Мужчина, не ожидавший подобной реакции, отшатнулся.

– Да если б у меня были эти сраные двести империалов, разве я пошла бы к этой узкоглазой сволочи? Вы тут в столице совсем охренели! Слишком много своим ребяткам позволяете за место брать! Только на бумаге «профессия, защищаемая законом, основа туристического бизнеса…»! А на деле как драли нас братки, так и дерут! Только с гвардией делятся! Свободная профессия, тьфу, мать вашу! – Она, не стесняясь, плюнула на пол.

– Чего ж ты другой-то профессии не обучилась? – ядовито хмыкнул мужчина. – Работала бы сейчас кем-нибудь посолиднее, замуж вышла?

– «Посолиднее»? Это что, продавщицей в супермаркете? А, поняла! Оператором шахтных установок! Зашибись профессия!

Мужчина пожал плечами. Сам он в юности работал простым бухгалтером и не разделял подобный взгляд на специализацию.

– Только у нас в Рудном работать негде больше! С теми сраными баллами, которые даёт ваша сраная школа, даже в самый сраный вуз Самары не поступить! А о грантах и мечтать не приходится!

– Так ты, значит, выживала, как могла. М-да, бедная девочка! Как жаль, весь мир против неё… – Голос мужчины просто источал ехидство. – А вполне официально приехать, купить лицензию, отстёгивать налог – этого, значит, ваша школа дать не может? Наверное, в ней не говорят о венерианских законах, о том, что делать можно, что нельзя и что можно, когда нельзя? Ах, какая плохая школа! Надо сказать министру образования, пусть туда инспекцию пошлёт, а то мы тут не знаем, что в провинциях творится.

– Слышь, начальник, хорош комедию ломать! Говори, зачем пришёл, или проваливай. Я ж вижу, что не из гвардии! Чего припёрся? Мораль читать или лекцию по юриспруденции?

Дозрела. Длинноволосый мысленно потирал руки.

– А зачем мне говорить? Я, может, хочу тебе предложить со дна выбраться, а ты сама этого не желаешь? Я тебя из тюрьмы вытащу, а ты по старой дорожке пойдёшь? – Он усмехнулся. – Пойдёшь или не пойдёшь, Стефания?

Женщина положила лицо в ладони и вдруг заплакала.

– Видала я твою… свободу знаешь где! И твою… лицензию! И всех… вас!

– Вот-вот, именно это я и хотел услышать. Полное психологическое неприятие, равнодушие к себе и судьбе. Тебе просто наплевать, что будет дальше, да? Ты согласна жить и в тюрьме, потому что жизнь вне её свободой не считаешь!

– Пошёл ты!

Человек встал со стола и бодро зашагал по комнате.

– Знаешь, я бы на твоём месте просто спился. Да-да, именно спился! Всего-то за пару лет, – заговорил он с сочувствием в голосе. Женщина недоумённо подняла глаза. Уж сочувствия она никак не ожидала. – Ты же живёшь дальше. Пусть не в ладах с законом, на который тебе плевать, но не опустилась до уровня овоща, когда утешение можно найти только в водке.

Водке? Он – русский? Шальная мысль уцепилась за фразу. Местные, даже местные русские, водку почти не употребляют, предпочитая более слабые напитки. Она присмотрелась внимательнее. Да, и черты лица, и лёгкий НАСТОЯЩИЙ русский акцент (в отличие от акцента венерианской русской зоны) говорили, что он – представитель далёкой родины её предков. То есть не потомственный венерианский аристократ, как она посчитала вначале, а богатый иностранец. Но с ОЧЕНЬ хорошим испанским выговором!

Стоп, кажется, она где-то видела лицо. Где? В СМИ? Но где именно? Эх, жаль, она не интересуется политикой и не смотрит новости. Это что-то слишком знакомое, она должна вспомнить его…

Но память подводила. Мужчина меж тем продолжал.

– После такой аварии, случись подобное со мной, я бы не смог жить дальше, – без тени насмешки развивал тему высокий. – Так что я горжусь тобой, моя девочка! Горжусь, что ты ещё держишься. – Он подошёл, снова сел на стол и взял в руки её ладонь. Она смотрела на всё это обалдевшими глазами, шизея от резкой перемены. – И только поэтому я предложу тебе то, что хочу предложить.

– Что?.. – выскочило у неё. Недоумённо и… Жалко.

