Я улыбнулся ей:

— Магия. Самая лучшая её разновидность — немножко света в темноте.

Она вглядывалась в меня, изучая лицо и глаза. Я уклонился, стараясь не встретиться с этим пристальным взглядом.

— Мне ведь нужно вернуться, правда? — спросила она.

Я отвел выбившуюся прядку с ее лба.

— Есть люди, которые любят тебя, Вера. Или когда-нибудь будут. Пусть ты не видишь их рядом с собой — прямо здесь и прямо сейчас, они существуют. Но если ты позволишь тьме застить глаза, то можешь их никогда не найти. Лучше иметь с собою в пути немного света. Как думаешь, ты сможешь это запомнить?

Она кивнула мне, а кольцо освещало ее лицо.

— Всякий раз, когда тьмы станет слишком много, вспоминай хорошие времена, что у тебя были, хорошие вещи, которые у тебя есть. Это поможет, я обещаю.

Она прижалась ко мне в простом, доверчивом объятии. Я почувствовал, как мои щеки нагреваются. Блин!

— Нам нужно идти. Мы должны перейти через мост и встретить моего друга Ника.

Она сразу же заволновалась и прикусила губу.

— Но тролль…

Я подмигнул:

— Оставь его мне.

Девочка не казалась такой тяжелой, когда я нес ее назад. Я изучал мост, по мере того, как мы приближались. Возможно, если удача повернется ко мне, я успею перебежать мост безо всяких троллей.

Ага. А возможно, я однажды приду в художественный музей и стану хорошо образованным.

Мосты — специальность троллей. Какая магия или просто способность в том виновна, неизвестно, но никогда нельзя пересечь мост, не столкнувшись с троллем. Такова жизнь, я думаю.

Я поставил девочку на землю рядом с собой и шагнул на мост.

— Ну, Вера, — сказал я. — Что бы ни случилось, ты должна перебежать этот мост. Мой друг Ник подъедет с минуты на минуту.

— А как же ты?

Я отвесил ей небрежный поклон.

— Я — волшебник. Я смогу справиться с ним.

Вера одарила меня в высшей степени скептическим взглядом, а потом нащупала мою руку. Ее пальчики казались очень маленькими и теплыми в моей ладони и волна свирепой решимости прокатилась сквозь меня. Может случиться всякое, но навредить этому ребенку я не позволю.

Мы вышли на мост. Те немногие фонари, что ранее светили, теперь потухли. Работа Гогота, несомненно. На мосту правила ночь, а где-то под нами булькала Чикагская река, гладкая и холодная.

— Мне страшно, — прошептала Вера.

— Он — всего лишь хулиган большого размера, — сообщил я ей. — Осади его и он отступит, — я надеялся, очень сильно надеялся, что не ошибся.

Мы продолжали идти и обошли люк в середине моста, причем я поместил себя между девочкой и входом в логово тролля.

Гогот наверняка рассчитывал на это.

Услышав крик Веры, я повернул голову и увидел толстую, волосатую руку тролля, протянутую к нам, в то время как сам тролль огромным, жирным пауком висел на краю моста. Я зарычал и опять ударил его ногой по пальцам, отчего тролль гневно взревел. Вера была свободна и я почти швырнул ее к дальней стороне моста.

— Беги, Вера!

Рука тролля сбила меня с ног, а затем он выпрыгнул из-за перил моста, невероятно ловкий и гибкий для своих размеров. Горящие глаза сосредоточились на убегающей Веры и струйки склизкой слюны брызнули из его рта. Он рассек топором воздух и присел, чтобы прыгнуть к ребенку.

Я вскочил на ноги и с криком бросился вперед, обхватив лапу тролля своими длинными ногами, чтобы помешать прыжку. Рыча от ярости, тролль кувырком полетел на землю. Я услышал собственное придушенное кудахтанье и ощутил, что одна из моих ног свободна.

Тролль сгреб меня за края куртки и швырнул на перила моста так, что у меня в глазах замелькали звезды.

— Волшебник, — из пасти тролля летела слюна и пена. — Сейчас ты умрешь и я разгрызу твои кости.

Я поднялся, но слишком поздно. Не убежать и не перепрыгнуть через перила.

— Гарри! — раздался крик Веры, вспышка розового света затопила мост, отчего уродливая голова тролля резко отвернулась к дальней стороне реки. Я повернулся влево и бросился бежать — к Вере, прочь от тролля. Посмотрев вперед, я увидел как ревущий автомобиль Ника на высокой скорости подъезжает к мосту — мой партнер видел, что происходит.

