— Итак, он “промывает мозги” собакам при помощи машины, да? Такой же, которую Гитлер хотел использовать для производства суперлюдей, но меньшего масштаба. А он производит суперсобак.
— Нет! — мгновенно возразил Шредер. — Я этого не говорил. Возможно, Ганс и построил меньший комплекс приспособлений, но вряд ли в масштабе той машины, которую представлял себе фюрер. Даже если бы у него и были деньги, об этом все равно не было бы и речи. Насколько я знаю, во всем мире был один единственный человек, который знал технологию постройки такой машины, но он умер, когда Восточный Берлин кишел русскими. Ходили слухи, что он спасся, пока недавно израильтяне вроде бы не выследили его в Бразилии, но я думаю, он мертв. Его звали Отто Криппнер. Он был настоящим нацистом и, по-моему, сумасшедшим... Все-таки эти машины, — снова обводящий жест, — не того порядка. Они всего лишь, как ты сказал, машины для измерения неизвестного, для зондирования непостижимого.
Гаррисон слепо смотрел по направлению голоса Шредера, и недовольство медленно исчезало с его липа.
— Ладно, — сказал он, — я понял. Вы хотите протестировать меня, и я хочу, чтобы меня протестировали. Может быть, я — экстрасенс? Не знаю. Но раньше, да, я довольно часто чувствовал, что жил прежде. Я смотрел в справочнике, скептики называют это ложными воспоминаниями — парамнезией. Возможно, меня интересовали подобные явления больше, чем это было необходимо. Но...
— Спасибо за понимание. Гаррисон кивнул.
— Лучше сначала расскажите мне точно, что у вас здесь. То есть, я хочу сказать, что знаю — у вас здесь машины, но какие машины? Что они из себя представляют?
— Машины без моторов! — сразу же ответил Шредер. — Они придуманы, чтобы использовать скрытые силы человеческого сознания, — хотя это и требует определенного таланта. Еще у меня есть оборудование для тестирования телепатических способностей. Ты знаешь, что это такое?
— Это значит — видеть далеко, но без телескопа и бинокля, а только при помощи внутреннего зрения.
— Внутреннего зрения... — повторил за ним Шредер. — Отлично!
— Что еще?
— У нас также есть камера Гансфилда, чтобы вызывать максимальную экстрасенсорную восприимчивость; приспособление, предназначенное помогать самогипнозу, так что мы можем предпринять попытку маленького разведывательного ясновиденья. Что касается более мирских тестов, то у нас есть довольно сложная машина, работающая с карточками Зенера, и другие подобные приспособления, широко использующие работы Раина. Знаешь, Раин “изобрел” экстрасенсорику. А еще есть кости, выбрасываемые механически в запечатанной камере, для определения способностей к психокинезу, кабинки для двусторонних телепатических исследований; размагниченные комнаты для телепортации и левитации.., и многое другое. С чего бы ты хотел начать?
— Я в ваших руках, — Гаррисон пожал плечами.
— А сам-то ты как считаешь? То есть, я имею в виду, если ты настроен отрицательно...
— Нет, я настроен положительно. Чутко.
— Хорошо!
Это было в два сорок пять дня. В половине одиннадцатого вечера они покинули лабораторию. К тому времени Гаррисон чувствовал себя потрясенным. Шредер ликовал. И оба падали с ног от усталости.
Но они заключили соглашение.
* * *
Через час Гаррисон пришел в бар. Несмотря на поздний час он чувствовал необходимость выпить. Шредер разрешил ему пользоваться баром в любое время. Вилли Кених был там, смешивая напитки для Вики. Она уже выпила несколько порций, но была совершенно трезвой. Вики сидела на табурете около стойки бара. Гаррисон, как только вошел в комнату, сразу определил место, где сидит Вики, — по ее духам. Двое из охранников Шредера сидели за столиком в углу, играли в карты и пили шнапс. Признаков присутствия самого Шредера не было.
Гаррисон нашел табурет около Вики и сел. Он взял ее руку.
— Привет, — тихо сказал он, — я рад, что ты здесь. — Он хотел добавить: я ив мог уснуть и боялся, что ты уже спишь, — мне не хотелось бы будить тебя...
Возможно, она поняла, потому что сжала его руку, и он почувствовал тепло ее улыбки.
— Я загадала на монетку: решка — пойду спать, орел — пойду в бар. Выпала решка.
