Грек опустился на траву у костра.

– Пожалуй, ты прав. Об этом ты и говорил Аригу несколько дней назад, не так ли? – Горгидас с любопытством взглянул на Виридовикса. – Я даже не ожидал от тебя такой деликатности.

Виридовикс задумчиво потянул себя за правый ус. Наконец он ответил:

– Мучить других без особой нужды – это развлечение для Авшара. Я видел, как он это делает. Теперь у меня нет никакого желания подражать нашим врагам.

– Ты наконец начал взрослеть, – сказал грек.

Виридовикс презрительно хмыкнул.

Горгидас вдруг проговорил:

– Если Авшар до сих пор не знал, что такая большая армия вошла в Пардрайю, то наши огни выдадут нас.

– Он знает, – отозвался Виридовикс с мрачной уверенностью. – Он знает.

Спустя два дня в лагерь аршаумов прибыл хамор, держа на копье щит, выкрашенный белой краской, – знак мирных намерений. Когда его привели к Аргуну и старейшинам, он смотрел странным взглядом, в котором смешались страх и самоуверенность.

Хамор выглядел не слишком молодым – лет сорока; его некрасивое лицо было отмечено печатью хитрости и лукавства, глаза бегали, половина левого уха была отрублена. С точки зрения степняков, одет он был очень богато: шапка из меха куницы, волчья куртка, отороченная соболями, мягкие замшевые штаны. На указательном пальце правой руки сверкало золотое кольцо с громадным рубином; уздечка и седло украшены бирюзой и нефритом.

Его пренебрежительный поклон кагану оказался достаточно дерзким, чтобы вызвать у аршаумов мрачные взгляды. Хамор знал, что представляет здесь мощную силу. Не обратив внимания на общее негодование, он заговорил:

– Говорит ли здесь кто-нибудь на моем языке?

– Я. – Скилицез сделал шаг вперед.

При виде видессианина хамор на мгновение растерялся, а затем проговорил:

– Что ж, крестьянин, – это презрительное обращение должно было поставить Скилицеза на место, – скажи аршауму: я – Родак, сын Папака! Я пришел от Варатеша, Великого Кагана Королевского Клана, повелителя всех кланов Пардрайи!

Нахмурившись, Скилицез начал было переводить. Но Батбайян прервал его криком:

– Ты, вшивый бандит! Ты уронил изо рта кусок дерьма, когда назвал Варатеша каганом, а свору бандитов – кланом!

Молодой хамор собрался уже наброситься на Родака, но два аршаума схватили сына Таргитая за плечи и оттащили назад.

Родак держался достоинством. Он глянул на Батбайяна искоса, словно только что заметил его незначительную персону. Затем обратился к Аргуну:

– У вас один из разбойников? Вот как! Я не стану отвечать ему! Он отмечен печатью, как того и заслуживает!

– Я – разбойник? – кричал Батбайян, пытаясь вырваться из цепких рук аршаумов. – А за что твой клан, твой настоящий клан, вышвырнул тебя, Родак? За что ты объявлен вне закона? Почему от тебя отвернулись твои родичи, Родак? Ты убил своего брата? Ты украл у своего друга? Может, ты сношал соседских коз?

– Кем я был, не имеет значения, – холодно молвил Родак. Скилицез бесстрастно переводил речи обоих противников. – Имеет значение, кто я сейчас.

– И кто ты сейчас? – надрывался Батбайян. – Надутый кусок овечьего дерьма! Ты портишь воздух всякий раз, как разеваешь пасть! Кем бы ты был без черного колдовства Авшара? Вечно голодным, полудохлым изгоем! Да ты и сейчас – пес, тощий стервятник, ящерица… ты, лягушка!

Кочевники Пардрайи иррационально боялись и ненавидели лягушек. Один хамор не мог нанести другому более страшного оскорбления.

Рука Родака метнулась к рукояти сабли. Но посланник Варатеша тотчас же замер: две дюжины стрел одновременно нацелились ему в грудь.

Медленным, осторожным движением он убрал руку от оружия.

– Так лучше, – сухо заметил Аргун. – Послов-предателей здесь уже видели. Таким лучше не подходить к нам с оружием в руках.

– А с оскорблениями? – отозвался Родак. Губы у него побелели от гнева.

– Какое слово сделает тебя гнуснее, чем ты уже есть? – сказал Батбайян.