Тролль преследовал меня и, хотя я имел небольшую фору, у меня появилось подозрение, что чудовище куда легче на ногу, чем я. Раздался свист воздуха, рассекаемого топором, и я ощутил как что-то пролетело мимо моего скальпа. Я пригнулся, увернувшись вправо. Второй сильный удар прошел на более близком расстоянии. Я споткнулся и упал, а спустя один удар сердца, тролль уже стоял надо мной. Я перевернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как он поднимает свой топор и заносит над головой, и почувствовать брызги слюны на своей груди.

— Волшебник! — проревел тролль.

Вдруг раздался вопль, а потом коп, преследовавшая нас раньше, прыгнула на спину троллю и перехватила полицейской дубинкой его горло. Она профессионально крутанула дубинкой, отчего глаза тролля выпучились. Огромный топор выпал из ослабевшей хватки и, кувыркаясь, с лязгом ударился о тротуар.

Полицейская отклонилась назад, чтобы согнуть хребет тролля — но он не был человеком, с которыми она прежде имела дело. Существо повернуло голову, скорчилось и высвободилось из ее захвата, а затем распахнуло пасть в взбешенном реве. Этот рев буквально сдул форменную кепку с головы полицейской и отбросил назад ее саму с изумленно распахнутыми глазами. Взбешенный тролль хлопнул кулаком о тротуар, взломав его, и протянул другую лапу, чтобы сокрушить череп женщины.

— Эй, урод! — выкрикнул я.

Тролль обернулся и успел увидеть, как я, хрюкнув, обрушил на него его же здоровенный топор.

Грязная, гниющая плоть ниже ребер взорвалась с громким, воющим звуком. Гогот запрокинул голову и пронзительно завопил. Я отступил, зная, что последует дальше.

Бедная полицейская, побелев от ужаса, смотрела как из зияющей раны в брюхе тролля льются сотни, тысячи крохотных, извивающихся, орущих и визжащих фигурок. Массивные мускулы чудовища опадали, словно сдуваемые баскетбольные мячи, и оседали на поверхность моста. Мириады крошечных троллей усеяли его, подобно мелкому мусору, их уродливые маленькие головки были не больше головы президента на монете. Орда мерзко корчащихся существ хлестала из Гогота бурным потоком.

Щеки тролля запали, а глаза исчезли, рот его распахнулся в беззвучном крике. Кожистый, грязный мешок, оставшийся от Гогота, после освобождения кучи мелких троллей, опустился на землю, где остался лежать отвратительным, брошенным плащом.

Коп смотрела, пытаясь собрать слова не то для молитвы, не то для проклятия, но её рот все никак не мог закрыться. Свет фар Ника сделал разворот, осветил мост и с двумя десятками тысяч протестующих криков троллевая мелюзга врассыпную бросилась прочь от света.

Несколько секунд спустя, на мосту остались только я, коп, Вера и Ник, идущий к нам. Вера стремглав подбежала ко мне и обхватила за талию. Ее глаза ярко сверкали от волнения.

— Это было самое отвратительное зрелище, которое я когда-либо видела. Я хочу быть волшебником, когда вырасту.

— Это… Это был… — ошеломленно лепетала полицейская. Она была низкорослой и коренастой, а потеря кепки открыла туго заплетенные, светлые волосы.

Я подмигнул Вере и кивнул полицейской:

— Тролль. Знаю.

Я поднял кепку и встряхнул ее. Несколько троллей, вереща, выпали на землю и пустились в бегство. Коп наблюдала за этим ошарашенным взором.

— Эй, большое спасибо, офицер… — я покосился на ее значок. — Мёрфи, — улыбнулся и предложил ей кепку.

Она взяла ее негнущимися пальцами.

— О, Иисус, я действительно ее потеряла, — она моргнула несколько раз, а затем внезапно нахмурилась, всматриваясь в мое лицо. — Вы. Вы обвиняетесь в похищении ребенка Асторов.

Я открыл рот, чтобы начать защищаться, но, оказалось, нужды беспокоиться не было.

— Вы шутите? — расхохоталась Вера Астор. — Этот… клоун? Похитил меня? Да он не сумел бы отличить свою задницу от сигареты «Мальборо», — она обернулась и подмигнула мне, а затем протянула свои запястья Мёрфи. — Я признаюсь, офицер. Я сбежала. Посадите меня в тюрьму и выбросьте ключ.