Она одарила его мимолетной и даже, как ему показалось, печальной улыбкой.
— Нет, Чарли, я не играю. Согласитесь, жизнь и так достаточно азартная игра? А насчет ночных клубов и прочего, так просто не хочется. Ведь я прилетела сюда именно намереваясь хоть немного побыть в тишине и покое. К тому же, завтра нам рано вставать. Лично я предпочла бы выспаться. Вы знаете, что на Карпатос мы полетим не в современном самолете?
— То есть как это?
— Правда, правда. Это скорее похоже на летающую кроличью клетку! Впрочем, завтра сами увидите.
Остаток пути они почти не разговаривали, а лишь несколько раз обменялись ничего не значащими фразами. Оказавшись в отеле, Амира сразу поднялась к себе в номер, а Трэйс снова вышел на улицу. В общем-то, он изрядно устал, но сомневался, что сможет заснуть. Пока еще нет. Сначала он должен хоть частично пережечь излишнее возбуждение. Сексуальное? Возможно…
К тому же, на обратном пути случилось нечто очень странное и Трэйс все никак не мог выкинуть это происшествие из головы. Оно относилось к разряду таких, которые даже частично осмыслить удается лишь через некоторое время, а окончательно понять — гораздо позже и по здравом размышлении.
В районе доков, когда они проходили мимо старой гречанки, сидевшей за столиком с разложенными на нем кружевами, Амира остановилась и взяла тонкую кружевную салфетку, чтобы полюбоваться искусной работой. Старуха тут же вскочила, подняла свое кружево — продемонстрировать его качество на фоне голубого неба, при этом случайно встретилась с Амирой взглядом…
… и тут же отпрянула, пошатнулась и едва не упала. Трэйс услышал, как она пробормотала:
— Ай! Калликанзарос! КАЛЛИКАНЗАРОС!
Какой-то паренек — возможно старухин внук — подхватил ее и осторожно усадил обратно на стул. Амира развернулась и быстро пошла прочь. Трэйсу пришлось догонять девушку едва ли не бегом.
И вот теперь ноги сами несли его обратно на то место. Старухи уже не было, но юный грек все еще стоял у столика, складывая кружева и видимо готовясь уносить товар в дом. Трэйс обратился к нему:
— Эээ, ты говоришь по-английски?
— А? — парнишка поднял голову. — Англиски? О, да, мой говорить. — Тут он узнал Трэйса и на мгновение глаза его расширились. — А! Ваш леди, да? Мой извиняться. Бабка… — Он почесал за ухом, затем развел руками, склонил голову на плечо и пожал плечами. — Мой извиняться.
Трэйс вытащил бумажку в пятьдесят драхм — в сущности мелочь — и протянул парню. — Скажи мне, что такое эээ… Калликан… ээ… Калликан…
— Калликанзарос?
— Да, точно, Калликанзарос! Что это?
— Ошень плохо, — тут же отозвался. — Дьябол! — И он сделал пальцами рожки над головой.
Трэйс нахмурился, повернулся было, чтобы уйти и пробормотал:
— Сумасшедшая старуха!
Но парень услышал его слова и, выскочив из-за столика, преградил ему путь.
— Нет сумашедший! — Он отчаянно помотал лохматой головой как бы яростно отрицая услышанное. — Она нет. Она есть "i kali gynaikes! "
Уже в отеле, Трэйс спросил владевшего английским управляющего, что такое «i kali gynaikes».
— Это означает «хорошая женщина» — с улыбкой объяснил ему грек. — Мудрая, очень одаренная женщина. Женщина, которая может лечить руками, которая видит все. Даже то, чего не видим мы. На Родосе еще осталось несколько таких.
Трэйсу ничего не оставалось, как сказать "О! " и ретироваться. Но управляющий остановил его.
— Прошу прощения, вы ведь, кажется, недавно ходили гулять. Да? С мисс Гальбштейн?
— Точно, — ответил Трэйс. — Верно, было дело.
— Она спустилась вниз и оставила вам вот это, — Он протянул Трэйсу путеводитель по Родосу. Трэйс сразу же перестал хмуриться. Амира ведь сказала, что она на Родосе в первый раз, и он тогда подумал, не лжет ли она, но путеводитель сразу рассеял все его сомнения. Ведь в нем было написано как раз то, что она ему рассказывала.
Дьявол? Ну нет, уж кто-кто, но только не Амира Гальбштейн. А если и да, то очень умненький, и ужасно хорошенький дьяволенок.