– Операцию. И ребёнка. Это будет не твой ребёнок, но ты сможешь его выносить, родить и нормально воспитывать.

– Мне не нужны чужие дети, понятно?! – закричала она. – Я не хочу быть суррогатной! – Она выдернула руку, оттолкнула мужчину и отскочила в сторону. Глаза её застилали слезы. – Я хочу стать нормальной, настоящей!

– Я не бог, вернуть то, что ты потеряла при аварии, не в моих силах, – спокойно и бесстрастно чеканил мужчина. – И я не благотворительный фонд, чтобы спонсировать сложнейшую генетическую операцию вместо него. Извини. – Он развёл руками. – Конечно, ты можешь накопить денег и сама сделать её за свой счёт, благо нет в мире ничего невозможного. И родить нормального ребёнка, своего, кровь от крови, плоть от плоти… Когда выйдешь на свободу, конечно!

Стефания разрыдалась в голос. Да, он знал, куда бить, этот лощёный русский! И досконально знал её биографию даже лучше её самой.

Авария. Он знает про неё АБСОЛЮТНО всё. И ей нечего возразить, чёрт возьми!

Она и правда пошла в этот прибыльный, но нелегальный бизнес только потому, что хотела быстро заработать на операцию. Потому что в мире, конечно, всё и возможно, но стоят подобные услуги невероятно дорого. Не по карману дочери погибшего шахтера из Горного. А работая легально, больше половины приходится отдавать «дядям» – налоговой, профконтролирующей и медицинской службам, гвардейцам и, конечно, крыше. С лицензией она бы заработала нужную сумму лишь годам эдак к пятидесяти.

Потом была неудача в Самаре. Да, она откупилась, потратив всё, что успела накопить, всё те жалкие центаво. Получила всего лишь предупреждение. Последнее. После чего, попадись она ещё раз, сразу впаяют срок без разговоров.

Тогда она решила попытать счастья на «имперской» территории, в Санта-Розе. Тамошние расценки выгодно отличались от «беспредельной» Самары, а уровень контроля над криминалом оказался существенно выше. Коренная нация, что с неё возьмёшь!

Но там её действительно кинули. Свои, крыша.

Она перебралась в Аврору. Но в бывших имперских владениях девочки зарабатывают хотя и больше, но и откупиться от гвардии, попадись она снова, практически невозможно. Пришлось сворачиваться и там.

И вот столица. Да, провинциальная дура. Да, просто дура. Но расценки здесь, в битком набитом туристами сердце планеты Любви, на порядок выше той же Санта-Розы и вообще несравнимы с забытой всеми богами Самарой. Она решила поставить ва-банк, была не была – или окажется в дамках, или её смоет в сортире этой гребаной жизни.

Почему, ну почему те же китаянки или европейки, проработав здесь год, спокойно уезжают домой, увозя с собой столько денег, что с земными ценами можно всю оставшуюся жизнь не работать? И им, и семьям, ради которых они в основном приезжают, эти земные цветочки? И всё у них получается? А она, неудачница, облажалась сразу, на второй день? Первая же облава оказалась её? Ну почему ей так не везёт в этой жизни?

– Думай, Стефания, думай, – давил светловолосый. Он не настаивал, не убеждал. Он просто требовал ответа.

Не согласна? Что ж, до свидания! Найдёт другую. – Я могу дать тебе Шанс. Дать тебе ребёнка. Ничего не потребовав взамен. Даже буду помогать, ведь ребёнок – это слишком большая ответственность и слишком большие затраты для дочери шахтера без специальности и опыта нормальной работы.

– А потом заберёте? Когда подрастёт? – шмыгнула она, пытаясь снова не расплакаться. Всё, она в его власти, и сама это поняла.

– Нет. Это будет твой сын, и только твой.

– Сын?

– Да. Мальчик. Ты будешь воспитывать его так, как посчитаешь нужным, говорить то, что посчитаешь нужным. Может, он и не будет похож на тебя, но это шанс, согласись?

Женщина кивнула.

– Что от меня требуется?

– Во-первых, никакой… прежней работы. Официально или неофициально, даже просто подработок. Я знаю, в местном обществе поход «налево» за хорошую оплату сильно не осуждается. Дикая страна, дикие нравы! Но не мне судить. Это – главное условие.

– Я согласна! – торопливо пискнула женщина, будто опасаясь, что он передумает.