— Костя, я — твоя! — отрезала прямо с порога юная особа, наряженная в прозрачный пеньюар. — Возьми-ка меня так же быстро, как взял сегодня все эти радиостанции.

— Не понял! — Пастух медленно положил гитару рядом с собой и снял котелок, как бы приветствуя девушку.

— Скорее, скорее, грубо и зло, — шипела приближающаяся Жаннет. — Я хочу, чтобы у тебя в руке был пистолет.

Жанна не дала Пастуху ответить, она подошла к нему вплотную и повалила на кровать. При этом на пол упала гитара, грустно бренькнув в ответ на подобное хамство. Инструмент задел Дуську, которая моментально оживилась и стала гонять пятачком по комнате порхнувший на пол вслед за гитарой пеньюар. Жаннет скакала на Пастухе, как на диком коне, не давая сказать ему ни слова.

— Еще, еще, мой герой! Мой бандит! Сделай рожу пострашнее!

Костя был в полной власти этой фурии, их любовные стоны и крики сливались в многоголосье с поросячьим визгом и джемом внизу, где спевались и сыгрывались Алиса, оркестр и «Веселая бригада».

— Ах ты, разбойник. На мой вкус, ты чересчур нежен сегодня, ты не мог бы быть позлее?

Жаннет и Пастух тяжело дышали. Они распластались на кровати в откровенных позах и не могли восстановить дыхание. В ушах шумело, голова кружилась. Дуська никак не успокаивалась, доедая дорогущий пеньюар.

— Разве тогда в Беленджике я был злым? — наобум поинтересовался Пастух, глядя в потолок. — И ты, кстати, тоже показалась мне тогда гораздо нежнее.

— Костя, окстись, мы даже не поцеловались как следует в Беленджике. Я наглоталась таблеток и всю ночь скакала на быке, я была зла на тебя, решила, что ты не бандит, а музыкант, а их я с детства ненавижу. Терлись все время рядом — алкашня, неудачники, а ты — мой герой!

Жаннет перевернулась на живот и оперлась на локти, не спуская глаз с Пастуха. Тот задумчиво накручивал ее волосы на палец и продолжал смотреть в потолок.

— Подожди, так, значит, я все-таки был с Алисой тогда? Обалдеть…

— С мамой? — не удивилась Жаннет. — Исключено. Маман утанцевалась и заснула за столом, там я ее с утра перед самолетом и нашла, а ты куда-то пропал. Но я тебя не очень-то и искала, а зря. Мой бандит!

Жанна, набравшаяся за время разговора новых сил, снова стала карабкаться на Костю, который вяло пытался сопротивляться. Его тело полностью соглашалось продолжить любовные скачки, но в голове все так же пульсировал вопрос, который наконец вырвался на свободу: «А с кем же я тогда был?»

Жаннет, отвлекшаяся на секунду от своего приятного занятия, не придала ни малейшего значения Костиным мучительным размышлениям:

— Может, с Дуськой? — спросила она, подняв тонкие брови и смешно округлив горящие глаза, и продолжила тонуть и топить Пастуха в сладкой и страстной стремнине секса.

ГЛАВА 23

Как репетировать с оркестром

Утром Пастух собрал свою заметно увеличившуюся паству репетировать в просторной кухне-столовой Дулиной. Мебель аккуратно придвинули вплотную к ровным стенам нежного персикового цвета с узорами под потолком, и весь кремлевский оркестр, в тесноте да не в обиде, расселся по своим местам.

— Ну что ж, поздравляю, битлы, — тоном серьезного оратора вещал Пастух. — Радио все наше, целиком и полностью. Сегодня с утра, то есть сейчас, у нас большая репетиция, днем я с парнями съезжу на разведку на «Клип-ТВ», а вечером снимаем клип на наш хит. Вот так вот.

Музыканты, с помятыми от ночного джема лицами, уныло слушали Пастуха, периодически прихлебывая воду из стаканов и потирая глаза. Кто-то держался за голову, кто-то усилием воли не давал глазам закрыться, контрабасист дремал на грифе своего инструмента. Болотного цвета лица, мутные, ничего не понимающие глаза, торчащие в разные стороны, как у клоунов волосы — таков был оркестр Пастуха этим утром.

