— О?

— Когда мы бинтовали ему лицо, — продолжал Тарнболл. — Я заметил на его шее под самым затылком маленький шрам. Он зарубцевался, но выглядел недавним.

— Насколько недавним?

— Я что, похож на доктора? — нахмурился спецагент. — В любом случае, не ты ли всего миг назад говорил о высокой технологии? Скажем, разве они не умеют заживлять шрамы быстрее нас?

— Шрам еще не делает его пришельцем, — возразил Джилл. — Да и в любом случае этот бедолага попал в такой переплет, где должен приобрести уйму шрамов! Эй, разве у тебя нет шрамов?

Тарнболл умолк, почесал челюсть и раздраженно пожал плечами. Но еще через мгновение усомнился:

— Не знаю, может быть, я, в конце концов, капельку впал в паранойю. Но, Спенсер, как вышло, что мы снова оказались здесь? Что, во имя Бога, мы здесь делаем? Как я понимаю, это твой кошмарный мир, верно?

Так значит, мы снова возвращаемся на ту прежнюю программу? Разве это не простое прокручивание старой кассеты по второму разу? И на что ты вообще собственно нацеливался? Я хочу сказать, даже наше пребывание здесь начинает казаться бессмысленным.

Джилл покосился на товарища, пожал плечами и гадал, как же лучше всего объяснить. Возможно, он даже принялся бы объяснять, но затем прищурился и посмотрел опять, пристально глядя на спецагента, стоявшего перед ним, почесывая челюсть.

Наконец Джилл резко втянул воздух и пощупал собственное лицо. И лоб у него избороздили морщины, когда выражение озадаченности сменилось удивлением, а затем пониманием — или полупониманием — или, по крайней мере, попыткой понять.

Судя по лицу Тарнболла, пристальный взгляд Джилла начал его порядком раздражать:

— Какого черта? У меня что, третий глаз открылся или как? Что происходит? Господи, ты проверяешь меня, Спенсер?

Но Джилл покачал головой, и, дивясь, протянув руку, коснулся лица спецагента:

— У-у-у, — промычал он. — Не я. Это ведь ты впадаешь в паранойю, не забыл?

— Тогда что за...

— Когда ты в последний раз брился? — оборвал его Джилл.

Тарнболл ощупал подбородок:

— Э-э-э, вчера утром? Я настолько плохо выгляжу? И вообще, какое это имеет отношение хоть к чему бы то ни было?

— Возможно, это имеет огромное отношение к чему угодно, — уведомил его Джилл. И прежде, чем спецагент успел ответить:

— Скажи-ка, Джек, ты испытываешь жажду? Голод? Твои синяки и порезы все еще болят? Голова у тебя раскалывается? Тебе не помешает опрокинуть стаканчик чего-нибудь покрепче?

— Да, на все вопросы, — ответил Тарнболл.

— И я тоже, — кивнул Джилл. — А это не правильно.

— Не правильно? Но что может быть естественней? — Спецагент выглядел сбитым с толку. И Джилл продолжил:

— Теперь моя очередь спрашивать тебя, Джек. Разве ты не помнишь, как обстояло дело в тот раз в Шотландии? Я имею в виду, после того как мы вступили в те синтезированные миры?

— Пом... — у Тарнболла отвисла челюсть. — Нам не требовалось бриться, — внезапно сообразил он. — Нам даже не требовалось есть, и те, кто ел, вскоре отрыгивали съеденное. Раны наши быстро заживали — изумительно быстро! И выносливость у нас намного превышала среднечеловеческую. Знаешь, я даже не могу припомнить ни одного случая, когда бы я справлял естественные надобности? Мне это не требовалось, потому что...

— Потому что это был не ты, — закончил за него Джилл. — Все еще трудно поверить, правда? Потому что ты испытал все это! Но ты знаешь, что это правда. Ты, мы — все мы, за исключением Хэгги и Баннермена — были копиями, конструкциями фонов, с нашими мыслями, привычками, страхами, страстями. Но это были не мы. Это были клоны, синтетические репродукции.

Мы, наши тела, хранились на складе, в стасисе, в то время, как Сит пугал до полусмерти наши интеллекты, пропуская их через синтезированные обручи в то время, как сам он стоял в стороне и смеялся над нами.

Тарнболл закрыл разинутый рот:

— Конечно, помню, — сказал он. — Но ты прав: в то время это было совершенно реальным. Ведь это происходило-таки, если и не с «нами», или не с нашими телами. А на этот раз...