— Так почему же ты здесь?
— Мне пришлось бросать монетку пять раз! Нет, а если серьезно, я подумала, что ты тоже можешь прийти выпить перед...
В дальнем углу один из охранников грубо захохотал и хлопнул по столу рукой, другой глухо выругался. По-видимому, это относилось к их карточной игре.
Кених почувствовал, что между двумя молодыми у стойки бара возникла определенная атмосфера. Он ничего не знал об их связи, но чувствовал, что что-то между ними происходит. Непонятная грусть и страстное стремление друг к другу, но не по принуждению. Это было время для личной жизни. Он резко указал рукой в сторону углового столика.
— Вон! — произнес он грубым, как наждачная бумага, голосом. — Поздно.
Недовольно ворча, те двое поднялись на ноги и подошли к стойке бара.
— Если вы не возражаете, — сказал один из них по-немецки, — мы возьмем с собой бутылку.
— Я возражаю, — тихо произнес Вилли. — Вон отсюда!
— Нет, подождите... — начал второй охранник.
Кених заворчал и начал выходить из-за стойки.
— Пусть забирают свою бутылку, — быстро сказала Вики. — Я оплачу.
Кених замолчал, пожал плечами.
— Как хотите, фройлен.
Он передал им бутылку, и двое мужчин вышли. Теперь они вели себя тихо и спокойно.
— Хорошо, — кивнул Кених с добродушной улыбкой. — Мне надо отойти. Вы меня извините? У меня кое-какие дела, позже я приду и приберу здесь.
— Вилли, пожалуйста, не уходи, — сказал Гаррисон. — Видишь ли, я очень надеялся найти здесь тебя: хотел спросить кое-о-чем.
Это, казалось, расстроило Кениха.
— Об экстрасенсорном здании? Я почти ничего не знаю об этом месте.
— Вилли, ты должен понять, — я слепой. Слепой по-настоящему. И мне приходится на веру принимать слова Томаса по поводу того, что там происходило...
— Ричард... — Кених опустил слово “сэр”, его голос звучал натянуто, — нельзя говорить об этом здании в присутствии.., даже в присутствии...
— Я собираюсь наверх, — сдержано сказала Вики. — Мне уже достаточно. В мои планы не входило напиваться.
Она положила руку на колено Гаррисона, слегка сжала его, встала с табурета и ушла.
— Послушай, — продолжал Гаррисон, когда она вышла, — думаю, ты любишь своего полковника. Я знаю его очень немного, но могу понять и не виню тебя. Я завидую тебе, что ты так, близко знал его все эти годы. Он очень странный, но чудесный человек. Однако.., я не мог видеть результаты того, что мы делали там. Я чувствовал, что он говорит мне правду, но.
— Если Томас что-то сказал, значит так оно и есть, — прервал его Кених. — Меня он тоже тестировал, хотя и получил средние результаты. Он очень тщательно проводит такие тесты, а машины сами записывают результаты. Какой смысл обманывать, если машины тебя сразу разоблачат?
— Да, наверное, ты прав, но я бы так не беспокоился, если бы он обманывал себя, а не меня.
— Но как ты не понимаешь? Это же одно и то же! Он видит свое будущее связанным с тобой. Я видел его вчера. Он рассказал, что заключил с тобой соглашение. В таких вопросах как этот и в деловых вопросах он абсолютно честен. Зачем ему разваливать такое дело? А почему к тебе в душу закрались такие сомнения?
— Ты что-нибудь знаешь о реинкарнации?
— Конечно. Он же доверяет мне.
— И ты веришь...
— Да, я верю, что ему это удастся. Поэтому, когда он умрет, я должен остаться с тобой.
— Но, по нашим гороскопам Шенка...
— Я и об этом тоже знаю. Восемь лет, да. А кто будет заботиться о тебе все эти восемь лет?
— Господи! — лицо Гаррисона побледнело и стало сердитым. — Я должен научиться сам заботиться о себе!
— О, тебе надо научиться гораздо большему, Ричард. Очень многому. А кто будет учить тебя? Позволь тебя заверить, Томас Шредер не собирается возвращаться ни как бедняк, ни как слабак. И вообще, что ты теряешь? Если ему не удастся, то ты ничего не теряешь. А если ему удастся... — Гаррисон почувствовал, как тот пожал плечами. — В любом случае, ты только выигрываешь. К тому же, соглашение заключено...