Но, хотя теперь Трэйс и чувствовал некое облегчение, всю дорогу до своего номера он сильно прихрамывал…
ГЛАВА ВТОРАЯ
Действительно, ЛЕТАЮЩАЯ КРОЛИЧЬЯ КЛЕТКА! — подумал Трэйс. Очень верное сравнение. Самолет с квадратным фюзеляжем, с квадратными крыльями и с дверцей позади, похожей на заднюю дверь автомобиля, особого доверия не внушал. Просто крылатый серый микроавтобус с серебристыми полосками, да к тому же пилот производил впечатление человека, который еще вчера пас в горах коз!
Утром Трэйса разбудили по телефону, он поднял трубку, ответил… а после этого снова заснул! Когда до него наконец дошло, что кто-то стучится в дверь, на часах было уже 7. 40. Он соскочил с постели, мигом оделся, не стал ни умываться, ни бриться, а опрометью бросился с чемоданом вниз по лестнице. В баре он на скорую руку перехватил холодной яичницы с беконом, запил ее жидким кофе, вылетел на улицу и поймал такси — древний «мерседес», мотор которого задыхался и кашлял как динозавр-астматик.
В аэропорту Трэйс оказался лишь в 8. 25. Таможенное оформление не заняло много времени , а затем он отправился к стоявшему на другом краю летного поля самолету — сначала по асфальту, а затем по бетону. Но пройдя половину пути, с глазами, запорошенными песком, совершенно мокрый от пота, вдруг перестал торопиться.
К тому времени самолет был уже как на ладони — на крыше угловатой кабины на коленях стоял пилот, занимаясь заправкой. А совсем рядом с этим тупорылым крылатым сооружением виднелся автозаправщик, водитель которого сидел на переднем бампере, а в уголке его рта торчала незажженная сигарета.
РАДИ БОГА, ТОЛЬКО НЕ ПРИКУРИВАЙ! мысленно умолял его Трэйс, забираясь в пассажирский салон размерами с обычную ванную комнату. Там оставалось только одно пустое кресло — его, в самом хвосте у так называемого «багажного отсека». Он представлял собой несколько привинченных к бортам деревянных полок, на одну из которых кто-то поставил большую корзину, полную живых, аккуратно связанных цыплят — чтобы не доставлять беспокойства в полете. Похоже, это им не особенно нравилось.
Другими пассажирами были греческий священник, пара крестьян, те двое — худой и толстый — похожих на Лорела и Харди (а может, скорее, они напоминали Петера Лорре и Сидни Гринстрита?) , которых Трэйс в аэропорту принял за спутников Амиры, две средних лет гречанки, молодая восхитительно загорелая немецкая пара и Амира. Они сидела впереди, но, когда он появился в салоне, так и не оглянулась.
Буквально через несколько мгновений после того как Трэйс более-менее устроился, в кабину залез пилот и принялся щелкать переключателями до тех пор, пока у него над головой не загорелась надпись:
«НЕ КУРИТЬ — ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ!»
ВОТ ЭТО ДА! подумал Трэйс. Следующее же, что пришло ему в голову: НЕУЖЕЛИ Я И ВПРАВДУ ПОЛЕЧУ НА ЭТОЙ ШТУКЕ?
Будто прочитав его мысли, пилот развернулся в кресле, улыбнулся и, поприветствовав пассажиров кивком головы, сказал:
— Хэллоу — отправляемся!
Но когда самолет вырулил на взлетную полосу, развернулся, разбежался и взлетел, дурное настроение Трэйса осталось позади вместе с бетонной полосой.
Взлет был гладким как шелк, гортанный рев двигателей быстро превратился в мягкое урчание, самолет без усилий набрал высоту и взял курс на юго-запад, легко удерживая скорость примерно сто пятьдесят миль в час. И Трэйс вдруг почувствовал, что полностью захвачен происходящим.
Из иллюминаторов открывался удивительный вид. Все цвета и оттенки земли, линия побережья и море, казалось, были раскрашены какой-то волшебной светящейся кистью. Тень самолета темным пятнышком скользило сначала по суше, затем по воде, становясь все меньше.
Но Трэйс наслаждался этим зрелищем совсем недолго, поскольку вскоре самолет развернулся — и остров Родос исчез из виду. После этого за окнами воцарилось одно лишь вековечное море. Уже сам по себе вид бескрайних морских просторов мог бы хоть немного успокоить его. Но, поскольку, лететь им предстояло менее ста миль…
