь, правду они сказали или нет, пока не наступит подходящий момент.

Как только Хо Ма покинула хижину, тут же, словно по команде, появилось несколько чешуйчатых дьяволов. В руках они держали не камеры, а оружие. Лю Хань испугалась, схватила ребенка и прижала к груди.

— Это тебе не поможет, — сказал Томалсс. — Мы переходим к следующему этапу нашего эксперимента. Мы, представители Расы, вырастим детеныша сами, без твоего участия. Мы хотим знать, сможет ли он научиться повиновению и чувству долга. — Он повернулся к самцам и приказал на своем языке: — Заберите детеныша.

Лю Хань визжала и отчаянно сопротивлялась, но не могла им помешать. Чешуйчатые дьяволы легко справились с ней. Перед угрозой оружия жители окрестных хижин, вышедшие посмотреть, что происходит, быстро отошли на безопасное расстояние. Даже крики ребенка, которого маленькие дьяволы держали в руках, не заставили мужчин победить свой страх.

Лю Хань лежала на полу своей хижины и стонала. Затем она медленно поднялась и, с трудом передвигая ноги, направилась сквозь толпу зевак на рынок. Люди смотрели ей вслед, что-то говорили, размахивали руками. Чешуйчатым дьяволам наверняка больше нет до нее дела. Только вот Лю Хань еще с ними не закончила.

В половине третьего утра Вячеслав Молотов отчаянно жалел, что он не дома в своей постели. Однако Сталин его мнения по этому поводу не спрашивал, он вызвал комиссара иностранных дел, зная, что тот прибудет немедленно. Сталин привык к тому, что все делалось так, как он требует. Если он поздно ложится спать, значит, остальные должны приспосабливаться к его режиму.

Охранник у двери вежливо поздоровался с Молотовым, и тот ответил ему коротким кивком. В обычной ситуации он просто проигнорировал бы такую мелкую рыбешку, но охранник, давнишний дружок Сталина, знал столько секретов, сколько и не снилось половине членов политбюро, — к тому же хозяин прислушивался к его мнению. Обижать такого человека опасно.

Сталин писал что-то за своим рабочим столом. Неожиданно Молотову пришла в голову мысль, что Сталин одержал над всеми верх только потому, что ему требовалось меньше сна, чем другим. Вне всякого сомнения, не единственная причина, но она сыграла решающую роль.

— Выпей чаю, Вячеслав Михайлович, — предложил Сталин и указал на самовар, стоящий в углу захламленной комнаты.

— Спасибо, Иосиф Виссарионович, — поблагодарил его Молотов.

Когда Сталин предлагает чай, лучше выполнить приказ, даже если вместо настоящего чая тебе предлагают какую-то мерзость — намного хуже, чем грубая махорка, которую сейчас курили все, даже сам Сталин. Молотов налил себе полный стакан, положил в него сахар — пока у Советского Союза есть свекла, в стране будет сахар — и сделал несколько глотков. Ему с трудом удалось скрыть изумление.

— Какой… великолепный чай!

— Настоящие листья, — хитро улыбаясь, сообщил Сталин. — Привезли из Индии, благодаря передышке в боевых действиях, которая возникла, когда мы показали ящерам, что у нас тоже есть атомная бомба. — Понял?

В глазах Сталина появилось насмешливое выражение.

Он поступил вопреки совету Молотова, и не только не случилось ничего плохого — наоборот, он даже выиграл от своего безрассудного поступка. Плохо. В следующий раз Сталин не станет слушать Молотова.

Комиссар иностранных дел пил чай, наслаждаясь великолепным вкусом и разливающимся по телу теплом. Когда стакан опустел, он с сожалением поставил его на стол.

— Вы что-то хотели, Иосиф Виссарионович? — спросил он.

— Шум, который мы устроили, начинает постепенно стихать, — ответил Сталин. — Ящеры подозревают, что у нас нет больше бомб. — В его голосе появился упрек, словно вина полностью ложилась на Молотова.

— Я уже говорил, товарищ генеральный секретарь, ящерам известно, что мы воспользовались их взрывчатым металлом. — Он не мог напрямую сказать: «Я же предупреждал вас, что так будет», — слишком опасно, все равно что играть с огнем. Молотов постарался выйти из сложной ситуации с минимальными потерями. — Однако они не могут знать, есть ли у нас еще взрывчатый металл и можем ли мы сделать новые бомбы.

— Он у нас был, — заявил Сталин. — Не стоило делиться с немцами. — Он поморщился, сердясь на прошлое, которое невозможно изменить. — Ничего.

Как Сталин ни старался, он не мог произнести это слово с фатализмом, присущим истинно русскому человеку, который вложил бы в него привычный смысл: «ничего не поделаешь». Гортанный грузинский акцент придал слову совсем другое значение: «кто-то должен что-нибудь сделать».

— Создание впечатления, будто у нас есть достаточное количество взрывчатого металла для производства новых бомб, должно стать краеугольным камнем нашей политики в отношении ящеров, — сказал Молотов. — К сожалению, мы еще не готовы производить свой взрывчатый металл. Сейчас они подозревают о нашей слабости. Если обретут уверенность, стратегическая ситуация станет такой же, какой была до того, как мы взорвали бомбу. Напомню, она складывалась не в нашу пользу.

Он поднялся и налил себе еще стакан, во-первых, потому, что давно не пил настоящего чая, а во-вторых, минуту назад он сделал заявление, которое прозвучало даже слишком мягко. Если бы Советский Союз не взорвал бомбу, ящеры уже вошли бы в Москву. Если бы ему со Сталиным удалось покинуть захваченную врагом столицу, они руководили бы страной из Куйбышева, который находится в самом сердце Урала. Стали бы рабочие и крестьяне — точнее, солдаты — подчиняться приказам поверженного правительства, которому пришлось бежать из главного города страны?

Возможно. Ни Молотов, ни Сталин не горели желанием ставить подобные эксперименты.

— Курчатов и его группа должны ускорить работу над проектом, — заявил Сталин.

— Будет сделано, товарищ генеральный секретарь, — послушно проговорил Молотов.

Игорь Курчатов, Георгий Флеров и другие советские физики-ядерщики изо всех сил старались выделить уран-235. К сожалению, перед войной ядерная физика в Советском Союзе на несколько лет отставала от ведущих капиталистических стран. Пустые поиски абстрактных вещей казались тогда бессмысленными и никому не нужными. Времена изменились, но, учитывая ограниченный опыт и нехватку персонала, физики нескоро сумеют добыть собственные радиоактивные вещества.

— Фашисты в Германии тоже не сидят без дела, — сказал Сталин. — Несмотря на то что катастрофа отбросила их назад, разведчики докладывают, что они продолжают работы над проектом, целью которого является производство взрывчатого металла. Полагаю, то же самое можно сказать про Соединенные Штаты и Британию, хотя связь с ними поддерживается из рук вон плохо. — Он с силой треснул кулаком по столу. — А японцы… кто знает, чем они занимаются? Я им не доверяю. И никогда не доверял.

Единственный человек, которому Сталин когда-либо доверял, был Гитлер, и это доверие чуть не уничтожило Советский Союз. Но относительно Японии Молотов разделял точку зрения генсека.

— Если бы Жуков не вел себя с ними так сурово в Монголии в тридцать девятом, два года спустя они заключили бы с нацистами союз, который доставил бы нам массу неприятных минут.