— А на этот раз мы и есть мы, — закончил за него Джилл. — Ты, я, Анжела и остальные, все мы настоящие. Настоящие порезы и синяки, раны, голод, жажда. И настоящие бороды. — Он снова посмотрел на щетину Тарнболла, просто для уверенности, а затем показал рослому спецагенту ссадину у себя на большом пальце. — В тех других мирах, — или в том другом теле — эта уже зажила бы. А твое лицо было бы гладким, как попка младенца. Так же, как и мое.

— Конечно, — согласился спецагент. — Потому что в тот первый раз Сит играл с нами в игру. Но на этот раз нет никакого Сита. На сей раз синтезатор программировал ты. А поскольку ты новичок в этом деле, то и запрограммировал «свой» мир, этот механический сумасшедший дом.

— Да, что-то вроде того, — пробормотал Джилл, но очень тихо. И, бросив на него наблюдательный взгляд, спецагент увидел, что тот выглядел мрачней, чем когда-либо. По правде говоря, Джилл наверняка не знал, что он действительно что-то запрограммировал.

— Так что же еще не правильно? — спросил Тарнболл. — Ты думаешь, что мы, возможно, застряли здесь?

— Нет, — покачал головой Джилл, — думаю, я знаю, как выбраться отсюда, но...

— Но?

— Некоторые из тех других миров были ядовитыми, а их создания — смертельными. Живыми мы их прошли только потому, что сами были не настоящими. Это служило испытанием с целью посмотреть, сколько мы способны выдержать. Но здесь мы — настоящие, и мы — люди. Нам столько не выдержать.

— Понял твою мысль, — медленно кивнул Тарнболл. — В случае, если мы двинемся дальше, а мы должны это сделать, ты не будешь знать наверняка, куда ты нас возьмешь... — И, недолго помолчав, добавил:

— Остальным собираешься сказать?

— Нет, — решил Джилл. — Зачем взваливать на них больше проблем, чем у них есть сейчас?

Тарнболл снова кивнул:

— И это все? Больше ничего нет?

— Нет, есть еще кое-что, — сказал Джилл. — С первого же мгновения, как Дом Дверей затвердел на скале с маяком, меня не покидало ощущение, что управляю-то не я. Например, температура там, что должно было оказаться, но не оказалось центром управления. Я этого не делал. Ладно, возможно, температура в узловой точке величина постоянная, но наверняка я этого не знаю.

И потом, как ты сам только что указал, почему мы в итоге оказались здесь, почему в этом месте? Черт побери, я хочу сказать, что это же последнее место, о котором я думал! И потом, есть это... не знаю, ощущение всего.

— Ощущение вот этого? — Тарнболл оглянулся кругом и покачал головой.

— Для моего машинного чутья, — попытался объяснить Джилл и сделал это не правильно. — Нет, не то. Просто для меня! Слушай, ты когда-нибудь проигрывал кассету на моно, когда привык слушать музыку на стерео? Вдруг совершенно неожиданно эта хорошо знакомая мелодия делается какой-то не такой. Различные инструменты все звучат не с тех направлений — или с одного и того же направления. Понимаешь, что я имею в виду? — Но он не думал, что спецагент поймет, что же он имеет в виду. Он и сам был не уверен.

— Скажем, словно это не оригинал? — предположил Тарнболл. — Или, скажем так, словно это — что, фотокопия? — Уровень понимания у спецагента зачастую оказывался намного выше, чем полагал Джилл. — Но разве такое не может происходить потому, что на сей раз тут мы? Наши настоящие тела? Ладно, возможно, я и не прав, но разве мы не должны ощущать по-иному, чем кучка роботов?

Джилл сощурился, ухватился покрепче за перила мостков, наверное, в стремлении не отрываться от земли, и сказал:

— Возможно, ты прав. — И спутник с радостью заметил, что изрядная доля напряжения исчезла с лица друга.

Сам он сделал глубокий вдох, выдохнул и осведомился:

— Итак, какой же следующий ход?

— Следующий ход... за Барни, — ответил Джилл, куда более ровным голосом. — Этот старый пес знает здесь все ходы и выходы. Или, во всяком случае, знал, когда мы были здесь в прошлый раз. — А затем, выпрямляясь и растягивая разболевшуюся спину, предложил: