Я люблю их всех, как собственных детей. Мои мужчины знают это и отвечают мне взаимностью, ибо каждый из них втайне нуждается в матери… И я всегда была им матерью. Иногда ругала их, как напроказивших детей, но это лишь увеличивало их любовь ко мне. Даже для тех моих придворных, кто относился ко мне как к возлюбленной, я тоже была матерью. Я следила за их здоровьем, а если кто-то заболевал, делала все, что было в моих силах. Вот почему состояние Суссекса так меня тревожило. Умирать ему было еще рано, графу исполнилось пятьдесят семь лет, всего на семь лет больше, чем мне.

Однажды от Суссекса прибыл посыльный и сказал, что его господин просит меня удостоить своего верного слугу визитом. Я немедленно отправилась к Суссексу и опечалилась, увидев, как плохо он выглядит. Я взяла его за руку, а граф попытался поцеловать мои пальцы, но я воспротивилась.

— Нет, друг мой, вам нужно беречь силы. Старайтесь дышать ровнее. Королева вам приказывает.

— Миледи, — сказал он, — служба вашему величеству была главной радостью моей жизни.

— Я знаю, — ответила я. — Но ваша служба еще не закончена. Приказываю вам немедленно выздороветь и вернуться ко двору.

Граф слабо покачал головой:

— Увы, ваше величество, мне уже не подняться с этого ложа.

— Вам еще рано умирать.

— Нет, я успел состариться на вашей службе.

— Перестаньте, Томас, — сказала я. — Мы с вами одного возраста, и я не желаю обходиться без вас!

— Смерть слишком близка, ваше величество. Я умираю без сожалений, жаль только, что больше не смогу быть вам полезен. А при дворе пусть блистают другие…

Я грустно покачала головой, поняв, что даже на смертном одре Суссекс говорит о Лестере, которого он всегда считал моим злым гением. Однако, когда после женитьбы Роберта я вознамерилась засадить его в Тауэр, именно Суссекс удержал меня от этого опрометчивого шага. А ведь у него была возможность расквитаться с давним врагом. Суссекс не сделал этого, ибо почитал справедливость превыше всего и желал своей королеве добра.

На глазах у меня выступили слезы.

— Я не могу допустить, чтобы меня покидали лучшие слуги. Я слишком люблю вас, милорд. Я всегда вас любила.

На прощание я сказала, что буду приезжать к нему каждый день до тех пор, пока он не поправится, а думать о нем буду все время.

Но в последние минуты графа меня там не было — с Суссексом находился Хаттон. Он и передал мне последние слова умирающего. Суссекс сказал: «Я ухожу в мир иной, а вас оставляю. Берегитесь Цыгана, он предаст вас всех. Вы не знаете, какой это негодяй».

Под «Цыганом» он, разумеется, имел в виду темноглазого, черноволосого графа Лестера.

Затем Суссекс впал в забытье, а через несколько дней его не стало.

Меня очень развеселило, когда я узнала, что Дороти Девере не пожелала подчиниться воле своих честолюбивых родителей и сбежала с юным Томасом Перро. Юноша и девушка влюбились друг в друга и решили пожениться. Викарий Броксборнской церкви поведал мне эту романтическую историю. К нему явились двое мужчин и потребовали ключи от церкви, на что священник, разумеется, ответил отказом. Тогда незнакомцы удалились, но на душе у викария было неспокойно, и он решил на всякий случай наведаться в церковь. Оказалось, что двери открыли без него и обряд тайного венчания в разгаре.

— Что ж, эта Дороти девушка с характером, — заметила я. — Выйдя замуж за Тома Перро, она сломала все планы отчима!

Меня и моих дам очень рассмешила эта история. Про отца жениха, сэра Джона Перро, поговаривали, что он приходится мне весьма близким родственником. Не знаю, правда ли это, но сэр Джон и в самом деле был удивительно похож на моего отца. По слухам, сэр Джон появился на свет от любовницы короля, некой Мэри Беркли, которую впоследствии выдали замуж за дворянина Томаса Перро. Сэр Джон был мужчиной гигантского телосложения, отличался вспыльчивостью и без конца попадал во всякие скандальные истории. Пока был жив мой отец, он всячески покрывал буяна, покровительствовал ему и мой брат Эдуард, сделавший Джона Перро рыцарем и неоднократно оплачивавший его долги. За сына этого человека и вышла несостоявшаяся невеста шотландского короля.

