Мне представили детей графини.

Старшая дочь, Пенелопа, явно пошла в мать. Девочке было всего четырнадцать, но она уже вся так и дышала чувственностью. Следующая дочь, Дороти, понравилась мне куда больше. Сыновей звали Роберт и Уолтер.

На Роберта я сразу же обратила внимание. Сначала потому, что испытывала особое чувство к этому имени. Мальчугану было на вид лет восемь, а позднее его мать сказала мне, что в ноябре ему исполнился девять. Мальчик был резв, даже дерзок. Первым делом потрогал пуговицы на моем платье, чтобы проверить, расстегиваются ли они, затем взглянул на меня снизу вверх и озорно улыбнулся. Предложил сходить с ним на псарню, потому что его любимая собака только что родила щенков.

Леттис прикрикнула на мальчика, сказала, что с королевой нужно обращаться почтительно. Тогда Роберт схватил мою ладонь и поцеловал ее на придворный манер, после чего объявил:

— А мне нравятся королевы!

Он сразу же меня покорил. Я вообще люблю детей. Если бы их можно было добывать каким-нибудь более пристойным образом, чем задумано природой, я непременно обзавелась бы потомством…

На старшую девочку я тоже поглядывала с любопытством. Сразу можно было сказать, что из нее вырастет вторая Леттис — ветреная, непредсказуемая. Мне показалось, что девочка подружится с Филиппом Сидни. Они держались друг с другом так, словно были давно и хорошо знакомы.

Некоторое время спустя я завела разговор на эту тему с графом Лестером.

— Как бы ты отнесся к тому, чтобы твой род породнился с семьей Девере? — спросила я.

— Что ж, это был бы неплохой союз. Я понимаю, к чему ты клонишь, но нужно спросить у родителей Филиппа.

— Перестань, Роберт. Ты же знаешь, они ни в чем не станут тебе перечить.

— Да, но Филипп всегда и во всем поступает по-своему.

— Это верно. Немногословные люди — самые опасные. Молчаливость — признак сильной воли. Если бы твой красивый племянник хотел жениться на Пенелопе Девере, он обошелся бы и без нашей помощи.

— Они оба еще слишком юны.

— Девочка — безусловно, но Филипп уже не мальчик. Сколько ему?

— Двадцать. Может быть, двадцать один.

— Хороший возраст для женитьбы. А Пенелопе хоть и четырнадцать, но она уже вполне созрела, не правда ли?

— Я мало что в этом понимаю.

Я шлепнула его по руке:

— Перестань. Все знают, что ты большой знаток по этой части.

— Нет, мое внимание сосредоточено лишь на одном предмете. Прочих женщин я не вижу.

Роберт сказал именно то, что я хотела слышать. Однако подозрения мои не улеглись.

— Я так жалею несчастную леди Эссекс, — мстительно сказала я. — Должно быть, она ужасно страдает без мужа.

— А мне показалось, что она вполне счастлива в кругу семьи.

— Но муж-то все время в отъезде. Женщина вроде леди Эссекс нуждается в постоянном присутствии мужчины. Уолтер Девере уже давно в Ирландии. Надо или вызвать его оттуда, или отправить к нему жену.

— А как же дети?

— Да, детей в Ирландию отправлять не стоит. Может быть, все-таки вернуть графа? Он не добился в Ирландии особых успехов. Мне кажется, что граф Эссекс вообще ни на что путное не годен. Кроме семейной жизни, разумеется. Как тебе кажется, из него получился хороший семьянин?

Я видела, что Роберту этот разговор не нравится. Он подозревал, что я завела беседу о Леттис и ее семейной жизни неспроста.

Однако, как я могла заметить, на леди Эссекс Роберт внимания почти не обращал, предпочитая возиться с ее детьми. Они просто души в нем не чаяли. Да это и неудивительно — Роберт такой мужественный, такой сильный, такой красивый. Все дети обожают лошадей, а Роберт разбирался в них лучше, чем кто-либо другой. Как-то раз я встретила его и маленького Роберта Девере в конюшне. Граф Лестер обучал мальчика верховой езде, тому высокому искусству, который французы называли «манеж». После Варфоломеевской ночи в Англию хлынули потоком превосходные конюшие и конюхи, прежде служившие у знатных гугенотов.