В помещении стоял беспощадный запах перегара, но Пастух не придавал этому значения или делал вид, что ничего не замечает. Он был бодр и безостановочно улыбался, что воспринималось несчастными музыкантами как издевательство. За окном разгорался погожий день, и солнце покорно освещало огромную комнату так, что не пришлось даже зажигать свет в помещении. Кухня-столовая наполнялась стонами страданий и похмельными кряхтениями, но, несмотря на свои утренние мучения, на репетицию явились все до одного.

— Сейчас мы посмотрим, как вы за ночь сыгрались, — витийствовал удовлетворенный проведенной ночью Пастух. — Дирижировать я, как вы уже сами знаете, умею только пистолетом, так что — поехали!

С большим усердием и страданиями на лицах духовики завели свою партию, но не успели отыграть и пары тактов, как Пастухово ухо уловило фальшь:

— Лажаете!

— Мы — Кремлевский оркестр, Костя, — встал честолюбивый трубач.

— Заново! — Пастух подал сигнал рукой, и духовые зазвучали с новой силой.

— Лажаете, Кремлевский оркестр, — начал выходить из себя Пастух. Он судорожно размахивал руками и краснел.

— Это не мы.

— Точно, — заступился Саныч, — не они.

Все замолкли и услышали отвратительно воющую автомобильную сигнализацию за окном.

— Невозможно работать в таких условиях, — хором, стройно загудели избалованные музыканты.

— Так. Продолжайте, — прервал их возмущения Пастух, — а я пойду разберусь.

— Это у Николаича, генерала соседского. Наверное, внучок опять балуется, я схожу с тобой, — сказала опоздавшая на репетицию из-за утреннего макияжа счастливая хозяйка дома.

— И я с вами, — простонал самый помятый музыкант из оркестра с говорящим погонялом Кащей, — проветрюсь, а то худо совсем.

Через минуту после ухода инспекционной тройки подлая сигнализация резко замолчала, и Пузцо решил взять шефство над музыкальной оравой.

— Ну ладно, парни, раз с духовых не покатило, начнем с ударных.

— Мы не ударные, мы перепончатые, — обиделись оркестранты.

— Да хоть чешуйчатые. Поехали! — Пузцо, как Пастух, взмахнул своим пистолетом, и ударники начали.

— Парни, — сморщился Пузцо через секунду, — эту фразу проще надо играть!

— Мы знаем, как ее надо играть, — не соглашались ударники с пузцовскими местечковыми претензиями.

— Смотрите, как надо. — Пузцо схватил свой огромный барабан и начал в него стучать. Стучал он так, что Кремлевский оркестр попадал со стульев от смеха, что, разумеется, не понравилось Пузцу. Он вплотную подошел к барабанщикам, литавристам и бубнистам и зашипел:

— Ну что, твари перепончатые, эту фразу мы будем играть тупо так, — и вновь показал на собственном примере, как надо.

— Нет, тупо так! — стояли оркестранты на своем и упрямо били в свои инструменты. — У нас за спиной, на секундочку, джазовая школа и консерватория.

— Ах так! — рассвирепел Пузцо. — А у меня за спиной три ходки, а в руке большая палка!

На последних словах он схватил большую палку и на всех парах вкатил по башке ближайшего барабанщика.

— Ах так! — оскорбился оркестр. — Понаехали тут!

Похмелье десятков людей как рукой сняло, и сразу несколько ударников, точно вороны, налетели на Пузца. Саныч и Автогеныч поспешили на помощь товарищу, по чьей голове стучали литаврами и тарелками, и вскоре к драке присоединился весь оркестр вместе с кухонной утварью Дулиной.

На крики и звуки бьющегося стекла спустилась удивленная Жаннет, которая мгновенно получила тубой по темечку и обрела недолгий покой прямо на лестнице. В «Веселой бригаде» осталось всего трое защитников южноморской школы джаза, но они привыкли биться с превосходящим числом противников. Они встали спиной к спине — и перевеса оркестрантов не чувствовалось. Периодически, когда бригаде удавалось удачно засветить кремлевцам, они выкрикивали:

— У нас джаз играют так!

Кремлевцы озвучивали свои удачные ходы фразой:

— А мы играем так!

По всей столовой уже валялись обморочные тела, барабан Пузца уныло качался на люстре, но битва за чистоту музыкальных традиций продолжалась — «Веселая бригада» привыкла стоять до конца.