— Мы готовы для тебя. Род! Трахать! Трахать! Трахать! Готовы ко всем родам-елдам вас. Родов! Трахать! Трахать! Трахать! И я, Анжела, как была готова в жизни, так буду и в смерти! Трахать! Трахать! Трахать! Именно это я делала лучше всего, и именно это я продолжу делать вплоть до тех пор, пока не присоединюсь к тебе в твоем низменном гнилом состоянии! Трахать! Трахать! Трахать! Я оставила тебя умирать, Род, когда ты хотел всего лишь трахать! Трахать! Трахать! И теперь мы будем трахаться до самой моей смерти! Таким образом, я, Анжела, покаюсь в грехах своих. Трахать! Трахать! Трахать! — И иным, чуть более глухим журчащее-девичьим голосом:

— Мне, Миранде, не требуется исповедаться ни в каких грехах, не грешна я перед Родом с родами-елдами. Но я тоже познаю радость быть оттраханной, оттраханной, затраханной до смерти, быть единой со всеми вами в ваших низменных страстях! Но я давно мечтала, и вот о чем: моя мука будет для вас наслаждением, а все мои сочленения будут переломаны, дабы я могла погромче вопить, когда вы будете трахать, трахать, трахать меня!

С поляны распространялось во все стороны зловоние. Оно, вне всяких сомнений, отдавало смрадом открытой гробницы. Но оно было больше и хуже, в нем присутствовала рыбная, клоачная мерзость гигантских моллюсков. Голова Джека Тарнболла, все еще болевшая от сброженного молока кокосов и «высокооктановой» мякоти орехов, закружилась от выворачивающей желудок тошнотворности этого запаха — и еще больше от ощущаемой им закипевшей страсти.

— Спенсер, — прорычал спецагент. — Спенсер!..

— Погоди, — выдавил из себя Джилл. — Тебе нельзя стрелять, пока девушки вон там. — Но они уже видели, что девушки там будут недолго. Восемь фигур-"врачей" привязывали их к кольцам на алтарном камне — привязывали нагими, уложенными спиной на алтарь, бок о бок, и с широко распяленными ногами, как раз на нужной высоте для...

— Трахать! Трахать! Трахать! — кулдыкали восемь фигур, выплевывая эти слова в ночной воздух. Затем одна из них выдернула кляпы изо ртов девушек, в то время как остальные подняли с земли огромные округлые камни и двинулись всем кагалом к Миранде. И тут:

— Трахать, трахать, трахать вас самих на хрен! — проревел спецагент.

Джилл, Кину Сун и Барни вырвались из кустов с одной стороны, а Тарнболл, Уэйт и Стэннерсли — с другой. Непристойное стрекотание оружия спецагента заставило людей в халатах застыть, как на фотографии, пока его сообщение летело к цели. Шесть фигур в белом рухнули, роняя камни. Две других бросились прямо на группу Джилла. Барни вцепился зубами в халат одной из них, срывая его с фигуры, в то время как Джилл подставил подножку другой, а Кину Сун запрыгнул на нее верхом и открутил голову. Хороший ход — и все же одновременно и неудачный.

Голова отделилась, выкатилась из рук Суна и потеряла свою хирургическую маску. А под ней оказалась второй маской: маской смерти.

Она мало чем отличалась от черепа. Черепа, вымазанного в пищеварительных соках моллюсков и личинок и в гнилостных жидкостях. Череп со свалявшейся шапкой волос, ухмыляющимися зубами на почерневших деснах и глазами, горящими зеленовато-желтым светом.

Сун вскрикнул — издав придушенный вопль ужаса — и резко вскочил, словно его дернул за нить какой-то кукловод. Он в страхе отступил на шаг, споткнулся и тяжело осел наземь. В то же время Барни, весь напрягшись, попятился от своей добычи, выронив халат этой твари или, точнее выражаясь, ее саван. Но в следующий миг единственный метко нацеленный выстрел Тарнболла перебил хребет этому трупу, и он тоже рухнул — и разрушился — наземь.

Схватка еще не закончилась, Уэйт и Стэннерсли освобождали девушек, помогая им найти за кустами одежду.

А Тарнболл воспользовался округлыми камнями, разбивая вдребезги изъеденные червями черепа конструкций-трупов. Все настороженно глядели, не объявятся ли еще какие-нибудь мертвые Роды; все, кроме Суна, который тужился в приступе рвоты среди теней. А Джилл стоял, дрожа от страха и ярости, перед изъеденной личинками головой...

Которая вдруг заговорила с ним!

