Казалось, детеныш понял, что Томалсс повторил фразу, и она ему понравилась, потому что малыш рассмеялся Томалсс уже достаточно хорошо знал тосевитов, чтобы разбираться в их реакциях.

— Я умру, — повторял он снова и снова.

Детенышу это понравилось, и он принялся веселиться. Маленький тосевит смеялся, дрыгал ногами и визжал, но вскоре шутка ему надоела, и он раскапризничался

Томалсс дал ему бутылочку с питательной жидкостью, и птенец начал жадно сосать Значит, снова наглотается воздуха. Когда это происходило, воздух следовало выпустить из его тела. Он выходил со слегка переваренной жидкостью, которая воняла хуже, чем то, что выливалось с другого конца детеныша.

Томалсс радовался тому, что маленький тосевит производит впечатление здорового существа — если забыть обо всех его мерзких проявлениях. Раса по-прежнему очень мало знала про тосевитскую биохимию и патогенез. Однако и сами Большие Уроды невежественны в этой области, как, впрочем, и во всех остальных, если не считать военного дела. В некоторых не-империях делали прививки против часто встречающихся болезней, а кое-кто даже приблизился к изобретению антибиотиков. Но не более того.

Томалсс не знал, стоит ли ему сделать детенышу прививки, которые принято делать у Больших Уродов Маленький тосевит ведь обязательно войдет в контакт со своими сородичами. У Больших Уродов имелось понятие «детские болезни»: они легко протекали в раннем возрасте и приводили к серьезным последствиям, если ими заражался взрослый. От этих мыслей Томалссу, который никогда в жизни ничем не болел, становилось не по себе. Впрочем, исторические исследования показывали, что и Раса пережила нечто подобное — только в далеком прошлом.

Детеныш начал плакать. Томалсс уже слышал подобный звук раньше и сразу понял, что маленький тосевит сильно расстроен. Он знал причину: воздух, который птенец заглотал, опустился в желудок и причиняет маленькому тосевиту боль. Он взял тряпку для отходов и положил себе на плечо.

— Давай, выпусти воздух, — сказал он птенцу и похлопал его по спине.

Тот принялся извиваться и дергаться, испытывая невероятные мучения из-за того, что сам с собой сотворил. И в очередной раз Томалсс подумал, что кормление маленьких тосевитов устроено неэффективно и отвратительно.

Детеныш издал слишком громкий и низкий звук для существа его размеров и перестал дергаться — значит, ему стало лучше. Кислый запах, который достиг хеморецепторов Томалсса, указал, что тосевит действительно выплюнул часть питательной жидкости. Томалсс порадовался, что положил на плечо тряпку: выделения не только мерзко пахли, они еще и растворяли краску на теле.

Он уже собрался положить птенца на матрас, когда тот издал другой звук, который Томалсс тоже хорошо знал: хриплое ворчание. И уже в следующее мгновение ученый почувствовал тепло на руке, поддерживающей нижнюю часть маленького тосевита. Томалсс устало зашипел, вздохнул, развязал завязки, которые удерживали на животе маленького тосевита кусок ткани, и швырнул грязную тряпку в закрытый бак в шкафу, где уже лежало несколько таких же тряпок, испачканных детенышем за сегодняшний день.

Прежде чем он успел надеть на него новую, тот выпустил длинную струю жидкости вслед за твердыми (точнее, полужидкими) выделениями, которые появились первыми. Томалсс вытер детеныша и шкаф, сказав себе, что позже следует все продезинфицировать. Пока он его протирал, детеныш чуть не свалился на пол. Томалсс успел поймать его в последний момент.

— От тебя одни неприятности! — вскричал он, а детеныш громко завопил и стал издавать тосевитские звуки, обозначающие смех; видимо, считал, что Томалсс очень забавно злится.

Неожиданно Томалсс заметил, что кожа детеныша вокруг анального отверстия и гениталий покраснела и слегка воспалилась. Такое уже и раньше случалось; к счастью, одно из средств, разработанных Расой, помогало. Томалсс не переставал удивляться, как организм может страдать от своих собственных отходов. Его чешуйчатая кожа никогда не знала подобных проблем.

