Затем врач снова перешел к делу:

– Но мне еще нужна твоя помощь. Котилий Руф находится в очень тяжелом состоянии, сам увидишь.

Он повел Нейпоса через возбужденную толпу солдат, стоявших вокруг Флакка. Жрец сделал несколько шагов, и вдруг глаза его закатились и он осел на землю. Горгидас в отчаянии посмотрел на него, затем наклонился, приподнял веко и потрогал пульс Нейпоса.

– Он заснул! – возмущенно сказал врач.

Марк коснулся его плеча.

– Мы уже видели, что такое лечение забирает у целителя столько же сил, сколько он вкладывает их в страждущего. А Нейпос и так уже чуть держался на ногах. Дай бедняге немного отдохнуть.

– Ну что ж, пусть отдыхает, – печально вздохнул Горгидас. – Ведь он, в конце концов, только человек, а не скальпель и не настойка меда. Думаю, не стоит убивать моего главного целителя чрезмерной работой. Но лучше, чтобы он поскорее проснулся.

И врач уселся рядом с посапывающим Нейпосом.

Соли, город, которого отряд римлян достиг через несколько дней, уже посетили йорды. Руины не защищенного стенами поселения на берегу реки Рамнос напоминали о трагедии, которая произошла с Соли много лет назад и повторялась с тех пор десятки раз, когда кочевники-йорды просачивались в Видессос. Маленькие серые столбики дыма все еще поднимались кое-где в воздух, хотя на первый взгляд казалось, что пригороды выжжены дотла и гореть здесь решительно нечему. Но старая Соли уцелела, так как была защищена крепкими стенами и стояла на вершине почти неприступного холма. Жители частично отстроили старый город заново.

Тревожные крики и звуки труб, предупреждающие о приближении вооруженного отряда, донеслись со стен, когда дозорные заметили римлян. Марку было нелегко убедить их в том, что его отряд часть видессианской армии, тем более что йорды часто гнали впереди себя пленных видессиан, чтобы замаскироваться под имперских союзников. Когда тяжелые городские ворота наконец открылись, гипастеос Соли вышел вперед, приветствуя римлян. Это был высокий худощавый человек лет сорока с опущенными плечами и утомленным лицом. Трибун не встречался с ним в походе, но знал его имя – Евгениос Капанос.

Гипастеос всматривался в лица вновь прибывших с усталым любопытством, словно все еще сомневаясь, не йорды ли это, принявшие обличье друзей.

– Вы – первый отряд, который пришел сюда в таком количестве и в таком порядке, а их уже много прошло через город, – сказал он и через некоторое время добавил: – Мне уже стало казаться, что у Империи больше не осталось солдат.

– Некоторые отряды сумели вырваться из окружения, – отозвался трибун. – Мы…

Но Капанос продолжал говорить, не слушая Скавра:

– Да-да, не далее как вчера я видел жалкую кучку воинов, сопровождавших Императора. Они шли к Питиосу, а затем собирались идти морем к столице, я полагаю.

Челюсть у Марка отвисла, и он безмолвно уставился на гипастеоса. Все, кто стоял достаточно близко, чтобы слышать этот разговор, полностью разделили его удивление.

– Император? – Зеприн Красный был первый, кто повторил это слово, пробившись к губернатору через ряды римлян. – Император? – горячо повторил он еще раз.

– Да, я сказал «Император», – согласился Капанос. Было очевидно, что ему стоило большого труда поддерживать беседу.

Как всегда стараясь добраться до сути, Гай Филипп требовательно сказал:

– Но каким образом Туризин Гаврас добрался сюда так, что мы не узнали об этом? Да и его отряд вряд ли можно назвать «жалким сбродом». У него оставался прочти весь правый фланг, причем в полном порядке.

– Туризин Гаврас? – Евгениос Капанос уставился на центуриона с легким раздражением. – Я вовсе не имел в виду Туризина Гавраса. Я говорил об Императоре – Императоре Ортайясе. Насколько мне известно, другого у нас нет.

– Ты можешь заставить нас идти днем и ночью, и все же мы не догоним этого идиота Сфранцеза, – сказал Виридовикс Скавру через день после того, как они узнали от Капаноса невероятную новость.