— Однако эти господа такого высокого о себе мнения и требуют такого баснословного жалованья, — рассказывал мальчику Роберт, — что я решил обойтись без них. Обучил ремеслу своих грумов, и теперь они справляются с работой ничуть не хуже, чем французы.

— Еще бы! — воскликнул мальчик. — Филипп говорит, что у тебя получается все, за что ты берешься.

— Филипп слишком добр ко мне.

— А французы все злые! Филипп мне рассказывал, он ведь был в Париже, когда убивали гугенотов. Он жил в доме у нашего посла. Вдруг как зазвонят колокола, как все побегут по улицам. Филипп говорит, что французам теперь никогда не отмыться от позора. И еще он говорит, что религиозные взгляды других людей нужно уважать.

— Филипп — добрый и благородный человек, — с чувством ответил Роберт.

Тут они заметили меня, и Роберт-старший бросился целовать мне руку, а мальчуган оценивающе посмотрел и сказал:

— Когда вырасту, тоже буду твоим шталмейстером.

Я тогда и не догадывалась, какую роль сыграет в моей жизни этот мальчик. Всегда буду помнить его дерзким сорванцом, каким впервые увидела в замке Чартли. Может быть, я полюбила его еще с той встречи. Это просто невероятно, ведь он был сыном ненавистной Леттис!

Впрочем, я забегаю вперед. В ту пору Роберт Девере был всего лишь милым ребенком, самым очаровательным из всех, кого я когда-либо видела в своей жизни.

Должна признать, что графиня Эссекс принимала меня самым достойным образом. Ее заслуга особенно велика, если учесть, что все заботы лежали на ней одной. По вечерам в большом зале устраивали шумные празднества; днем затевались пышные охоты. Кормили в замке изысканными яствами, поили моим любимым элем, а главное — мой чуткий нос вдыхал лишь приятные запахи и ароматы. Графиня распорядилась, чтобы выгребные ямы чистили ежедневно. Мало кто из дворян обращал внимание на подобные вещи, ведь со временем нос привыкает к зловонию и человек просто перестает его замечать. Маленькая Дороти сказала мне, что ее мать велела в отхожие места насыпать семена полыни, ибо она истребляет мух.

— Мама говорит, что ваше величество — самая чистоплотная леди во всем королевстве. Еще она говорит, что у нас в замке ни единой блохе не позволит напиться королевской крови.

Разговаривать с детьми хозяйки было сплошное удовольствие. Они были умны, красивы — должно быть, пошли не в отца, а в мать. Граф Эссекс умом не блистал, я бы даже сказала, что он был просто дурак. Не следовало посылать его в Ирландию. Сесил всегда говорил, что Ирландия — бездонное болото, что никто не сможет справиться с этой провинцией. Посылаешь туда людей, деньги, а результата нет и не будет. Ирландцы вздорны и драчливы, с ними невозможно договориться: если один скажет «да», то все остальные сразу же закричат «нет». Им не нужен добрый мир, им нужна свара. Как только решишь один конфликт, тут же возникает другой.

Я начинала склоняться к мысли, что Сесил прав. Управление Ирландией — дело безнадежное. Именно поэтому я и посылала туда таких людей, как граф Эссекс. Ирландия насквозь пронизана изменой и коварством, а Уолтеру Девере, по крайней мере, можно было доверять. Однако по скудоумию он совершил несколько ужасных ошибок. Как-то раз пригласил к себе на пир местных лордов, а потом в зал ворвались солдаты, лордов арестовали, а их свиту перебили. В оправдание граф Эссекс сообщил мне, что таким образом расправился с недругами короны и преподал остальным ирландцам хороший урок.

После этого кровавого скандала я не могла оставлять его в Ирландии.

Он прибыл в Лондон, преисполненный раскаяния. Что поделаешь, государственный деятель из него был никакой, но зато я могла не сомневаться в его преданности. Представляю, как скучала Леттис в его обществе. Ничего, пусть поскучает. Ведь он ее муж, отец четверых очаровательных детей. — Вам нужно отдохнуть, милорд, — сказала я графу. — Не сомневаюсь, что вы соскучились по вашей прекрасной жене и детям. Я недавно гостила у вас в замке, он мне очень понравился. Надеюсь, в вашем стаде черный теленок не родится.