— Спенсер Джилл, — произнесла она гулким скрежещущим шепотом, словно старая-престарая граммофонная пластинка при убавленной громкости. — Джилл, старый мой друг, — когда желтые глаза, казалось, сфокусировались на нем. — Ну, ты определенно отвечаешь моим ожиданиям. Вверх по «лесенке», вниз по «змейке». И игра продолжается, а?

— Сит! — прохрипел Джилл, нагнулся и потянулся за камнем.

Но прежде, чем он смог пустить его в ход, голос издал последний смешок и смолк, а огоньки в глубине глаз погасли.

Здесь несомненно присутствовали пригодные для изучения их Джиллом фонские или ггудднские механизмы. Но так как их покрывала гниющая плоть, он не смог и помыслить об этом, а подумал намного позже. Но тогда стало слишком поздно. Его спутники взяли камни и переломали тела, побросав останки скелетов в костры.

И всякий раз там, где кость или череп оказывались сломанными, из них вытекала инопланетная жидкость, так что костер вспыхивал еще ярче.

Это было сумасшедшей операцией, выполненной в безумном безмолвии под мелкими инопланетными лунами, бесстрастно взиравшими с небес на сцену, никогда раньше не виденную ни в этом, ни в любом ином мире. Да, сцена кошмарная, но такая, которая никогда больше не будет угрожать Анжеле или Миранде, — кроме как во сне.

Что же касается Джилла с Тарнболлом и всех остальных, кто в ужасе уходил той ночью с поляны — ну, им теперь будет сниться новый кошмар. Вероятно, до скончания дней.

Позже — намного позже и наедине — спецагент спросит у Джилла:

— Спенсер, ведь эти же твари были мертвыми. Ладно, допустим, они были синтезированными мертвыми тварями, но достаточно схожими с настоящими, чтобы практически ничем не отличаться от них. Ну так скажи же мне, как мертвые твари могли надеяться?

— Прекрати! — оборвет его Джилл. — Джек, есть вещи, насчет которых я не буду задаваться вопросами, есть вопросы, на которые я не буду отвечать, материи, про которые я действительно не хочу знать. И это одна из них...

По возвращении в пещеры Джилл сказал:

— Отныне караулят трое. Где бы мы ни очутились, ночью караулить будут всегда трое из нас. Это чтобы сторожить сторожей. И было действительно глупым с нашей или с моей стороны, позволять двум девушкам дежурить вместе.

Несмотря на то, что Анжеле с Мирандой потребовалось некоторое время на то, чтобы отойти от пережитого, они теперь спали и, вероятно, пребывали в шоке. Но поскольку сон — лучший целитель, и поскольку в данном месте никакого иного лекарства не существовало, то Джилла со спецагентом радовало, что девушки отдыхают, забывшись пусть и беспокойным, но сном. Анжела-то натура сильная: Джилл немного посидел рядом с ней, и она во сне рычала, отбивалась. С другой стороны, Миранда во сне лишь жалобно стонала. Ну, если и существует место, чтобы быстро повзрослеть и найти себя, то оно, — должно быть, в Доме Дверей. Неважно, что в покинутом ими мире Миранда была могущественной особой, здесь она являлась лишь еще одной жертвой.

Джилл с Тарнболлом оказались предоставленными самим себе. Кину Сун сказал, что ему все равно не уснуть; он сидел на расположенном выше их скальном карнизе, обшаривая обеспокоенным взглядом ночной лес. Так как коротышка все еще не полностью въехал в ситуацию, то испытанный им ужас был намного сильней, чем у остальных. А помноженный на ночные страхи и неизвестность и явную непредсказуемость, для Суна явился полнейшим кошмаром.

В некотором смысле, его бессонница пошла на пользу: он завершил тройку Джилла, стал третьим караульным.

Но Джилл подозревал, что Уэйт и Стэннерсли тоже не очень-то выспятся. Все они испытали ужас, который долго, очень долго, не отпустит их.

Тарнболл отдал Джиллу свой автомат.

— Осталось патронов этак с десяток, — сказал он. — Один в стволе. Давай, застрели меня.

— Не дури, на хрен, — обругал его Джилл. — Без тебя у нас вообще не было бы ни одного шанса, мы не добрались бы и досюда. Ты раз за разом вытаскивал нас из всяких передряг. И мы все знаем, что ты вовсе не тот тупой бык, каким иногда прикидываешься. Ну, допустим, сегодня ты проявил тупость, ну так что? Это все равно случилось бы, так или иначе. Сит позаботился бы об этом.