Усталый, полный отчаяния, трибун остановился. Он так разозлился, узнав, что Ортайяс присвоил себе титул Императора, что безжалостно гнал свою маленькую армию на север, мечтая бросить узурпатора лицом в грязь. Но Виридовикс прав. Если оценивать обстановку здраво, не позволяя розовой пелене гнева туманить рассудок, то совершенно ясно, что у римлян нет никаких шансов захватить Сфранцеза. Отряд узурпатора двигался на конях, с ним не было женщин и раненых, и кроме того, Ортайяс опередил их на целый дневной переход. К тому же чем дальше на север продвигался легион, тем больше йордов встречалось на его пути, и захватчики становились все более агрессивными. Легионерам была ясна бесполезность погони, и только римская дисциплина удерживала их от открытого проявления недовольства, когда они продвигались к Питиосу. Сердца их не лежали к этой цели. Им приказывали идти быстрей после каждой остановки, но с каждым часом они шли все медленнее. Разумеется, они ненавидели Ортайяса Сфранцеза, но ненависть эта не мешала им понимать, что догнать его они не сумеют.

Лаон Пакимер чувствовал, что на этом привале многое должно решиться. Он подъехал к Марку и сказал:

– По-моему, нам пора остановиться.

В голосе его звучало сочувствие. Так же как и римляне, катриш терпеть не мог Сфранцеза, однако выражение голоса нисколько не меняло смысла произнесенных им слов. Он тоже начал терять терпение и не видел смысла в продолжении заведомо обреченной погони. Марк посмотрел на Пакимера, потом на кельта, наконец, в последней надежде обратил взор на Гая Филиппа, неприязнь которого к самозваному Императору не знала пределов.

– Ты хочешь знать, о чем я думаю? – спросил старший центурион, и Марк кивнул. – Хорошо, я отвечу. Нет никакой надежды на то, что мы догоним этого ублюдка. Если ты заглянешь в глубину своей души, то признаешь, что это так и есть.

– Вероятно, ты прав, – вздохнул трибун. – Но если ты был уверен в этом и раньше, почему не сказал мне с самого начала?

– По очень простой причине. Независимо от того, схватим мы Сфранцеза или нет, Питиос – неплохой город, и туда недурно было бы добраться. Если Ортайяс решил идти к Видессосу морем, то ведь и мы можем сделать то же самое. Тогда нам не придется пробиваться с боями через западные территории. Но если смотреть правде в глаза, то между нами и портом слишком много проклятых йордов, чтобы мы могли добраться до моря без потерь. Они будут здорово трепать нас, вот увидишь.

– Боюсь, что и тут ты прав. Если бы мы только знали, где сейчас Туризин!

– Я тоже хотел бы это знать. Если только он еще цел. На западе слишком много врагов, чтобы мы могли пойти туда и узнать, что с ним.

– Знаю. – Марк сжал кулаки. Сейчас, как никогда прежде, он хотел бы получить весть от брата погибшего Императора, но в теперешней ситуации это было невозможно. – Нам надо уходить на восток, это единственный выход.

Они говорили по-латыни, и, поймав ничего не выражающий взгляд Пакимера, трибун быстро перевел ему свое решение.

– Разумно, – сказал катриш. Он наклонил голову в знак того, что согласен. – Но «восток» – довольно неопределенное понятие, а вы не слишком хорошо знаете эти места. Знает ли кто-нибудь из вас, куда вы, собственно, идете?

Несмотря на мрачное настроение, Марк не удержался от улыбки – катриш сильно преуменьшил их беспомощность.

– Йорды не могут прогнать с этих земель всех. Я уверен, что мы сумеем найти одного-двух человек, которые покажут нам дорогу уже хотя бы для того, чтобы увести из своей местности большой отряд вооруженных людей, – сказал Гай Филипп.

Лаон Пакимер хмыкнул и развел руками в знак того, что сдается.

– На это я ничего не могу возразить. Я тоже не захотел бы, чтобы такой сброд разбил лагерь возле моего дома, и постарался бы избежать этого любой ценой.

Старший центурион был не слишком доволен тем, что его солдат обозвали «сбродом», но катриш принял предложенный им план, а это было главное.