— Впрочем, — сказал он, обращаясь к птенцу, — у меня нет привычки размазывать по своему телу собственные отходы.

Детеныш громко рассмеялся. Он был вымыт, сыт, справил свои естественные надобности и чувствовал себя довольным.

Измученный, измазанный отходами детеныша Томалсс не мог сказать того же про себя.

День клонился к закату, и небо затянули тяжелые черные тучи. Впрочем, иногда солнцу удавалось выглянуть ненадолго, но оно тут же пряталось за темной завесой. Людмила Горбунова с сомнением посмотрела на небо. В любой момент может начаться осенний дождь, который будет поливать не только Псков, но и всю западную часть Советского Союза. А дожди означают грязь — осеннюю распутицу. Тогда сражаться будет практически невозможно.

Псков по-прежнему оставался в руках людей, и Людмила этим гордилась, хотя и была вынуждена признать, что немцы сделали немало для защиты от ящеров старинного русского города. Она тоже внесла свою лепту в то, чтобы сохранить Псков, и империалистические агрессоры в этом году атаковали город совсем не так активно, как в прошлом. Может быть, когда снег придет на смену дождю и грязи, армия людей в Пскове (включая фашистских зверей) покажет инопланетным завоевателям, что такое настоящие солдаты.

В прошлом году весь мир узнал, что ящеры не любят зиму. Людмила надеялась, что в этом будет то же самое. Она уже доказала, что «кукурузник» может пролететь практически всюду. Его мотор охлаждался при помощи воздуха, и ей не приходилось беспокоиться о том, что охладитель замерзнет и превратится в лед, как случалось у больших самолетов. Если у нее будет топливо и масло, она сможет летать.

Имея в качестве механика Георга Шульца, она всерьез задумывалась о том, что могла бы летать и без масла с горючим. Чем больше он колдовал над ее маленьким У-2, тем больше Людмила удивлялась тому, что до его появления ее самолеты не разваливались на части.

Она посмотрела на свои руки — под ногтями, на ладонях и костяшках чернели полоски жирной грязи. Людмила решила, что даже парная баня не поможет от этого избавиться. Она много занималась своим самолетом и знала, что стала гораздо более опытным механиком, чем те, кто работает в наземных командах. Но Шульц творил чудеса с гаечным ключом и плоскогубцами в руках, не говоря уже о потрясающем чутье, которое помогало ему находить неполадки в машине. Иногда Людмила думала, что одним из его родителей был самый настоящий биплан.

Она шагала в сторону аэродрома. Домов становилось все меньше, поскольку он располагался между городом и лесом, где прятались партизаны, пока русские и немцы не объединились в борьбе против ящеров.

Если не знать, где находится аэродром, можно легко пройти мимо — русские сумели идеально спрятать посадочное поле и прилежащие к нему постройки. Ящеры множество раз бомбили ложный аэродром, расположенный в нескольких километрах отсюда, но настоящий так и не сумели найти. «Кукурузники» стояли под сетками, прикрытыми настоящим дерном. Следы, которые оставались после того, как самолет приземлялся или взлетал, тоже маскировали дерном. Нигде не видно было охраны, зато на фальшивом аэродроме ее расставили даже больше, чем нужно.

Людмила засунула руку в карман и вытащила компас. Она не доверяла тому, который находился на панели управления.

Похоже, какой-то идиот из наземной команды постоял возле него с магнитом в руках. Так или иначе, у нее имелся другой компас, по которому она и проверила направление.

Ей пришлось некоторое время вглядываться, чтобы отыскать первый биплан, спрятанный от посторонних глаз. Она начала считать: ее самолет был пятым в ряду. Остановилась у нужной траншеи, наклонилась и посмотрела вниз. Да, там кто-то есть, она слышала приглушенные голоса.

— Боже мой, — прошептала она едва слышно.

Чтобы не нарушить маскировку, никто, даже наземная команда, не должен был находиться около самолетов, если они не отправлялись на выполнение задания. Неужели ящерам удалось найти предателя, который согласился на них работать? Людмила считала, что такое невозможно, — впрочем, она не знала, сколько советских граждан согласились добровольно сотрудничать с фашистами.