– Довольно! – проговорил Аргун. – Я без тебя разберусь, кто он такой.

Батбайян замолчал. Аргун отдавал приказания мягким тоном; однако кагану аршаумов повиновались беспрекословно.

Каган повернулся к Родаку:

– Итак, чего же хочет от нас твой Варатеш?

– Он предупреждает тебя: поворачивай назад. Иди на свою сторону Шаума! Иначе ты встретишься с гневом всех кланов Пардрайи!

– Если твой каган не собирается нападать на меня, то и я его не трону, – сказал Аргун. – Моя война – с Йездом. Пардрайя – самая короткая дорога на Машиз. Пусть Варатеш меня пропустит, и я не стану искать ссоры с хаморами. Если же только он нападет… – Аргун оставил фразу незаконченной.

Родак облизнул пересохшие губы. Войны с Аршаумом страшным огнем горели в памяти его народа.

– Авшар пришел, как говорят, из Йезда. Он принят в Королевский Клан! После Варатеша Авшар – второй человек клана.

– Какое мне дело до этого? – осведомился Аргун.

Батбайян раздвинул губы в жутковатой улыбке; Виридовикс в это мгновение напоминал волка, почуявшего кровь. Аргун заключил:

– Вот мой ответ. Я не поверну назад. Я иду войной на Йезд. Я пройду мимо Варатеша и не трону его, если он не решится напасть на меня. Передай это твоему господину.

Скилицез заколебался, прежде чем перевести хамору последнюю фразу.

– Как я должен это переводить?

– Дословно, – ответил Аргун.

Слово «господин», которое употребил Аргун, буквально означало «хозяин собаки».

Родак гневно смотрел на Аргуна из-под густых бровей.

– Когда мой… вождь… услышит об этом, – посмотрим, насколько смешной он найдет твою шутку. Рядом с тобой стоит одноглазый. Скоро ты позавидуешь его участи!

Он повернул коня и поскакал прочь.

За спиной хамора Ариг затявкал, как щенок. Хор смеющихся голосов подхватил насмешку. Аршаумы тявкали и завывали на все лады, провожая Родака этим издевательским концертом, пока тот не скрылся.

Батбайян подошел к Аригу и хлопнул его по спине, безмолвно выражая благодарность.

Пока не стемнело, кочевники продолжали смеяться и гавкать друг на друга.

Однако Горгидас не разделял общего веселья. Он записал в свою летопись все, что случилось с посольством Родака, и добавил: «Хаморы живут ныне, стиснутые меж двух страхов: старым – перед западными соседями, и новым – кошмаром по имени Авшар. Один – только память о былом кровопролитии, но второй – ужасная реальность. Я думаю, что Авшар перевесит все остальное».

Виридовикс спросил грека о том, что тот записал.

– Так ты думаешь, стычка с Варатешем неизбежна?

– Похоже на то. Зачем Авшару пропускать нас к Йезду, если он может сдержать нас этими кочевниками? Хаморы для него – всего лишь слепое орудие. Никакого сомнения – Авшар сумеет натравить их на нас.

Виридовикс вытащил из ножен меч и оглядел его – нет ли ржавчины. На самом краю лезвия кельт заметил два крошечных пятнышка. Доведя оружие до удовлетворительного состояния, Виридовикс снова вложил его в ножны и мрачно уставился на огонь. Наконец сказал:

– Думаю, мы побьем хаморов.

– Если ты так думаешь, то не говори таким похоронным голосом, – откликнулся Горгидас, даже не пытаясь скрыть тревогу.

Плечи кельта, казалось, поникли под грузом печали.

– В глубине души я в это не верю, – признался Виридовикс. – Пусть аршаумы – отличные бойцы; что толку? Ты сам несколько дней назад говорил: победу приносит колдовство Авшара, а не мужество воинов.

Горгидас поджал губы, словно ощутив неприятный привкус во рту. От солдат Авшара требовалось одно: продержаться до того момента, пока в сражение не вступит вся армия противника. Тогда магия князя-колдуна отыщет у врага слабое место… или создаст его.

– Понял! – закричал вдруг Горгидас. От волнения он заговорил по-гречески.

Виридовикс подскочил от неожиданности и сердито проворчал:

– Говори на языке, который можно понять.

– Прости. – Слова бурным потоком полились с губ Горгидаса. Ему пришлось повторить свои бессвязные речи несколько раз, чтобы кельт наконец понял.