Могу себе представить, как бесилась Леттис, ведь это она разжигала честолюбивые помыслы Роберта.

Тот год был омрачен многими смертями.

Скоропостижно скончался мой маленький Лягушонок. Я всегда знала, что полководец из него никудышный. Принц был изящным придворным, но не более того. Злой насмешкой казалось имя Геракл, которым этого уродца нарекли при рождении, правда, позднее он стал называть себя Франсуа.

Я скверно обошлась с ним, играла на его тщеславии, делала вид, что влюблена — и все это ради политических интересов. Желание нравиться мужчинам тоже, конечно, играло свою роль.

И вот мой малыш умер — не в бою, на ложе болезни. Он прожил беспутную жизнь, казавшуюся еще более безобразной из-за уродливой внешности. Подружки принца ценили в нем лишь знатность и богатство.

Я надела траур, немного поплакала. Многие из придворных думали, что я прикидываюсь, но мне и в самом деле было жаль Лягушонка.

Вскоре последовала еще одна смерть, потрясшая всю Европу. От руки убийцы пал Вильгельм Оранский.

Это был страшный удар по всему протестантскому миру. Вильгельм Оранский считался одним из наиболее почитаемых вождей реформаторского лагеря. Благородный, благочестивый дворянин, посвятивший всю свою жизнь защите слабых. В юности он был католиком и, находясь при дворе Генриха II Французского, узнал, что Франция и Испания составляют тайный заговор с целью полного истребления протестантов. Грядущая Варфоломеевская ночь была всего лишь одним из этапов этого дьявольского замысла. Когда Вильгельму стало известно, что герцог Альба собирает армию, чтобы отправиться в Голландию и перебить всех так называемых еретиков, а страну отдать под власть инквизиции, Оранский перешел в протестантскую веру и возложил на свои плечи непосильное бремя борьбы с всемогущим Филиппом Испанским. Вильгельм готов был пожертвовать всем, даже собственной жизнью, ради блага и счастья своего народа.

Но силы были слишком неравны. Альба прибыл в Испанию с десятитысячной армией и создал так называемый Совет по делам о мятежах, прозванный в народе Советом мясников. За короткий период времени больше двадцати тысяч ни в чем не повинных горожан были преданы смертной казни.

Принц Оранский бежал в Германию, где попытался собрать армию, с помощью которой хотел освободить свой народ от испанской тирании.

Все были уверены, что у Вильгельма ничего не получится. Испанцы укрепились в Нидерландах, как никогда; страной правила кровавая инквизиция, людей предавали казни лишь за то, что они отказывались соблюдать обряды католической церкви.

А потом произошло чудо, которым голландцы по праву гордятся до сих пор. Многие недовольные были вынуждены покинуть родные места и перебраться на корабли, промышляя нападениями на испанские суда. Этих пиратов прозвали гезами, то есть «морскими нищими». Гезы захватили приморский городок Бриль, укрепили его и объявили, что будут держаться до тех пор, пока им на помощь не придет «отец Вильгельм».

Это был поворотный пункт освободительной войны, ибо испанцы поняли, что одержанная ими победа вовсе не является окончательной. Успех гезов дал возможность Вильгельму вернуться в Голландию. Принца прозвали Молчаливым, потому что он не любил тратить слова попусту. Восставшие провозгласили его правителем страны.

Голландцы доблестно сражались, а на помощь им пришли французские гугеноты, изгнанные из страны после Варфоломеевской ночи. Вильгельм Оранский искал союзников повсюду, именно тогда он впервые и обратился к Англии.

Я очень хотела помочь ему, но отправлять своих подданных на войну, даже ради правого дела, противоречило моим убеждениям. Вот почему я так охотно помогла герцогу Анжуйскому в финансировании его голландской экспедиции. Я не просто избавилась от назойливого жениха, но и оказала поддержку святому делу.