Убрали ее первую горничную, немку Крузе, которой она полностью доверяла. На ее место прислали Прасковью Никитичну Владиславову. Ей тоже приказано было шпионить, но она стала для великой княгини, а потом и императрицы, не только верной слугой, не только другом, но – и в этом ее особая роль в жизни Екатерины – своего рода мудрым проводником по русской жизни. Она была поистине кладезем знаний, которых не почерпнешь из книг, не узнаешь от самых образованных учителей; знаний, без которых Екатерине вряд ли удалось бы стать по-настоящему русской, научиться вести себя с разными людьми так безошибочно, что они убеждались: перед ними не заезжая немка, а своя, природная матушка-государыня.
Современники рассказывали, что Прасковья Никитична «знала все из жизни темной, и во многих отношениях недоступной, как закрытая книга: прошлое, включая мельчайшую подробность анекдотов (в те времена это слово употреблялось в ином смысле, чем сегодня; оно означало занимательные, любопытные истории из жизни. – И. С.), настоящее, включая малейшую новость города и двора. В каждом семействе она помнила четыре или пять поколений и рассказывала безошибочно все, что знала про родню, отца, мать, предков, двоюродных братьев отцовой и материной линии, восходящей и нисходящей». Все это очень пригодилось будущей государыне.
Но слуги слугами, а общения с людьми своего круга Екатерина была лишена абсолютно. Даже писать письма кому бы то ни было, в том числе и родителям, ей запретили. Не отсюда ли потом, когда никто не смел ей что-либо запрещать, – такая страсть к переписке? Ей приходилось довольствоваться только подписью на письмах, которые за нее сочиняли в коллегии иностранных дел (ведомстве Бестужева). Одиночество становилось нестерпимым. Пройдет время, и она, в совершенстве выучив русский язык, будет часто употреблять народные пословицы и поговорки. Так вот, о сложившейся ситуации можно смело сказать: «Нет худа без добра». Лишенная общения со сколько-нибудь интересными людьми, она начала запоем читать. Книги отточили ее природный ум, сделали ее выдающимся политиком, дипломатом и отчасти философом. Плутарх, Вольтер, Гельвеций, Руссо, Монтескье – ее учителя. «Причины величия и упадка Римской империи» – ее настольная книга. Она готовилась. И никто не подозревал, какие мысли рождались в этой очаровательной головке.
Впрочем, «никто» – слово здесь неподходящее, потому что было по меньшей мере два человека, которые сумели оценить ее по достоинству. Это Иван Иванович Бецкой (он знал ей цену всегда – сам воспитывал) и Алексей Петрович Бестужев-Рюмин (он, опасаясь ее, приглядывался внимательно, а она делала все, чтобы он понял: у великой княгини незаурядные таланты, а значит, если помочь, – большое будущее). Думаю, особенно задело и поразило Бестужева то, как она сумела привлечь на свою сторону его проверенных агентов, не только Шкурина и Владиславову, но и Чоглоковых. Мария Симоновна, урожденная графиня Гендрикова, родственница императрицы со стороны матери, Екатерины I, из злой надсмотрщицы превратилась в наперсницу. Ее супруг, Николай Наумович, камергер двора, безответно, но страстно влюбился в свою подопечную. Вероятно, именно канцлер первым заметил ее поразительную способность покорять даже недругов своим гипнотическим обаянием.
Делая ставку на Екатерину, Бецкой заботился прежде всего о ней. Бестужев больше думал о себе: приход к власти Петра Федоровича означал для него неизбежный конец карьеры, а может быть, и жизни: император, во всеуслышание заявлявший, что для него было бы большой честью служить у Фридриха Великого лейтенантом, никогда не простит канцлеру его многолетнюю, упорную антипрусскую политику. И Бестужев делает ставку на Екатерину. Воспользовавшись неприязнью Елизаветы Петровны к племяннику, он начинает исподволь готовить ее к мысли назначить наследником престола малолетнего Павла Петровича, которого императрица нежно любит, а регентшей – Екатерину Алексеевну. Ему и графу Никите Ивановичу Панину, обергофмейстеру и наставнику Павла, идея эта нравится чрезвычайно: молодая женщина станет прекрасной исполнительницей их воли. Скажу сразу, оба они, мудрые, искушенные политики, просчитаются. Она всегда будет послушна только своей воле.
