Зота сказал:

– Прости, Скавр, но если твоя лошадь не появится к полудню, придется отплыть без нее. У меня важные донесения. Они не могут ждать. Возможно, в Наколее ты найдешь коня или мула.

– Возможно, – с сомнением отозвался трибун.

Время тянулось медленно. Марк поглядывал то на пирс, то на палубу, пытаясь понять, скоро ли закончится погрузка.

Двое матросов уронили на палубу кувшин с вином. Липкую лужицу они затерли шваброй, а осколки кувшина выбросили за борт. Зота выругался. В довершение беспорядка один из них порезал босую ступню об острый осколок и ушел, прихрамывая, перевязать рану.

– Лучше бы тебе ходить за плугом, Алор, – бросил ему капитан.

Товарищи незадачливого матроса тут же окрестили его «Алор-пахарь».

Наблюдая за этим происшествием, Марк отвлекся от пирса и подскочил от неожиданности, когда со сходней донесся громкий голос:

– Эй, там! На борту! Ахой! Или как у вас принято орать, вы, ублюдки? Можно мне залезть в вашу чертову лоханку?

Трибун резко повернулся:

– Гай! А ты что здесь делаешь?

– Ты что, знаешь этого увальня? – осведомился Зота, красный от гнева. Капитану вовсе не понравилось, что его любимого «Пенителя» обозвали «чертовой лоханкой».

Марк объяснил капитану, кто такой Гай Филипп. Зота нехотя сказал тому:

– Если хочешь – поднимайся.

Старший центурион, крякнув, приземлился на палубу и покачнулся, что неудивительно – Гай Филипп явился в полном боевом облачении: в шлеме с высоким поперечным гребнем, кольчуге, кожаном поясе с металлическими бляшками, в медных поножах, с тяжелым мешком за плечами. Все это снаряжение, начищенное до блеска, ослепительно сверкало.

Марк поддержал Гая Филиппа за плечо и с любопытством уставился на своего старшего офицера:

– Никак ты пришел проводить меня? Мне кажется, для этого ты слишком принарядился.

– Иди ты в задницу с этими проводами. – Гай Филипп хотел презрительно харкнуть, но под суровым, предупреждающим взглядом капитана сплюнул за борт, а не на палубу. – Я еду с тобой.

– Что? – Скавр схватился за рукоять меча. Неужели Туризин решил отдать легион кому-то из своих офицеров? – Гаврас обещал, что передаст тебе мою должность и мое звание, как только я окажусь за пределами столицы.

– Вот именно! Он мне это и предложил. Что было, то было. Я посоветовал Гаврасу засунуть эту должность себе в задницу.

У Зота отвисла челюсть. Никто еще не разговаривал с Автократором Видессиан подобным образом.

Гай Филипп бросил взгляд на видессианского капитана и предусмотрительно перешел на латынь.

– Ну, можешь меня распять! – сказал он трибуну. – Я не приму легион из рук человека, который лишил тебя звания.

– У него были на то причины, – ответил Скавр и торопливо, путаясь в словах, поведал старшему центуриону, в чем эти причины заключались. – Так что, если ты захочешь изменить свое решение, Гаврас, скорее всего, отдаст тебе легион. Он очень хорошего мнения о тебе. Я не раз слышал об этом от него самого.

Узнав о любви между трибуном и Алипией, Гай Филипп воскликнул:

– Ты, должно быть, рехнулся! Так играть с огнем!.. – И старший центурион вынес приговор вполне в его духе: – Нет, женщины приносят куда больше неприятностей, чем радости. Я тебе и раньше об этом говорил.

Марк промолчал.

– Но почему он заподозрил тебя в измене? Вот что удивительно, – продолжал Гай Филипп. – Что дало бы тебе низвержение Гавраса? Кто бы ни пришел ему на смену, он будет хуже.

– Именно так я и считаю.

– Разумеется. Ведь ты не полный дурак. И я назад не вернусь. Лучше мне бедствовать под твоей командой, чем процветать под началом Его Подозрительного Величества. – Гай Филипп усмехнулся: – Ну вот я и стал настоящим наемником! Для меня мой командир важнее целого государства.

– Я этому рад, – просто сказал Марк. И добавил: – Но имей в виду: веселого нас ждет мало.

– А, ты о Земарке? Так ведь нас теперь будет двое, а это увеличивает наши шансы ровно в два раза. А то и больше. Да, – добавил ветеран в ответ на невысказанный вопрос Скавра. – Туризин сказал мне, куда тебя посылает. Насколько я понимаю, тебе повезло. Гаврас в такой ярости! Я просто удивлен, что он не прикончил тебя на месте.

– Да я и сам, по правде сказать, до сих пор этому удивляюсь, – сознался Марк. – Впрочем, пока я собирал вещи и оружие, у меня было время поразмыслить над решением Туризина. Если Земарк меня убьет – результат будет равен обычной смертной казни. Фью! Нет Скавра! А если я уничтожу Земарка – что ж, правда, Скавр останется коптить небо, зато Туризин избавится от сумасшедшего фанатика, который во сто крат опаснее меня. Ну а если мы с милейшим Земарком каким-либо удачным образом угробим друг друга… В таком случае Гаврас убьет сразу двух зайцев.

Гай Филипп плотно сжал губы.

– Ты прав, – признал он. – Эти видессиане еще более верткие, чем греки, клянусь! Чума на них! Три комбинации! И во всех трех Гаврас выходит победителем. – Старший центурион взглянул на трибуна из-под поднятой брови. – Единственная неприятность заключается в том, что в двух из трех ты – вернее сказать, мы – проигрываем.

Путь под парусами из Видессоса до Наколеи – при условии, что удержится попутный ветер, – занимает дней семь. Зота давал команде возможность отдохнуть и не прикасаться к веслам. Голубой парус нес «Пенителя» на восток.

Конь Скавра, в конце концов доставленный на корабль, был привязан к мачте в носовой части корабля. Поначалу великолепное животное испуганно стригло ушами, прислушиваясь к незнакомым звукам. Но затем решило, что они не представляют угрозы, и перестало обращать на них внимание.

Трибун делал все, что мог, чтобы конь привык к новому хозяину. Марк, разумеется, знал, что не совладает с крупным серым жеребцом, если между ними не возникнет взаимопонимания; одного опыта, весьма небольшого, римлянину не хватит.

Поэтому Марк расчесывал коню шелковистую серую гриву, гладил за ухом, кормил сушеными абрикосами и яблоками, выпрошенными у кока.

Конь принимал ласку горделиво. Казалось, он считал, что такое отношение полагается ему по праву.

Скавр легко приспособился к судовым порядкам. Он носил только легкую тунику, а из оружия оставил себе меч. Так делали на корабле многие. Гай Филипп упорно таскал штаны и не снимал подбитых гвоздями сапог. На босые ноги трибуна старший центурион поглядывал с явным неодобрением.

– Я решил, что лучше будет последовать примеру матросов, – пояснил Марк. – Они знают о море больше, чем я.

– Будь они еще умнее – остались бы на суше. – Гай Филипп вынул из ножен гладий и попробовал ногтем острие. – Не хочешь размяться? После долгой зимы, которую ты провел, зарывшись по уши в пергамент, тебе это не повредит.

Трибун вытащил из ножен свой меч и вдруг замер от неожиданности. Вокруг клинка был обмотан длинный свиток. На краях он был залеплен древесной смолой, чтобы не разворачивался.

– Что там у тебя? – спросил Гай Филипп, увидев, что трибун замешкался.

– Сам еще не знаю.

Скавр развернул пергамент и очистил ногтем клинок от прилипшего кусочка смолы.

– От кого это? Что там написано? – Гай Филипп подошел ближе, вглядываясь в замысловатую вязь видессианских букв. В отличие от трибуна, Гай Филипп так и не научился читать на языке Империи. Ему хватало проблем и с родной латынью.

– От Нейпоса, – ответил Марк.

Он не стал читать вслух, а быстро пробежал глазами свиток и пересказал записку по-латыни.

«Да хранит тебя Фос! – писал маг из Академии. – Я рад, что у меня наконец появилась возможность хорошенько исследовать твое необычное оружие. Я сожалею лишь о том, что обстоятельства, позволившие мне сделать это, столь печальны. Моя записка содержит краткое изложение результатов моих исследований. Закованный в железо дурень уже топочет у меня под дверью…»

Марк улыбнулся. Он словно въяве увидел Нейпоса, лихорадочно строчащего письмо под злющим взглядом солдата. Впрочем, Скавр не сомневался: солдату не слишком удалось погонять Нейпоса.