Но пока Бестужев налаживает и укрепляет отношения с великой княгиней и дает понять иностранным дипломатам, что Петр Федорович «царствовать не будет» или процарствует очень недолго по причине своей крайней неспособности к управлению могущественной Российской империей. А вот на его супругу стоит обратить самое серьезное внимание. И обращают. И начинают ценить. И ищут благосклонности. Тем более что здоровье Елизаветы Петровны с некоторых пор вызывает опасения.
В это время идет Семилетняя война. Генерал-фельдмаршал Степан Федорович Апраксин, победитель в битве под Гросс-Егерсдорфом, покоритель Мемеля, вдруг неожиданно отступает. Его и канцлера, отдавшего тайный приказ об отступлении, обвиняют в государственной измене и отдают под суд. Нелепость обвинения очевидна: люди, всю жизнь боровшиеся против Фридриха, не могли переметнуться на его сторону. Настоящая причина «загадочного отступления» в том, что Бестужев, напуганный участившимися припадками императрицы (есть основания предполагать, что она страдала эпилепсией) и опасавшийся ее неожиданной кончины, был обеспокоен будущим России. Основания для этого были более чем серьезные: наследник престола – друг и поклонник врага. После воцарения Петра III эти опасения подтвердятся. Бестужев, предвидя уступки будущего монарха своему кумиру, хотел иметь армию и Апраксина поближе к границам России. Но как объяснишь это Елизавете? Придется признаться, что боишься ее смерти. А это, при ее мнительности, хуже любого предательства.
Подозрения пали и на Екатерину. Еще бы – немка! Уж не она ли склонила канцлера и фельдмаршала к измене?! Дружеские связи великой княгини с Бестужевым – ни для кого не секрет. Екатерина в панике. О переписке, касающейся «загадочного отступления», она даже не подозревала, так что вроде бы опасаться нечего. Но в бумагах канцлера во время обыска могли найти написанный ими вместе «проект о престолонаследии»… Им обоим пришлось преодолеть множество преград, чтобы он сумел известить ее: «все сожжено». Бестужев не выдал Екатерину ни в чем: кроме требований уличить ее в соучастии с «государственными изменниками» от него добивались еще и показаний о ее отношениях с Понятовским (об этих отношениях мне еще предстоит рассказать).
Казалось бы, раз все сожжено, опасность миновала. Она верит: Бестужев, ее учитель и руководитель в темной и запутанной области дипломатии и дворцовых интриг, не выдаст ее ни под какими пытками. Но она окружена сетью шпионов и соглядатаев. Императрица продолжает на нее гневаться, хотя бы за дружбу с Бестужевым, совершенно забывая, что сама еще вчера полностью ему доверяла. Петр ненавидит ее ничуть не меньше, чем она его. К тому же у него есть фаворитка, Елизавета Романовна Воронцова, готовая заменить ее в роли законной супруги. Положение невыносимо тяжкое, по мнению врагов, – безвыходное. Но им еще только предстоит узнать, на что способна эта молодая женщина, иногда кажущаяся такой беззащитной…
28 февраля 1758 года она пишет Елизавете письмо. Нежное, почтительное. Благодарит императрицу за все милости, ею оказанные, горько сожалеет, что этих милостей не заслужила, «потому что навлекла на себя только ненависть великого князя и явную немилость ее величества», ввиду чего просит «прекратить ее невзгоды, отправив ее к родителям». Елизавета – женщина. Тон письма – печальный, но смелый – произвел на нее впечатление. Она вознамерилась лично встретиться с великой княгиней. Однако встреча эта произошла только 13 апреля: недоброжелатели Екатерины уговаривали царицу отложить свидание в надежде, что им еще удастся заставить Бестужева оговорить великую княгиню. Но тот ни слова, способного повредить Екатерине, не сказал, и в итоге был сослан и лишен всех званий и состояния. Забегая вперед, скажу, что сразу по восшествии на престол Екатерина II прикажет с почестями доставить своего учителя (и спасителя) ко двору и вернет ему все потерянное. Не получит он только одного, о чем мечтал, главного – права управлять новой императрицей.
